Александр I. Сфинкс на троне

Пусть сомневается кто хочет; по нашему мнению, приведенное свидетельство более чем красноречиво… На Венском конгрессе в душе Елисаветы разыгрывалась новая драма. Детали ее от нас пока скрыты. Из дневника Чарторижского выступают, однако, признаки того душевного переживания, которое побудило в конце концов Елисавету написать 1 февраля 1815 г. из Вены письмо, полное безнадежной тоски, письмо, напечатанное вел. кн. Николаем Михайловичем в «Историческом Вестнике».

Мы видим здесь намек на бывший в 1807 г. роман с Охотниковым, закончившийся столь трагически: «несчастия одной неверности потрясли некоторые самые деликатные принципы». Неверность отражалась как на психологии Елисаветы, так и на кн. Адаме. В дневнике ярко выступают эти душевные переживания. «Я от сердца простил», — записывает Чарторижский, человек, сам искушенный во многих романтических приключениях.

В Вене между обоими происходит примирение, может быть как гласила общественная сплетня, возобновился и роман. [52] Но душевное равновесие тем не менее не наступило. Очевидно, сплетни дошли и до Александра, быть может, и содействовавшего в свое время роману кн. Адама со своей женой.

По крайней мере, дневник говорит о визите императора к тетке автора, к той, которая «сплетничает». Дневник говорит также о разговоре с самим Александром и добавляет: «поднимаю материи о ней».

52

Для тогдашних нравов любопытно, что в роли сводни выступает Нарышкин, муж возлюбленной Александра, быть может, таким путем мстящий своему властелину.

Из того же источника мы знаем о какой-то попытке со стороны Александра к примирению. Очевидно, по соображениям общественного такта, так как отношения между супругами в это время явно холодные.

Эту холодность, переходящую в прямую враждебность, отмечает в своем дневнике ст. секретарь Вилламов еще в 1807 г. В 1810 г. со слов Марии Феодоровны он обвиняет Елисавету даже в грубости обращения с Александром. На Венском конгрессе об этой грубости, о пренебрежении уже со стороны Александра свидетельствуют многочисленные полицейские наблюдения. [53]

53

Гр. Эделинг говорит об изменении отношений между супругами еще в 1812 году: «В дни страшного бедствия пролился в сердце их луч взаимного счастья. Елисавета, убедившись, что он несчастен, сделалась к нему нежна и предупредительна»-. Возможно, что у такого отзывчивого человека, каким была Елис. Алек., была попытка примирения и поддержки моральной мужа.

Так или иначе, но как раз в момент, когда кн. Адам отмечает, что «чувства искренние, глубокие, которые захватывают всю душу и насквозь пронизывают… только принадлежали и принадлежат ей…, он говорит и пишет Елисавете «о необходимости брака» для него. Очевидно, необходимость подчиниться светской условности, отсюда коллизия с личными чувствами и вызвала то полное безнадежной тоски письмо ее к неизвестной, которое помечено датой 1 февраля 1815 г. Через несколько кн. Адам женился на княжне Сапеге…

У Александра был большой талант привлекать к себе сердца, даже разбитые им самим. Проходят годы. С годами происходит примирение супругов. С какой удивительной нежностью пишет Елисавета о смерти Александра своей матери: «Матап, notre ange est au ciel et moi je vegete encore sur la terre… Maman ne m'abandonnez pas, car je suis absolument seule dans ce monde de douleur». [54]

Нам нет необходимости проникать в тайники женского сердца, чтобы разрешить психологическую проблему любви. Это не входит в нашу задачу. Нет ничего удивительного, что Александр, уже уставший от треволнений своей беспокойной жизни, вернулся к своей нежной подруге ранних лет; вернулся тогда, когда обнаружилась новая неверность Нарышкиной, вызвавшая императорскую немилость к фаворитке и отсылку в Рим кн. Гагарина, который осмелился быть «соперником своего Августейшего властелина»; [55] вернулся, когда, наконец, после смерти любимой дочери Александра от Нарышкиной или той, которую он считал своей, порвались последние связи с неверной возлюбленной (в измене Александр не сомневался). Для нас во всех этих романтических перипетиях, в сущности, важно только то, что великий актер, каким был в жизни Александр, сошел со сцены, по крайней мере в глазах жены, в том же ангельском ореоле, в каком он пребывал в дни молодости, в дни чувствительных излияний, нежных слов и возвышенных чувств.

54

«Мама, наш ангел на небе, а я еще прозябаю на земле… Не покидайте меня, мама, я совершенно одинока в этом мире страданий».

55

Из письма Лебцельтерна Меттерниху 1822 г.

Обрисовка отношений Александра к женщинам, имеющая значение для его личной характеристики, требовала бы рассмотрения и его отношений к любимой сестре Екатерине Павловне. В этих доверительных отношениях была доля нежных чувств, выходящих уже за сферу родственной привязанности. Как по-иному рассматривать те нежные письма, которые писал Александр своей сестре? Что означают, например, такие строки: «Helas! je ne sais profiter de mes anciens droits (il s'agit de vos pieds, entendez vous) d'appliquer les plus tendres baisers dans votre chambre a coucher a Twer». [56]

56

«Увы, я не могу воспользоваться своим старым правом осыпать ваши ножки самыми нежными поцелуями в вашей спальне в Твери».

