Алая нить

– Это военный госпиталь в Тремоли, – сказал он. – Нечего пороть чушь, что такого номера нет. Попробуйте еще. – Он полез в карман и достал пачку денег. – Сколько это будет стоить? Двадцать долларов хватит?

Военный госпиталь. Неужели офицер ничего не слышал? Она подумала: надо быть осторожнее.

– Подождите минуточку. Я спрошу. – Она поспешила на поиски начальства. Сама она не станет сообщать дурные новости такому посетителю.

Последние две недели он был занят: встречался с партизанскими отрядами в диких районах Калабрии, потерявших всякую связь с Неаполем. Писем от Анжелы не было, а он послал ей три подряд по армейским каналам, прежде чем отправиться в деревни.

Ни письма, ни весточки от нее – ничего. Гражданских линий связи не существовало, и, естественно, он отправился на военный телефонный пункт. Было десять часов вечера, и все закрыто. Только хмурая англичанка дежурила на АТС. Не следовало кричать на нее. Нужно сохранять спокойствие.

– Добрый вечер, капитан. Чем могу вам помочь?

В глазах этого человека была враждебность. Конечно, она пошла и нажаловалась. Вряд ли он добьется толку и от этого сержанта.

– Мне нужно дозвониться по этому номеру, – сказал он. – Очень важно. Ваша телефонистка сказала, что связи нет. Но телефонная линия восстановлена уже больше недели тому назад. Я знаю, что связь есть. Может, вы попытаетесь?

Сержант произнес без всякого выражения:

– Сэр, с военным госпиталем в Тремоли связи нет. Сегодня утром его разбомбили.

Это была случайность, сказали ему. Немецкий «хенкель» сбился с курса и, удаляясь от места боев в Салерно, сбросил свой груз на Сицилию и угодил в госпиталь. Вскоре после этого он разбился в горах. Это было названо актом жестокости, хотя скорее всего пилот просто не разглядел красный крест на крыше здания. Судя по тому, как летел самолет, летчик был ранен и умирал за штурвалом.

Стивена взяли на борт разведочного самолета. Когда они приземлились, его ждал джип с шофером. Списки погибших еще не составили. Сестер и пациентов продолжали извлекать из-под развалин. Некоторых опознали, других изуродовало до неузнаваемости. Спасательные работы шли полным ходом, организовали временный морг. Шофер рассказал ему все это по дороге к разбомбленному району.

В воздухе висело огромное облако пыли. Все госпитальные строения были разрушены, и над развалинами бушевал огонь, придавая этому зрелищу еще более ужасающий вид. Он вдыхал запах гари. Под ногами хлюпала вода. Он шел среди развалин, ища хоть кого-нибудь, кто мог бы сказать ему, что Анжеле Драммонд удалось спастись.

– Убито восемьдесят процентов, – говорил водитель, – может быть, и больше: еще не всех нашли. Проклятые сволочи, бомбить госпиталь.

– Вообще-то список жертв есть, – крикнул ему офицер, руководящий откапыванием людей. – Там, на складе на Виа-Прессоли. Там принимают убитых для опознания.

Это, собственно, был склад мясных продуктов, где поддерживалась низкая температура. Он вошел, и его чуть не стошнило от холода и от запаха смерти. Медицинский работник протянул напечатанный на машинке список.

– Настоящий хаос, – сообщил он. – Половину погибших невозможно опознать. Сестры, пациенты, итальянки-уборщицы... Боже, капитан, это хуже всех боев, в которых я побывал.

Ее имя не значилось в списке. Он услышал, как санитар проговорил:

– Вот тут у нас личные вещи. Может быть, посмотрите?

Золотые часы в пятнах. В пятнах крови, и циферблат разбит. Стивен Фалькони вынул их из коробочки. Санитар взглянул на него.

– Узнали?

Ответа не было. Санитар вышел, оставив капитана одного. Пусть выплачется.

Глава 2

Утренний сырой туман рассеялся. Разгулялся прекрасный осенний день. Анжела уже забыла, как сияют на солнце яркие алые и золотые краски. Воздух чист и прохладен, после недавнего дождя пахло свежестью. Она так долго дышала пылью пустыни, что успела забыть и это.

Все казалось таким знакомым и в то же время таким необычным. Анжелу охотно подвезли со станции на машине, и теперь осталось пройти последние полмили до поселка недалеко от Хэйвардс-Хит. Вот маленькая школа, где учились они с Джеком до того, как отправились, по выражению отца, в свою «настоящую школу». Сквер с военным мемориалом в центре, у подножия – увядшие цветы. Интересно, подумала она, когда туда впишут и имя ее брата. В память о тех, кто отдал жизнь за короля и отечество в великой войне 1914 – 1918-го.

«Имена их будут жить вечно». Она помнила надпись наизусть. Теперь другие имена, другая война, 1939-го и доколе?

Их дом стоял недалеко от сквера. Старая кирпичная стена восемнадцатого века, с железной калиткой и покатым навесом из красной черепицы. Калитка скрипнула, как всегда. Полированная медная дощечка с именем отца блестела в последних лучах вечернего солнца. Доктор Хью Драммонд, MRCP, LRCP, B.Ch [4] . В палисаднике стоял деревянный указатель, крепко воткнутый в траву. «Прием больных», – было написано на нем черными буквами, и стрелка показывала в соответствующую часть дома. Поймет ли ее отец?

4

МRСР – член Королевской коллегии врачей; LRCP – лиценциат Королевской коллегии врачей; В.Сh – Британское благотворительное общество.

Она позвонила в колокольчик. В прихожей раздался трезвон. Эта реликвия сохранилась со времен ее деда. На двери отцовского кабинета электрический звонок. Она подняла сумку и стала ждать.

Потом услышала быстрые шаги. Представила себе, как мать спешит к двери. Мама-то поймет наверняка. Тут воображение перешло в действительность. Дверь открылась, на пороге стояла мать, раскрыв объятия, позади виднелся отец. У них на лицах пока лишь одно – радость встречи с вернувшейся с войны дочерью.

* * *

– По мы опозорены, ты понимаешь? Покрыты позором, – говорил Хью Драммонд.

Мать плакала. Отец, нацелив на дочь погасшую трубку, как оружие, ходил по комнате мелкими кругами. Лишь после того, как она пробыла дома сутки, ей представилась возможность сказать им. Поначалу подмывало вообще промолчать. Их желание ухаживать за ней осложняло дело. Смерть Джека состарила их. Мать загнала горе внутрь, и оно подтачивало ее энергию и интерес к жизни. Она поседела еще до того, как дочь отплыла за море.

Анжела, устав от долгого путешествия, поднялась поздно. Крошечный ребенок предъявлял свои требования. У отца шел утренний прием пациентов. Доктор явился ко второму завтраку как обычно. Нехватка продуктов и ограниченный рацион не принимались во внимание, стол накрыт как обычно.

– Боже мой, а ты поправилась, Анжела. Это платье тебе мало. Наверное, это итальянская еда. Их ужасные спагетти в лошадиных дозах.

Платье едва сходилось на ней. Ни в одну юбку она не влезала.

– Мама, папа, – заявила Анжела, – я должна вам кое-что сказать. Еда тут ни при чем. Дело в том, что у меня будет ребенок.