Альбинос (сборник)

– Далеко собрался?

Помедлив, я вернулся к ним.

– Осмотреться хотел.

Молодой все еще чувствовал себя не в своей тарелке, топтался на одном месте и смахивал рукавом испарину со лба, а усач выглядел спокойным и даже каким-то расслабленным.

– Ты стой лучше здесь, у окна, и не шастай никуда, – посоветовал он.

Пожав плечами, я вернулся к витражу и прижался лбом к стеклу.

После жалких поселков Пустоши, после ее лачуг, отстроенных на развалинах из обломков, город Гильдии впечатлял. Солнце скатилось за горизонт, теплый вечер близился к концу. Внизу стояли каменные и деревянные дома, между ними протянулись чистые, мощенные тесаным камнем улицы, по которым ходили люди. На площадь к зданию Управы иногда выезжали открытые машины – на таких обычно раскатывают по Пустоши богатые торговцы или старшины кланов. Никто никуда не спешил, никто никого не грабил и не убивал, внизу текла спокойная размеренная жизнь.

Хотелось спать. Я потер ладонями лицо, разглядывая непривычно близкий, круто загнутый горизонт. Низко над ним ползли облака. Хотя над Ульем их не было совсем – наверное, идущий от него поток теплого воздуха рассеивал тучи.

В небе появились две авиетки, промчались низко над крышами. Одна заложила крутой вираж и ушла за горизонт, то есть за обрыв висящей в воздухе, перевернутой вверх тормашками горы. Вторая опустилась на посадочную полосу и порулила к ангару.

Как все-таки держится в воздухе эта громада? О чем там толковала Эви?.. Гравитационная аномалия? Что еще за аномалия такая, откуда она взялась? И почему нигде больше в Пустоши нет ничего подобного? Или есть, просто я об этом не слышал?

На краю Улья возле швартовочных мачт замерли дирижабли – будто огромные тупоносые рыбы, повисшие в тускнеющей небесной синеве. На хвосте одного вращался винт, из загнутой вниз трубы под днищем гондолы валил белый дым.

«Голос! – мысленно позвал я. – Голос, слышишь?»

Мигнул свет, в голове загудело, подкосились ноги. Я схватился за подоконник, боясь свалиться на пол, но все тут же опять стало как прежде – система не включилась.

– Э! – окликнул седоусый. – Что с тобой?

Скрипнула дверь. Я обернулся – из зала выглянул подтянутый молодой небоход с большим пистолетом в кобуре. Он сделал знак караульным и скрылся за дверью.

– Заходи, – велел седой, хмыкнув в усы. – Большие шишки будут с тобой разговоры разговаривать.

Молодой кинул на него неодобрительный взгляд и раскрыл дверь пошире. Я вошел в зал. Парень с пистолетом, присев на табурет возле двери, прикрыл ее за мной.

Высокий каменный потолок украшал барельеф – летящие большим кругом авиетки и дирижабль в центре.

Посреди зала стоял длинный стол, за ним сидели трое незнакомых людей. Нарядно одетый чернявый молодой мужчина с бородкой и длинными волосами явно нервничал, ерзал на стуле и крутил головой. Рядом с ним, откинувшись на спинку, сидел крепкий немолодой мужик с пышными седыми бакенбардами, похожий на зажиточного лавочника. Лицо обветренное, морщинистое, волосы кучерявые и тоже седые. Третий – высокий и тощий, с узким, каким-то сухим лицом, орлиным носом и холодными светлыми глазами. На рукаве его синего кителя были три серебристые полоски. Он крутил в руках незажженную трубку, при виде которой мне мучительно захотелось курить.

На другом конце стола одиноко сидел Егор Разин. Под стеной вытянулась в струну Эви – плечи расправлены, руки по швам. А за спиной Разина была неприметная дверь с глазком, и когда я переступил через порог, он потемнел – кто-то приник к нему с другой стороны.

Слева вместо стены было большое окно, сквозь него открывалась панорама вечернего города.

Четверо мужчин уставились на меня, а Эви почему-то потупила взгляд.

Я подошел к столу. За глазком в двери снова мелькнула тень. Кажется, никто, кроме меня, не заметил этого.

– Твое имя? – сухо произнес тощий с серебристыми полосками на рукаве.

Тон его мне совсем не понравился. Я взял приставленный к столу стул, крутанул на одной ножке и, усевшись верхом, спросил:

– А твое?

Тощий крепче сжал трубку и постучал ею о ладонь. Нарядно одетый мужчина беспокойно зашевелился, покосившись на Разина, а третий, с седыми бакенбардами, усмехнулся.

– Не дерзи им, доставщик, – спокойно сказал Разин. – Перед тобой совет Гильдии, а вопрос тебе задал техник-интендант Ягор. Это – Владис, управитель Улья, а это – командор Брага, командующий воздушным флотом.

Я пожал плечами и ответил Ягору:

– Меня зовут Альб, и я доставщик. Хотя теперь уже нет.

– Почему же? – улыбаясь, спросил командор Брага и указательными пальцами пригладил свои бакенбарды.

– Машина утонула, когда мы ехали к авиетке, – пояснил я.

– Не мог бы ты снять куртку?

– Зачем? – удивился я.

Он подался вперед, не прекращая добродушно улыбаться.

– Скажем, просто затем, что я тебя попросил.

Я скинул куртку, бросил на стол рядом с изящным графином и подносом со стаканами.

– А теперь встань со стула.

Отставив стул, я поднялся.

– И будь добр, закатай левый рукав.

Услышав это, я посмотрел на Эви – и сообразил наконец, почему у нее смущенный вид, понял, почему она так ни разу не взглянула на меня с того момента, как я вошел сюда.

– Ну ты и гнида, – сказал я. Цыганка вспыхнула, но промолчала, лишь закусила губу.

А Брага кивнул кому-то за моей спиной:

– Давай, капитан.

Раздались быстрые шаги. Я и дернуться не успел, как в правое ухо ткнулся холодный ствол пистолета. Сильная рука обхватила за шею, голос сзади произнес:

– Двинешься – получишь пулю в башку.

Я замер. Покосился на Разина – тот напряженно наблюдал за происходящим. Похоже, он не совсем понимал, что происходит.

Эви шагнула ко мне, словно хотела помочь, но Ягор метнул в нее холодный взгляд, и она отшатнулась обратно к стене.

Управитель Владис снова заерзал, выбил пальцами дробь по столешнице, схватив кувшин, сделал несколько глотков из горлышка.

– Так я повторю свою пока еще просьбу, – продолжал командор Брага. – Покажи нам левую руку.

Чувствуя холод ствола, прижатого к ушной раковине, я медленно закатал рукав.

– Теперь подними ее, – приказал капитан сзади. – И потом не шевелись.

Когда я сделал это, захват на шее ослаб, но ствол никуда не делся. Капитан ощупал руку от локтя до запястья, похлопал по ней и присвистнул.

– Что там? – спросил Ягор, постукивая трубкой о ладонь.

– На руке утолщение, вроде труба на нее надета. А здесь… – Он снова ощупал мое запястье. – Как ствол у пистоля. Узкий, твердый.