К сожалению, при опубликовании Николаем Михайловичем переписки брата и сестры, эта переписка подверглась со стороны, как говорят, Николая II строгой цензуре. Переписка дана читателям с большими купюрами. Многое для определения семейных отношений уничтожено еще императором Николаем I. Может быть, истории и не удастся, таким образом, приподнять завесу, скрывающую до сих пор от нас детали деятельности, развивавшейся вообще около тверского салона Екатерины Павловны. Пока, во всяком случае, еще преждевременно строить здесь какие-либо предположения.

2. БЫЛ ЛИ АЛЕКСАНДР I КАТОЛИКОМ [57]

«Историческая загадка», разъяснению которой посвящена книга о. Пирлинга, переведенная ныне на русский язык («Не умер ли католиком Александр I». Изд. «Современные Проблемы». М., 1914), в сущности очень не нова. Еще в 1848 г. в журнале «Constitutionale Romano» появились сведения о том, что Александр I умер католиком. Это предание уже более подробно было развито в 1852 г. наперсником папы Григория XVI, Гаетано Морони, в церковно-историческом словаре. Предание основывалось на сообщении самого папы, слышавшего в свою очередь его от своего предшественника Льва XII, который входил в сношения с Александром I по поводу обращения его в католичество и соединения церквей. В 1860 г. тот же вопрос подвергся рассмотрению в журнале «Le Correspondant» (эту статью о. Пирлинг, приведший всю библиографию, почему-то не называет). Статья эта (Tendances catholiques de la societe russe) была выпущена отдельной брошюрой и попала в руки Д.Н. Свербеева, выступившего в 1870 г. в «Русском Архиве» (№ 10) с опровержением. В 70-х гг. был опубликован еще ряд данных или вернее рассказов, дополнявших предание из других источников. Объединяя этот, уже опубликованный, материал и дополняя его новыми сообщениями, известный историк сношений России с Папским Престолом о. Пирлинг выступил 13 лет назад в парижском журнале «Le Correspondant» (февраль, 1901 г.) со статьей: «L’Empereur Alexandre I est-il mort catholique?»

57

Напечатано в «Голосе Минувшего».

 Суть дела заключается в том, что Александр I в конце 1825 г. отправил в Рим ген. Мишо с миссией религиозного характера. Мишо, по преданию, открыл Льву XII, что русский император желает отказаться от православия и осуществить идею соединения церквей: будто бы Мишо от имени императора признал папу главой церкви. Предание основано не только на показаниях римской курии, но и на свидетельствах близких ген. Мишо лиц: дочери известного дипломата де Местра, брата ген. Мишо и др. Ген. Мишо после смерти Александра I послал подробное донесение о своей миссии и намерениях покойного императора Николаю I, который уничтожил это донесение. Лица, близкие Мишо, которым генерал открыл свою тайну, видели, однако, эту копию.

Таковы главнейшие данные для решения «загадки». За отсутствием документов приходится лишь строить предположения. Когда во французской печати появилась статья о. Пирлинга, о ней в «Русской Старине» (апрель 1901 г.) писал В.А. Бильбасов, указывавший, что нет основания отрицать всецело это «иноземное предание», как склонна была националистическая историография, именовавшая указанные сведения «историческим подлогом» и «заведомою ложью». Мнение Бильбасова сводилось к тому, что Александр умер членом православной церкви — «это истина факта», но имел в последнее время склонность к католицизму — «это будет истина чувствования». Так разрешал Бильбасов загадку.

В1913 г. статья Пирлинга вышла отдельно в расширенном виде и сразу выдержала два издания: очевидно, это старое сенсационное открытие было принято за новое, и католическому сердцу лестно было сопричислить императора всероссийского к лону католической церкви. Новое издание и переведено на русский язык. [58]

 Для решения загадки автор не отыскал новых данных. Им использованы лишь новейшие работы, посвященные Александру I, для выяснения вопроса, насколько Александр I был расположен к принятию католичества. В сущности, это единственный вопрос, который и мог бы представить интерес, дополняя или разъясняя некоторые черты личной характеристики Александра I.

58

Кстати, о самом издании в русском переводе книги Пирлинга. Издательству «Современные Проблемы» предоставлено автором «исключительное право перевода». Эта привилегия оказалась для автора весьма невыгодной. Перевод и самое издание, несмотря на привлекательную внешность, из ряда вон выходящие по своей небрежности. Не говоря уже о бесчисленных корректорских погрешностях (напр., вместо «генерал» — «гендаль», Италийский — Кралинский и т. д.), которые можно объяснить спешностью издания или невниманием типографии (хотя какая же спешность при издании небольшой брошюры в 140 стр. маленького формата), трудно уже бывает разобрать, кто виноват, переводчик или издатель, когда Гаетано Морони именуется Гастоно Мозани, «Подражание Иисусу Христу» — подражанием «Эрнсту», Юнг Штиллинг — то Джон Стилинг, то Дженг Шиллинг, г-жа Гюйон — то Гюно, то Гюпон. Недогадливость или небрежность переводчика удивительная. Пирлинг, естественно, переводил русские материалы на французский язык. Переводчики вторично переводили на русский язык, делая здесь свои изумительные ошибки. Не проще ли было заглянуть в русский оригинал, на который делается у Пирлинга точная ссылка. В данном случае книга была доступная: переписка Александра I с его сестрой Екатериной. Не доказывает ли это, что литературная конвенция сама по себе отнюдь не гарантирует хорошего качества переводов.