Алая сова Инсолье

— Лучше пусть смеются, чем хоронят, — несмотря на чувство неловкости, виноватой я себя не считала. Я ведь не пакость ему сделать хотела, а помочь. И в этом случае перебдеть — оптимальное решение.

— Штаны отдай, спасительница, — меня довольно бесцеремонно сгрузили на кровать в том самом номере гостиницы, откуда я совсем недавно ускользнула, и дернули за означенный предмет одежды. — Спать! А то вправду привяжу.

— Я уже несколько суток только и делаю, что сплю.

— Потому что это самое безопасное состояние, в котором ты вообще способна существовать! Как для тебя самой, так и для окружающих!

Забавный парень. Я не чувствую в его прикосновениях пошлой похотливой липкости. Скорее он злится, беспокоится и… бережет. Так странно, ярится вовсю, шипит, ворчит, полыхает возмущением. И ни одним движением не передает эти чувства телу. Обращается, как с драгоценной поклажей. Еще и ревностно охраняет, порыкивая на каждого, кто приблизится.

Может, и правда поспать? Тем более, что спаситель и не думает на этот раз уходить, оставляя меня. Уселся на пол возле кровати, откинувшись на нее спиной, сопит. Расслабленно. Сам уснул, что ли?

Нет, не уснул. Стоило мне попытаться тихо привстать — вскинулся и забурчал, как потревоженный сторожевой пес:

— Еще одно движение и мне станет плевать, что ты якобы больной человек. Вырублю рукоятью меча по темечку. Тем более, не думаю что это как то навредит, может даже наоборот — от встряски извилины на место встанут.

— Прости. Мне надо в уборную.

Ой… кажется, я сказала что-то не то. Иначе почему он застыл, только ресницами своими мультипликационными моргает. И дышит странно. Здешней святой не положено признаваться в таких низменных потребностях? Она как принцесса — не какает?

Но я-то не святая. И не принцесса. Мне надо. И что делать? Кстати… пока я тут лежала почти без сознания, как с этим делом обходилось? Не помню…

— Ну ладно, и богам может приспичить, — буркнул куда-то в пол мужчина и с тяжелым вздохом поднялся. Ушел, потом опять пришел, поставил с грохотом принесенное, и, что-то ворча под нос, ногой выдвинул из под моей кровати ночной горшок, специально звякнув крышкой.

— Прибор, ширма, развлекайся.

— Выйди, пожалуйста.

— Я уже вышел один раз!

— И все же. Пожалуйста, — я повторила последнее слово настойчивее.

— Хорошо, — согласился тот, но перед выходом зачем-то закрыл ставни на окнах, подперев те чем-то.

Смешной. Зачем мне в окно убегать. Если я захочу — уйду через дверь. Просто я не хочу пока. Спина снова разболелась…

— Служанка потом все уберет, ложись, — он словно дождался, пока я заберусь обратно в постель, влетел в комнату, самолично утрамбовал меня в одеяло и озадаченно застыл над кроватью, явно не зная, что делать дальше.

Он него веяло усталостью. Если бы мы были в моем прежнем мире, я без задней мысли предложила бы спасителю прилечь рядом и отдохнуть. Просто прилечь и отдохнуть, ничего такого. Но здесь подобное скорее всего расценят как откровенное приглашение к разврату. Лучше не пробовать.

— Спи быстрее, — и добавил с ядовитым сарказмом: — Пожалуйста. А то олухи на городской площади совсем обоср… околеют от страха. Там упырь в силовой клетке, а она подтаивает у всех на глазах. Мне надо прийти вовремя, когда бургомистр готов будет заплатить втрое. А не тогда, когда его уже сожрут. Упырь за ужин точно ни монеты не даст, еще и побегать придется, чтобы снова поймать.

— Если я дам слово, что не буду выходить из комнаты, это тебя устроит?

— Ты? Слово? — что смешного я сказала? Почему он решил, что… — Устроит, конечно. Давай.

Никакой логики в словах и действиях. Такой… странный.

Через пять минут скрип ступеней под его сапогами окончательно затих. А я расслабилась в ворохе подушек, тщательно следя, чтобы не перевернуться на больную спину. И стала думать, что делать дальше. И что мы имеем прямо сейчас.

Хрюшу он обещал навестить на обратном пути. И даже передать ему недоеденную лепешку. Еще раз подтвердил, что «в порядке твоя дохлая свинья».

Так вот о чем я. Если он говорит правду, и хрюша — зомби, то это значит, вон те фиолетовые линии внутри кабана, те самые, которые я завязала красивым бантиком в районе желудка, означают смерть. Они просто так хищно шарили за пределами моего друга, пока я их не поймала, что мне не нравилось.

И точно такие же линии есть в самом спасителе. Но он — совершенно точно живее всех живых. И его фиолетовые нити нигде не шарят, завязывать не надо.

Выводы из всего этого получаются многозначительные…

Первое мое предположение было достаточно забавным. Мой знакомый — вампир. Да-да, я не забыла те странные для человека клыки, которые обрисовали мои нити. Но вот жажды крови и боязни солнечных лучей я за ним не замечала. Хотя, это ведь другой мир — откуда мне знать какие тут особенности у вампиров и сколько им этой крови надо. Да и нужна ли вообще.

И потом, он явно не боится разоблачения. Имеет знакомства среди «охотников на нечисть» — так он назвал тех пятерых подозрительных мужиков из переулка. И он их командир. Странно было бы, если бы вампир или какой другой немертвый местного разлива командовал охотниками на себя самого. Или нет? Просто такая хитрость? Как сложно-то.

Здесь без долгого наблюдения не разобраться. Пока я слишком мало знаю. И о парне, и о мире вокруг. Нейронные связи в голове настоящей Имран оживают только когда в спину уже кол вогнали. В крайнем случае и если очень напрячься — когда надо траву сварить для лечения. А отвлеченной информации либо не сохранилось, либо у меня нет к ней доступа.

Вот так за мыслями сама не заметила — заснула. И проснулась только утром. Уже не в трактире. Вообще неизвестно где. Это неизвестно где легонько поскрипывало и пахло свежей соломой.

— Вот, дочкино платье, — бормотал какой-то мужчина совсем рядом. — Меньше нету, разве что детские вещи какие. Хотя на нее может и сойдет…

— Не надо, — голос моего спасителя был привычно-лениво-злым. — Лучше еще пару копченых окороков добавь, не жадничай. И пару мотков веревки. И вот ту хрень.

— Помилуйте, сеньор, это же поминальный хомут на белого мерина! И сбруя для него же!

— А мне все равно. Тебе что сказано было бургомистром? Все, что надо — выдать. Белый мерин, когда твой срок помирать придет, и без хомута мимо ворот не проскачет. А мне свинью прямо сейчас запрягать.