Алчущие и жаждущие

– Вы по публикаціи? Это ко мн, сказала она.

* * *

Въ конц корридора, въ маленькой комнат, передъ столикомъ съ двумя бутылками пива, сидитъ пожилой господинъ съ гладко-выбритымъ лицомъ, по которому въ немъ сразу можно узнать актера. По крошечному пространству между столикомъ и дверью прохаживается молодой человкъ, съ папироской въ рук.

– Помилуйте, на выходныя роли, сорокъ рублей жалованья, – говоритъ онъ, нервно затягиваясь окуркомъ. – Разв я для этого сюда халъ? Я въ провинціи получалъ семьдесятъ пять рублей, такъ вдь тамъ дешевизна. Тамъ жизнь ничего не стоитъ: за три рубля въ недлю я имлъ комнату съ обдомъ. А тутъ трехъ рублей на день не хватаетъ. Или, напримръ, прачка принесла счетъ въ два съ полтиной: по четвертаку за крахмальную сорочку деретъ. А я сорочку долженъ каждый день мнять, у меня амплуа такое…

– Врешь, ты на вторыя роли, – произнесъ пожилой актеръ.

– Такъ что-жъ, что на вторыя? все-таки я любовникъ, – возразилъ молодой человкъ.

– Любовникъ, да не первый. Второму любовнику сорочка на два дня полагается.

– Нтъ, Афанасій Ивановичъ, я такъ не могу. Я актеръ съ гардеробомъ. У меня фракъ постоянный, собственный. У меня четыре перемны «фантази», да еще постороннихъ брюкъ дв пары. Съ такимъ гардеробомъ нельзя идти на сорокъ рублей. Мн обзаведенье чего стоило,

– Обзаводила-то тебя купчиха Дарья Викуловна.

– И пускай такъ, а все-таки я обзаведенье-то сохранилъ. А вотъ вамъ, Афанасій Ивановичъ, енотовую шубу въ бенефисъ поднесли, а позвольте узнать, гд она у васъ? У трактирщика Василія Ермолаевича на плечахъ, вотъ гд.

– Ну, и что-жъ такое? Мн иначе нельзя было: я тогда кончалъ. Еслибъ я не кончилъ тогда, мн бы и въ Петербургъ не попасть: на полустанке застрялъ-бы. А какъ я тамъ кончилъ, такъ теперь хоть до Рождества могу работать.

– Да гд работать-то? Много вы сыскали работы? Въ двухъ театрахъ отказъ получили.

– Опоздалъ. Кончалъ очень долго, оттого и опоздалъ. Комплекты заполнены, а иначе я теперь ужъ гремлъ-бы. Ты пойми: я комикъ-резонеръ. Это столбовое амплуа, не то что второй любовникъ.

– Комикъ вы, точно.

– Да, душа моя. Жаль мн тебя, пропадешь ты тутъ въ Петербург. Одно разв выручитъ: рожица у тебя смазливая.

Молодой человкъ швырнулъ въ уголъ окурокъ, наклонился къ маленькому зеркальцу и посмотрлся.

– Кажется, не совсмъ уродъ, – произнесъ онъ довольнымъ тономъ. – Да знаете, Афанасій Ивановичъ, женщины здсь не т, какъ у насъ въ провинціи. Подозрительны очень. И на актеровъ тутъ ужъ очень насмотрлись, ни во что ставятъ.

Афанасій Ивановичъ презрительно надулъ щеки.

– Набаловали васъ купчихи-то. Ишь, любовники! Съ гардеробами здятъ, словно опереточныя актриски, – проворчалъ онъ. А у меня, вотъ, рубашка вторую недлю на тл. Такъ вдь у меня амплуа серьезное. Ты думаешь, я мста не найду? Врешь, сейчасъ найду. На гастроли въ клубы пойду. А не то народные театры. Ихъ, говорятъ, съ десятокъ будетъ. Съ руками оторвутъ. Садись, Миша, пей. Я еще спрошу. Я по числу театровъ спрошу. Сколько театровъ, столько бутылочекъ.

Молодой человкъ прислъ и съ удовольствіемъ выпилъ стаканъ.

– Ахъ, Афанасій Ивановичъ, но сколько же этой бдноты голодной по Петербургу рыщетъ, страсть! – заговорилъ онъ, раскуривая новую папироску. – Вдь вотъ хоть бы тутъ, въ этомъ дом: сверху до низу все набито алчущими и жаждущими. Въ каждомъ номер голодный ротъ торчитъ, проживаетъ послднюю копйку, и все думаетъ: вотъ-вотъ найду что-нибудь, устроюсь какъ-нибудь. И кого, кого только нтъ! Рядомъ со мною, на чердак, отставной полковникъ живетъ, старый, едва ноги волочитъ, а притащился въ Петербургъ, говоритъ: хочу какое-нибудь дло найти себ. Тутъ, черезъ комнату отъ васъ, второй мсяцъ старушка проживаетъ съ четырьмя взрослыми дочерьми: дома, говоритъ, ничего не заработаешь, такъ я въ Петербургъ пріхала, тутъ дочки занятіе найдутъ, которая по урокамъ будетъ бгать, которая по письменной или конторской части. Публиковала ихъ всхъ, да никто не спрашиваетъ. А что всякаго театральнаго бабья тутъ набилось, страсть! Иная и въ театр-то еще никогда не была, а на сцену думаетъ поступить. Сегодня двухъ выпроваживали на улицу: заплатить нечмъ, и на обратную дорогу нтъ. Чмъ только вс они покончатъ, одному Господу Богу извстно.

Комикъ-резонеръ налилъ два стакана. – А ты пе, – предложилъ онъ. – Умствованіе-то свое спрячь въ карманъ. Сказано: не пецитеся объ утреви…