Алекс, или Девушки любят негодяев

Через некоторое время в дверь позвонили. Мужчина напрягся, вынул из кармана спецовки пистолет и осторожно подошел к глазку. На площадке стояли двое в белых халатах. Мужчина открыл дверь, проговорил что-то по-армянски и рукой показал, куда идти. Двое пришедших внесли в комнату носилки, уложили на них Мэри, укрыли простыней.

— Больше ничего? — спросил один, и «мастер» покачал головой:

— Все, что надо, я взял. Уходим.

Они вышли из квартиры, аккуратно закрыв дверь ключами Мэри, которые нашлись в сумке, покинули подъезд и у самой машины «Скорой помощи» столкнулись с пожилой женщиной. Та взглянула на носилки и ахнула:

— Ой, что ж это с Машенькой?

— Обморок, головой ударилась, — буркнул один из «носильщиков», закрывая двери машины.

— А Рита в курсе? — не отставала женщина, и тогда «мастер», обернувшись по сторонам, взял ее под руку и повел к подъезду:

— Женщина, вы бы лишнего не болтали. У девушки серьезное заболевание, возможно, что-то особо заразное.

Тетка шарахнулась, как от черта, перекрестилась и забормотала что-то. «Мастер» удовлетворенно улыбнулся и сел на переднее сиденье машины.

— Поехали, Вазген, пока еще кто не прилип.

* * *

Алекс опоздал всего на десять минут. Именно на те десять минут, что разговаривал по телефону с Марго, сидя в машине, припаркованной во втором въезде во двор. Если бы он въезжал как обычно, в ближний, то как раз заблокировал бы своей машиной выезд для «Скорой», но заговорился и проскочил чуть дальше. Он все еще не очень хорошо себя чувствовал, но жизнь заставляла шевелиться, не обращая внимания на головокружение и слабость. Он был настроен решительно. Сейчас войдет, воспользовавшись дубликатом ключа, в квартиру, сгребет гонористую дурочку за шиворот и увезет к себе. А там пусть говорит и делает все, что хочет — он и слушать не станет.

Замок не поддавался, Алекс хорошо помнил, что раньше проблем не было. Наконец дверь открылась, и Алекс сразу прошел в кухню — там обычно проводила время Мэри в компании сигареты и чашки кофе. Но сегодня ее любимое место пустовало, пепельница стояла возле раковины, кофейная чашка — в шкафчике.

— Странно, — пробормотал Алекс. — Куда убежала?

Он прошелся по квартире — пусто, чисто убрано, такое ощущение, что Мэри здесь не было. И вдруг его взгляд упал на валявшуюся прямо на полу в коридоре черную кожаную сумку-мешок. Содержимое — косметичка, кошелек, потрепанный блокнот в светлой обложке, какая-то маленькая книжечка — все было разбросано.

— Та-ак… — протянул Алекс, присаживаясь на корточки и рассматривая лежащие перед ним вещи. — Похоже, девушка наша никуда не ушла — куда она без сумки… Ну-ка… — Он вывернул наизнанку сумку и увидел расстегнутый внутренний кармашек, в котором Мэри постоянно носила с собой паспорта. — Все понятно.

Он забормотал ругательства и вынул мобильный:

— Джеф? Это я. Плохо дело. Ее нет дома. Нет паспортов. Деньги в кошельке, кошелек на полу. Да. Да. Я тоже так думаю. Ну, что ж — судьба. Спасибо тебе.

