Алеф
Шрифт:
Я не успеваю договорить, потому что двери приоткрываются вновь. Я вижу правду и ложь, ритуальные танцы у статуи богини, моряков в бушующем море и влюбленных на пляже, смотрящих в то же самое море, ласковое и безмятежное. Двери все продолжают открываться, эти двери в глазах Хиляль, и там наконец я вижу себя, и мне кажется, будто мы знаем друг друга очень-очень давно...
– Что с вами? – спрашивает она.
– Алеф...
Из этих женских глаз, сквозь приоткрытые двери, вот-вот готовы прорваться слезы. Кто-то назвал однажды слезы кровью души, и теперь я понимаю, что это так, потому что я шагнул в туннель, ведущий в прошлое, и она ждет меня там, сжав руки в мольбе, словно повторяя самую
– Довольно! – кричу я.
Хиляль закрывает глаза.
Мы снова в вагоне поезда, который несется по Сибири к Тихому океану. Я чувствую себя еще более опустошенным, чем прежде, и хотя отчетливо понимаю, что произошло, не в состоянии это объяснить.
Хиляль обнимает меня. Я прижимаю ее к себе и глажу ее волосы.
– Я знала, – говорит девушка. – Знала, что мы встречались прежде. Я поняла это, когда впервые увидела вашу фотографию. И что мы обязательно должны где-то встретиться и в этой жизни. Друзья мне говорили, что я спятила, что тысячи людей на земле наверняка говорят так о тысячах других людей. Я даже была готова с ними согласиться, но жизнь... жизнь привела тебя ко мне. Ты ведь пришел за мной, правда?
Я постепенно прихожу в себя. Я понимаю, о чем говорит Хиляль: много веков назад я прошел в одну из тех дверей, что только что открылись мне в ее глазах. Хиляль была там, и не только она. Я осторожно интересуюсь, что она видела.
– Все. Вряд ли я когда-нибудь смогу об этом рассказать, но в то мгновение, когда я прикрыла глаза, мне было так хорошо, спокойно, совсем как... дома.
Хиляль не знает, о чем говорит. Пока не знает. А я знаю. Я беру ее сумки и направляюсь обратно в вагон.
– Сейчас у меня просто нет сил ни думать, ни разговаривать. Посидите пока у нас, почитайте что-нибудь, дайте мне немного отдохнуть и прийти в себя. Если вас станут отсылать обратно, скажите, это я попросил, чтобы вы остались.
Хиляль послушно идет за мной. Добравшись до своего купе, я прямо в одежде падаю на кровать и тут же проваливаюсь в глубокий сон.
Кто-то стучит в мою дверь.
– Через десять минут прибываем.
Открыв глаза, я обнаруживаю, что за окном темно. Уже перевалило за полночь. Я проспал целый день и теперь уже не засну.
– Вагон отцепят, и он будет стоять на запасном пути, так что берите с собой только самое необходимое на два дня, – продолжает тот же голос, который меня разбудил.
Я поднимаю жалюзи. Впереди мелькают вокзальные огни, поезд замедляет ход, мы действительно прибываем на станцию. Умывшись, я на скорую руку собираю вещи. Постепенно ко мне возвращаются воспоминания о пережитом в это утро.
Выйдя из купе, я обнаруживаю, что все стоят в коридоре за исключением Хиляль, которая продолжает сидеть на том же месте, где я ее оставил. Она не улыбается мне, как обычно, и тут же протягивает листок бумаги.
– Яо дал мне разрешение.
Яо шепчет мне на ухо:
– Вы читали «Дао Дэ Цзин»?
Разумеется, читал, как практически все люди моего поколения.
– Тогда вам должно быть знакомо изречение: «Отдавая энергию, ты никогда не состаришься».
Он едва заметно кивает в сторону девушки. Я нахожу его замечание бестактным.
– Если вы намекаете...
