Алая вуаль

Перед глазами предстало снисходительное выражение лица Фредерика.

Смущенное лицо Жан-Люка.

«Нет уж!»

Я отогнала прочь мысли о них обоих и раздвинула сорную траву, чтобы проверить ловушки еще раз.

«Не надо было приманивать лютенов на вино. Глупая была затея…»

Моя мысль внезапно оборвалась, когда я заметила, как среди ячменных колосьев показалась маленькая морщинистая ножка. Я резко замерла, переполненная радостью. Стараясь не дышать, я вгляделась в серовато-коричневое существо, ростом мне по колено. Лютен смотрел на вино огромными темными глазами. Казалось, что все в его внешности было слишком… ну, чересчур. Чересчур большая голова. Чересчур острые зубы. Чересчур длинные пальцы.

Откровенно говоря, существо походило на картофелину.

Лютен на цыпочках стал подбираться к вину и, кажется, не замечал ни меня, ни чего-либо вокруг. Его взгляд был прикован к пыльной бутылке. Причмокивая губами, он нетерпеливо потянулся к вину. Существо забралось в клетку, и она тут же со щелчком захлопнулась, но лютен лишь прижал к себе бутылку и заулыбался. Два ряда острых, точно иглы, зубов поблескивали в лучах солнца.

Миг я смотрела на него как зачарованная.

Не сдержавшись, я тоже заулыбалась. Я подошла к лютену и чуть наклонила голову. Он был совсем не таким, каким я себе его представляла, – и вовсе не мерзким. У него были пухлые щечки и круглые коленки. Когда фермер прибежал к нам вчера, он кричал о каких-то рогах и когтях.

Лютен перевел взгляд на меня, и его улыбка померкла.

– Привет.

Я медленно опустилась и положила руки на колени, чтобы лютен мог их видеть.

– Прости, пожалуйста, за ловушку. – Я указала на расписную клетку. – Фермер, который возделывает это поле, попросил перевезти тебя и твою семью. У тебя есть имя?

Лютен смотрел на меня немигающим взглядом, и жар прилил к моим щекам. Я оглянулась через плечо: нет ли позади шассеров. Наверняка сейчас я выглядела ужасно нелепо – и они заклевали бы меня до смерти, если бы увидели, как я болтаю с лютеном, – но мне показалось неправильным поймать беднягу в клетку и даже не поговорить с ним.

– Меня зовут Селия, – сказала я, чувствуя себя все глупее и глупее.

В книгах ничего не говорилось о том, как гоблины общаются между собой, но как-то же они должны это делать. Я показала на себя и повторила:

– Селия. Се-ли-я.

Лютен молчал. Это он или она?

Так. Я расправила плечи и подняла клетку за ручку. Я вела себя смехотворно. Нужно было проверить остальные ловушки. Но сначала…

– Откупорь пробку, – неохотно проворчала я, – и откроешь бутылку. Надеюсь, тебе нравится бузина.

– Ты что, с лютеном разговариваешь?

Покраснев, я выпустила из рук клетку и резко обернулась.

– Жан! – пискнула я тонким голосом. – Я… я не слышала, как ты подошел.

– Очевидно.

Жан-Люк стоял в зарослях, где еще недавно пряталась я. Глядя на мое виноватое лицо, он вздохнул и скрестил руки на груди.

– Селия, что ты делаешь?

– Ничего.

– И почему я тебе не верю?

– Хороший вопрос. Так почему же ты мне не вери…

Внезапно лютен схватил меня за руку, и я резко замолчала на полуслове. Вскрикнув, я отскочила и упала. Нет, не потому, что лютен схватил меня когтями, а потому, что услышала его голос. Как только он дотронулся до меня, в голове у меня зазвучал странный даже не голос – отголосок: «Larmes Comme Etoiles» [2] .

2

Слезы как звезды (фр.).

Жан-Люк тут же бросился ко мне и выхватил балисарду.

– Стой! Не надо! – Я закрыла собой лютена в клетке. – Да стой ты! Он ничего мне не сделал! Он не желает мне зла!

– Селия, – раздраженно начал Жан-Люк, – а вдруг он бешеный…

– Это твой Фредерик бешеный! Лучше маши своим ножом перед ним. – Я обернулась к лютену и нежно улыбнулась ему. – Прошу прощения, что ты сказал?

Я шикнула на Жан-Люка, когда лютен протянул ко мне ручку и подозвал к себе.

– Ой. – Я с трудом сглотнула, не особо желая брать гоблина за руку. – Ах да, хорошо…

Жан-Люк сжал мне локоть:

– Надеюсь, ты не собираешься касаться этого существа. Мало ли что оно трогало этой рукой!

Лютен нетерпеливо замахал мне – и, пока не успела передумать, я чуть дотронулась до его пальцев. Кожа на них была огрубевшая и грязная. Словно корни дерева.

«Меня зовут Larmes Comme Etoiles», – повторил он, и голос его звучал как ирреальная трель.

Невольно я охнула:

– Звездные Слезинки?

Лютен коротко кивнул и снова схватил вино. Он злобно взглянул на Жан-Люка, который фыркнул и попытался оттянуть меня назад. Чувствуя, как голова у меня шла кругом, я упала в объятия Жана.

– Слышал? – выдохнула я. – Он сказал, что его зовут…

– У них нет имен. – Жан-Люк обнял меня покрепче и пристально посмотрел мне в глаза. – Лютены не умеют говорить, Селия.

Я прищурилась:

– То есть я солгала. Так ты думаешь, да?

Жан вдохнул – всегда-то он вздыхает, – нежно поцеловал меня в лоб, и я чуть оттаяла. От него приятно пахло крахмалом, дубленой кожей и льняным маслом, которым он всегда полировал балисарду. Такой знакомый аромат. Такой успокаивающий.

– Я думаю, что у тебя доброе сердце.

Я знала, что он подразумевал это как комплимент. Я надеялась на это.

– Я считаю, что твои клетки прекрасны, а лютены любят бузину. – Жан-Люк посмотрел на меня с улыбкой. – А еще я думаю, что нам пора идти. Уже темнеет.

– Идти? – растерянно спросила я и перевела взгляд на холм. Я почувствовала, как под моей ладонью напряглись его мышцы. – А как же другие лютены? В книге говорилось, что в норах могут жить по двадцать гоблинов. Наверняка фермер хочет, чтобы мы забрали их всех.

Я нахмурилась. А ведь голосов шассеров уже давно не было слышно. На ферме все стихло. Лишь петух иногда кукарекал.

– А где?.. – Внутри у меня все сжалось от стыда. – А где все, Жан?

Он не смотрел на меня.

– Я отправил их.

– И куда же?

– В Ля-Форе-де-Ю.

Жан-Люк откашлялся и выпустил меня из объятий. Он убрал балисарду в ножны и улыбнулся, подняв клетку. Спустя мгновение он протянул мне руку:

– Готова?

Я посмотрела на его руку, и на меня накатила тошнота. Жан отправил бы охотников в лес только по одной причине.

– Они уже… поймали других лютенов, да?

Жан молчал, и я подняла на него взгляд. Он смотрел на меня настороженно и внимательно, словно я треснутое стекло, готовое разбиться вдребезги от малейшего прикосновения. Возможно, так и было. Я уже не могла сосчитать, сколько трещин на моей «стеклянной» коже и какая из них станет для меня последней. Может быть, как раз эта.

– Жан? – повторила я.

Еще один тяжелый вздох.

– Да, – наконец признался он. – Они уже их поймали.

– Но как?