Алекс убрал мобильник в карман и зажмурился. Память зачем-то подсунула эпизод — Цюрих, поздний вечер, они в каминной комнате — он и Мэри. Мэри сидит в глубоком кресле, кутаясь в плед, в руках сигарета и бокал вина. Сам он — за роялем, играет Шопена и спиной чувствует ее взгляд. Она молчит, но в этом молчании столько откровенности и столько звуков… Почему тогда они ничего не сделали, чтобы быть вместе? Сейчас ему не пришлось бы так мучительно думать о том, где она и у кого. Почему нельзя вернуться в прошлое и все исправить? Почему нельзя предотвратить многие ужасные вещи там, в прошлом, — чтобы они не мешали в будущем? Почему все так несправедливо? Или, наоборот, справедливо? И Мэри права в том, что они оба платят за свои ошибки? Как знать…

Он поднялся и прошел в комнату Марго, даже не понимая, зачем идет туда, что хочет найти. На комоде среди баночек, бутылочек, кисточек, коих у Марго было множество, он увидел сложенный вчетверо листок. Развернув его, Алекс понял, зачем зашел. Это был рисунок — карандашный набросок — Мэри и Марго, лица в три четверти. Улыбнувшись, он сунул его во внутренний карман пальто и пошел к выходу.

* * *

Она слышала сквозь одуряющий сон мужские голоса, пыталась различить склонявшиеся над ней лица, но не узнавала никого. Обрывки разговоров… Мэри пыталась сложить их в логическую цепочку, но и это не получалось.

— …больна… в тяжелом состоянии… везем к мужу… да, такая молодая… будет рад увидеть…

О ком, о чем говорили незнакомые люди, она не понимала, чувствовала только иглу, входившую в вену несколько раз в день — или ночью. После укола все путалось еще сильнее, страшно болела голова, и все время хотелось пить.

Все прекратилось однажды рано утром. Мэри открыла глаза и поняла, что лежит на кровати в большой комнате, руки ее крепко прикручены к кованой спинке, из одежды — только почти символические стринги и длинная футболка — причем не ее, а какая-то мужская. Интерьер смутно напоминал что-то, но что, Мэри припомнить не могла. Все тело ныло от неудобной позы и странных судорог, то и дело пробегавших от кончиков пальцев до головы. Болезненное ощущение вызывало даже моргание — как будто в веках изнутри вместо кожи оказались тонкие иглы.

— Черт… — простонала она, извиваясь. — Где я, в конце концов?!

Дверь открылась, появился невысокий худощавый парень с темными вьющимися волосами. Мэри вглядывалась в его лицо, но никак не могла сфокусировать взгляд. Парень с порога глянул на нее и тут же вышел, даже не закрыв дверь. Еще через несколько минут раздались шаги, и в комнату вошел… Костя. Мэри замерла, боясь пошевелиться, и только гулко бухающее в груди сердце выдавало ее страх.

Костя молча сел на край кровати, поднял руку, и Мэри сжалась, ожидая удара. Но он только погладил ее по щеке и, глядя в лицо печальными влажными глазами, проговорил сиплым голосом:

— Ну что, девочка моя? Вот ты и дома…

Мэри было расслабилась, как тут же получила по второй щеке такую оглушительную оплеуху, что из глаз потекли слезы.

— Я слишком долго тебя искал. Ты заплатишь мне за каждый седой волос, Мария.

Он действительно поседел почти наполовину, его прежде смоляно-черная шевелюра теперь казалась припорошенной снегом.

— Как ты могла? Зачем? Чего тебе не хватало? Разве я не любил тебя, разве не давал все, чего только можно пожелать? — Костя старался говорить спокойно, но Мэри чувствовала, с каким трудом дается ему это видимое спокойствие, как тяжело ему сдерживать бешеный темперамент и страшную обиду. — Молчишь?

— Мне нечего сказать. Ты прекрасно знаешь, что я не любила тебя. Наверное, честнее было уйти сразу, но я надеялась, что со временем… и не смогла.

— Ты могла уйти просто так, без скандала, без шумихи, без своей поганой книги!

— Н-да? И ты дал бы мне уйти, Костя? — Мэри тоже изо всех сил старалась не провоцировать его и не выводить из терпения. На что способен в гневе ее муж, она хорошо знала.

— Ты могла спросить!

— Костя, не обманывай себя. Ты забрал у меня паспорт через месяц после свадьбы, ты лишил меня возможности заниматься любимым делом, ты… да что теперь-то!