– Ни на что я не намекаю. Если вы неверно меня поняли, то лишь оттого, что это понимание сидит в вас самих. Я имел в виду, коли вы не поняли слова Лао-цзы: делясь с окружающим миром своими чувствами, ты будешь вознагражден. Насколько я
понимаю, она как раз тот человек, который способен вам помочь.Неужели Хиляль ему обо всем рассказала? Или Яо случайно видел нас там, в тамбуре? И неужели он понял, что тогда случилось?
– Вы верите в существование духовного мира? В параллельную вселенную, где пространство и время всегда пребывают в настоящем? – спрашиваю я.
Слышится скрип тормозов. Яо кивает, и я вижу, как он тщательно взвешивает слова, прежде чем ответить:
– Я не верю в Бога в общепринятом понимании. Зато я верю во множество вещей, которых вы себе даже не представляете. Если завтра вечером у вас найдется свободное время, мы могли бы прогуляться и побеседовать.
Поезд останавливается. Хиляль наконец встает и подходит к нам. Яо улыбается и сердечно ее обнимает. Мы надеваем куртки и ровно в час четыре минуты ступаем на землю Екатеринбурга.
ИПАТЬЕВСКИЙ ДОМ
Вездесущая Хиляль куда-то запропастилась. Я думал найти ее в лобби гостиницы, но девушки там не оказалось. Несмотря на то что я проспал почти весь предыдущий день, в первую ночь «на твердой земле» мне тоже удалось поспать. Я звоню Яо, и мы отправляемся на прогулку по городу. Это как раз то, что мне сейчас нужно: ходить, ходить и ходить, дышать свежим воздухом, смотреть на город, в котором никогда не был, и наслаждаться мыслью, что в этот момент он мой.
По пути Яо сообщает мне факты, видимо, позаимствованные им из путеводителя, – Екатеринбург третий по величине город России, его окрестности богаты полезными ископаемыми, и все в таком роде – но я слушаю вполуха. Наконец мы останавливаемся у величавого православного собора.
– Это Храм-на-Крови, его построили на месте дома Николая Ипатьева. Давайте зайдем.
Я соглашаюсь, тем более что на улице холодно. Внутри располагается небольшой музей, экспонаты снабжены табличками на русском языке.
Яо смотрит на меня так, словно я должен о чем-то догадаться.
– Вы ничего не чувствуете?
Ровным счетом ничего. Мой спутник выглядит разочарованным:
– То есть у вас, человека, который верит в параллельные миры и в то, что настоящее вечно, это место не вызывает никаких эмоций?
На это я мог бы ответить, что именно потому я и оказался в России после разговора с Ж., в котором мы говорили о моей неспособности соотноситься с духовным миром. Хотя теперь это, по сути, не совсем так. С тех пор как покинул Лондон, я стал другим человеком, я чувствую покой и радость оттого, что предпринял это путешествие – чтобы вернуть себе свое царство и свою душу. На долю секунды в моей памяти всплывает эпизод в тамбуре и глаза Хиляль, но я спешу прогнать непрошенное воспоминание.
– Если я ничего не чувствую, это вовсе не значит, что я вообще не в состоянии что-то чувствовать. Возможно, моя энергия направлена на нечто иное. Мы с вами находимся в недавно построенном храме. И что же здесь произошло?
– В Ипатьевском доме закончила свои дни Российская империя. В ночь с 16-го на 17 июля 1918 года в этих стенах был расстрелян последний русский царь Николай Второй вместе со всей семьей, доктором и тремя слугами. Первым убили царя, несколькими выстрелами, в голову и грудь. Последними погибли великие княжны Анастасия, Татьяна, Ольга и Мария, их добивали штыками. Рассказывают, что их призраки появляются в этом месте, они как будто ищут здесь свои драгоценности. Когда Борис Ельцин был первым лицом в Екатеринбурге, по его приказу дом Ипатьева был снесен. Зато потом, став президентом, он приказал построить на этом месте храм, чтобы упокоить души убитых и чтобы Россия могла вернуть себе прежнее величие.