Алая зима

Она не хотела так делать. Так получилось. Она не была всегда занята, но родители появлялись, когда ее расписание было плотным. И она всегда говорила себе, что в следующий раз выделит время, попросит Ишиду освободить ей целый день, чтобы она пообщалась с родителями. Но этого не произошло, а теперь было поздно.

Слезы стекали по щекам в волосы. Она не понимала раньше, как одинока. Ее мать умерла, отец не собирался прощать ее за боль матери. Ее лучшая подруга умерла. В постоянных переездах и тревоге, что она ранит кого-то еще, она больше ни с кем не дружила так, как с Ханой.

Вытерев слезы, она села и вытащила шкатулку. Порывшись в содержимом, она разозлилась, отодвигая каждый ненужный камень, перо или цветок. Каждый предмет был связан с важным воспоминанием, но каждый оказался связан с камигакари. У нее должно быть хоть одно важное воспоминание, что не было о храме, что-то, что она делала вне этой паутины лжи.

Но ничего не было. Она так старалась быть послушной камигакари.

У нее осталось два месяца, но у нее не сохранилось впечатлений ни о чем, кроме долга. Отчаяние сжало ее горло. Что это? Такой была ее жизнь? И она оборвется через пару коротких недель?

Она зажмурилась и впилась в края шкатулки. Даже если она могла избежать участи, что тогда? Смогла бы она это сделать? Смогла бы отвернуться от долга? Она вызвалась сама, и если она бросит все накануне церемонии, это будет ужасным позором. Аматэрасу нуждалась в теле. Если Эми не станет носителем Аматэрасу, ками придется начинать все заново с другой камигакари, отложить церемонию еще на десять лет. И другая девочка нечаянно пожертвует собой.

Эми повернулась к алтарю в углу. Из дерева был вырезан идеальный миниатюрный храм с белыми вазами по бокам и блюдцами для подношений. В центре маленькое зеркало представляло шинтай, передающий силу Аматэрасу во время молитвы.

Эми любила Аматэрасу, самую добрую Аматсуками, с детства. Она была рада объединиться с духом ками, даже если бы потеряла от этого часть себя. Была ли ее судьба настолько иной? Если она потеряет разум и душу, это будет похоже на смерть, а не объединение. А риск смерти был с самого начала. Теперь смерть грозила ей в любом случае.

Но она выбрала этот путь. Аматэрасу нуждалась в ней. Ками была нужна миру. Аматсуками ветра отсутствовала сто лет, сто лет прошли без равновесия, и из-за этого ситуация все ухудшалась.

Она вызвалась, но ей соврали о ее судьбе. Она сделала свою жизнь такой, но ей никогда не говорили, что она не выживет. Это было ее долгом, а они соврали.

Резко встав, она выронила шкатулку, содержимое высыпалось на пол. Она не могла сидеть. Не могла стоять смирно. Она сжимала и разжимала ладони. Вздохнув, она взяла из шкафа тяжелую хаори и вышла за дверь. Свет лился из ее комнаты в коридор, закрытый ночью деревянными панелями. Остальная часть дома была во мраке, никто не проснется до рассвета. Поспешив к входу, она обулась и открыла дверь.

С неба падал занавес крупных снежинок. Газон был покрыт нетронутым слоем снега, который шел уже давно. Небо светлело, рассвет был близко, но ночь еще не отступила.

Сбросив сандалии, она склонилась к полке у двери и вытащила туфли, что носила в школе, она оставила их тут вчера на случай плохой погоды. Обув туфли, она спустилась по ступенькам, снег прилипал к ее подошве.

Через пару шагов она застыла. Ей нужно было двигаться, прогнать бурю эмоций, чтобы думать ясно. Но она не хотела идти в храм.

Она все равно пошла в ту сторону, подумывая о визите в кладовую, но вместо этого ноги повернули на север. Мимо дома, тропу, укрытую снегом, определяли только деревья по краям. Конюшня. Свежий воздух, пространство. Это лучше, чем затхлый склад.

Ускорившись, она пошла к заснеженному лесу. Снег создавал достаточно света, чтобы видеть даже темные тени под деревьями. Она шла среди кружащихся снежинок в тишине и словно вошла в другой мир. Дом за ней пропал, она видела лишь деревья неподалеку, их ветки были покрыты снегом, как торт глазурью. И хотя снег успокаивал, она не могла прогнать эмоции, которые заставляли ее ноги двигаться.

Деревьев становилось все меньше, а потом они пропали, появилась поляна. Темные силуэты лошадей виднелись на снегу. Она открыла калитку и прошла к ближайшему коню – черному с одной белой задней ногой. Он насторожил уши, и она, не зная толком, подумала, что это мерин.

– Привет, - пропела она и протянула осторожно руку. Он позволил погладить мягкий нос, его ноздри раздувались, вбирая ее запах. Она улыбнулась и приблизилась. – А ты красавец, да?

До того, как ее отметила ками, она любила лошадей и хотела ходить на уроки езды верхом летом. Коней использовали на некоторых церемониях и фестивалях, потому они и были в храме Шираюри. Но когда она получила метку, езда верхом оказалась в первых строках списка занятий, что были слишком опасны для нее. Камигакари не должна была рисковать сломать шею.

– Они забрали все, - прошептала она, стряхивая снег с гривы коня и приглаживая ее. – Они забрали у меня все из-за обещания, которое было их ложью. Как они могли? Как можно быть такими жестокими?

Она прижалась лбом к теплой шее коня. Они обманули ее. Жертва была частью роли камигакари. Может, они скрывали правду не для того, чтобы предать ее, а чтобы ей было проще… или они думали, что такая правда отпугнет желающих.

Она судорожно выдохнула. Сделанного не воротишь. Она была отмечена, она не могла ничего поделать с солнцестоянием. Это была ее судьба, ее будущее, ее долг. Не этого она ожидала, не к этому стремилась, но конец уже был определен. У нее не было выбора.

Сжав дрожащие губы, она боролась с волнами эмоций, терзающих ее сердце.

Отчаяние, смирение, страх боролись с пылающим гневом из-за предательства тех, кто послал ее по этому пути.

Конь потерся носом о ее плечо, словно успокаивал ее. Она подняла голову и посмотрела в его темные глаза. Она так много отдала из-за их лжи. Она уже жертвовала много раз, а вскоре пожертвует в последний.

Она замерла, глядя на лошадь. Волны отчаяния и смирения угасли. Может, у нее получится хоть что-то сделать для себя. Немного эгоизма ведь можно?

За минуту она нашла укрытые снегом поводья, висящие на ограде, и прикрепила к упряжи коня. Он спокойно подошел к прямоугольному тюку сена и ждал, пока она заберется на него. Стоя на сене с поводьями в руках, она замешкалась, сердце колотилось. Земля уже была ужасно далеко, а спина коня была еще выше. Она была одна, никто не знал, где она. Было ли это хорошей идеей?

Это не было связано с камигакари, этого хотела она для себя, только и всего. И если она этого не сделает сейчас, она больше не получит шанс.