Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Я подумал, что это лучшее, что я мог бы сделать: взялся за первый же пустой насос, как держался за ремень начальника полиции и, пройдя сквозь 70-градусную завесу, оказался на большой улице. Пожарные, в самом деле, были в работе. Они забрались на чердаки домов, наиболее близких к пожару, и с помощью топоров, багров, левой руки в рукавице снимали кровлю. Они все же опоздали; в доме на углу переулка из чердачных окон начал выходить дым; затем среди дыма стали заметны метания огня. Пожарные не замедлили движения вперед и, как солдаты, которые атакуют врага, они атаковали огонь. Эти люди действительно вызывали восхищение.

Их работа не была инстинктивным увлечением, работой наших пожарных, когда каждый сражается со стихией разрушения, полагаясь на свой разум, изыскивает источники защиты, изобретает средства победы; нет, это было повиновение пассивное, полное, абсолютное. Их шеф кричал им: «Бросайтесь в огонь!» Они бросались с той же бесстрастностью, хотя знали, что там смерть, верная и бесполезная. Однако это было мужество, а такое - всегда добрый спектакль, когда проявляют мужество. Быть может, я был один, способный его оценить; три-четыре тысячи зрителей, таких как я, было там, но без малейшего признака интереса к большому бедствию или симпатии к этому большому мужеству. Во Франции были бы крики ужаса, одобрения, угроз, возгласы «браво», аплодисменты, завывания. Тут же ничего: хмурое молчание; не тишина горестного изумления, а тишина индифферентности. И тогда замечание начальника полиции поразило меня глубиной: «Русскому народу для этого не хватает братства». Сколько же революций нужно народу, чтобы он пришел туда, где находимся мы? Я был больше удручен такой индифферентностью, чем пожаром. Пошел проститься с Mуaнe, который в одном из углов делал наброски сцены. Сел на дрожки и велел доставить меня в Петровский парк.

Я нашел лошадей с экипажем и Кормушку (кучера) на месте и поджидающей меня очаровательную мою хозяйку. Что касается Нарышкина, он тоже ждал и уехал в клуб в пароконном экипаже. Галантный хозяин, он оставил нам свой четырехконный экипаж.

Решили, что я осмотрю Девичий монастырь. Я попросил позволения сменить одежду и прочистить щеткой свои прокаленные волосы. Десять минут мне были согласованы. Возможно, подумают, что мое рвение - посетить монастырь - было вызвано пышным названием, которое его украшает. Ничуть. Я знал, что этимология была обманчивой, и что название Девичий пришло к нему через искажение фамилии его первой монахини, которую звали Елена Девичкина. Другое влекло к этому монастырю, дважды знаменитому, дважды историческому; то, что среди множества знаменитых могил он хранит могилы Софьи Алексеевны и Евдокии Федоровны, о которых я рассказал трагическую историю. В остальном, кроме воспоминаний, что он пробуждает, этот монастырь достоин быть увиденным, как один из красивейших и богатейших, один из самых живописных в окрестностях Москвы.

Он датирован 1524 годом и построен великим князем Василием Ивановичем в ознаменование проезда знаменитой Смоленской богоматери [иконы], объявленного в его правление; доставленная, она была препровождена с процессией по другую сторону Лужнецкой заставы и, прежде чем пересечь реку, сделала прощальную остановку в Москве. На месте святой остановки и был построен монастырь. В нем восемь церквей, и расположен он на Москве-реке.

После похвалы, которую я огласил Муане по поводу красоты монастыря, мы вернулись туда на следующий день и, несмотря на слабый энтузиазм к русским сооружениям моего компаньона, он нашел, благодаря своим глазам, что надо, и исполнил великолепный рисунок.

Посетив Новодевичий монастырь, я попросил везти нас назад через Кремль. Хотел увидеть в разгаре дня места, которые произвели на меня такое сильное впечатление ночью. Самая великая, самая страшная, быть может, страница нашей истории написана там.

Это там у императора, как у второго Христа, выступил кровавый пот. В момент, когда его мечта только что осуществилась, когда, постучав в ворота Индии с Юга, он стучит в них отсюда, с Севера, когда, после Смоленского и Московского сражений, он оказывается в Кремле, то есть во дворцах старых московских царей, и садится на трон Владимира I, Софьи Палеолог и Петра Великого, неожиданно раздается жуткий крик:

– Горим!

Он приближается к окну, откуда взгляд может охватить весь город. В 20-ти различных местах разом полыхал огонь.

– Мы только что увидели, - сказал император, вступая в Москву, - что русские собираются делать; если они отказываются от переговоров, то нужно будет, как следует, вести нашу партию; теперь зимние квартиры нам обеспечены. Мы дадим миру этот единственный спектакль мирно зимующей армии среди вражеских народов. Французская армия в Москве станет кораблем во льдах. Весной - оттепель и победа!

И вот корабль взят не льдами, а огнем.

Наполеон думал, что его гений провидел все: кровавые битвы, суровую зиму, даже мысли. Получил Москву, за тобой 200 тысяч человек; находишься над всеми катастрофами.

Он провидел все за исключением одного.

Огонь!

Император, опершись о край окна, задумчивый, более чем задумчивый - сумрачный, смотрел на зловещий пожар.

«Сципион» - сказал Полибий, глядя на горящий Карфаген с тоскливым предчувствием судьбы, каковую может обрести и Рим, в свою очередь.

– Вот, ведь, как они делают войну!
– Вскричал, наконец, Наполеон, выходя из оцепенения.
– Цивилизация Санкт-Петербурга нас обманула; это всегда скифы.

Затем он отдал приказ о действиях против огня, как он командовал в борьбе с врагом. Только он больше не имел дела с людьми; это – стихия, и речь шла о том, чтобы с ней сразиться. Титан встретил силу природы, более мощную, чем его собственная.

Герцог Тревизский, его армейский корпус пойдут против пожара и погасят его. Но ветер пришел на помощь огню. Так Блюхер пришел на помощь Веллингтону. Нужно отстраниться от гигантского пожара!

Пламя вдруг удваивает силу и меняет цвет; деревянные нижние этажи с многочисленными магазинами содержат запасы водки, масла и винного спирта. Река пылающей лавы выходит из этого кратера, устремляется вперед, разливается, атакует снизу еще нетронутые дома, которые вспыхивают целиком. Наши труженики отступают, преследуемые пламенем. Пожар не имеет больше направления, границ. Он ревет, кипит; сотня отдельных кратеров соединяется в один. Теперь Москва - лишь океан огня, истерзанный бурей.

Наполеон вновь закрыл окно и бросился на канапе; его сердце разбил вид подобного спектакля; но стекла лопаются, искры залетают во дворец, окна дышат огнем. Нужно покидать дворец. Нужно бежать.

Бежать! Незнакомое слово.

Наполеон остается.

Огонь охватил конюшни дворца. Вспыхнувшая солома падает во двор арсенала. Там ящики нашей артиллерии. Там - опасность. У Наполеона есть предлог, чтобы уйти из Кремля; оставаясь, он пойдет предотвращать взрыв. Он спускается во двор арсенала. Не для того, чтобы бежать, чтобы сражаться. Пушкари видят его и окружают; половина из них теряет голову и бросает бороться с огнем; хотят вывести наружу. Генерал Ла Рибуассьер, от имени Франции - коленом на земле - приказывает ему смириться и уйти. Принц Эжен, маршалы Лефебр и Бессьер умоляют его ретироваться.

Он приказал принцу Нешательскому и Гурго подняться на самую высокую площадку дворца; ближе всего колокольня Ивана. Они повинуются; сила ветра, разреженность воздуха создают бурю, способную их унести; они впиваются в парапет площадки, крича:

– Огонь окружает Кремль! Спасайте императора!

– Определите проход, месье де Мортмар, - говорит побежденный Наполеон, - и уходите.

И он добавляет совсем тихо:

– Хотя лучше, может быть, желать здесь умереть.