Александр I

Некоторые люди, близкие Александру, заметили его депрессию в 1825 году. За год до смерти он перенес личную трагедию и увидел, как страдают его подданные. Летом 1824 года София, его незаконнорожденная дочь от любовницы Марии Нарышкиной, умерла от чахотки в возрасте восемнадцати лет. Тогда же Александр был глубоко потрясен великим наводнением в Санкт-Петербурге в ноябре 1824 года, унесшим тысячи жизней. В день отъезда из Санкт-Петербурга он встретился с массой народа у монастыря Александра Невского. Проходила служба по усопшим, и Александр был глубоко тронут. Он всегда посещал службу перед тем, как отправиться в долгую поездку, принимая религиозные церемонии очень близко к сердцу, так что его реакция не была столь необычной. Настроение Александра поднялось в Крыму; казалось, у него улучшились отношения с женой, и ему доставляли удовольствие частые экскурсии, драматичный пейзаж.

Дальнейшие споры поднялись вокруг смерти Александра из-за несовпадающих сведений о его болезни и необычных процедур после смерти. Имелись разногласия между сведениями очевидцев развития его болезни. Это, однако, может быть объяснено не только неполнотой воспоминаний спутников Александра, но также и природой болезни. Она перемежалась частичным выздоровлением и новыми приступами лихорадки и тошноты. И еще: доктор Тарасов позже заявил, что не подписывал заключения о вскрытии, а это наводит на мысль, что он отказался присоединиться к заговорщикам. Его подписи действительно не было в заключении. Дальнейшие подозрения вызвал тот факт, что прошел слишком долгий срок в тридцать шесть часов между смертью Александра и вскрытием трупа, то есть, в принципе, было достаточно времени, чтобы подменить труп, этому же способствовали смятение и неразбериха после неожиданной смерти. Гроб не был выставлен в Санкт-Петербурге для прощания с усопшим. Роберт Ли, который слышал о смерти Александра от Виля, на самом деле видел тело Александра, выставленное для прощания в Таганроге, но не видел его лица, так как ему сказали, что лицо было закрыто потому, что «уже совершенно изменилось и сильно почернело» ^[243] . Предположительно поэтому труп не был представлен на всеобщее обозрение. Правда, когда значительно позже гробница была открыта, она оказалась пустой, и есть легенда, что тело было секретно унесено из гробницы в 1866 году и предано земле на кладбище Александра-Невской лавры.

243

Ibid., p. 40.

Несмотря на загадку пустой гробницы, очевидцы утверждают, что Александр действительно умер в Таганроге. Заключение вскрытия неясно, но нельзя с уверенностью утверждать, что оно было подделано и что мертвое тело в гробу и вскрытый труп не принадлежали одному и тому же человеку. И, кроме того, нет доказательств, что Кузьмич был Александром. Его хорошие знания событий 1812 года только наводят на мысль, что он просто присутствовал при кампании или знал кого-то, кто участвовал в ней. Действительно, Кузьмич часто восхвалял Кутузова, чего никогда не делал Александр, потому что это напоминало ему все его ошибки в кампании 1805–1807 годов и причиняло боль. Кузьмич также вспоминал о вступлении в Париж во главе войск бок о бок с Меттернихом, чего просто не могло быть. Также трудно поверить, что Александр, имевший несколько серьезных проблем со здоровьем, мог дожить до восьмидесяти шести лет (Кузьмич умер в 1864 году). Тот факт, что Александр умер очень далеко от Санкт-Петербурга при довольно неожиданных обстоятельствах и что болезнь поразила его очень быстро, вероятно, являлся основой для этих слухов ^[244] .

244

K. V. Kudriashov, Aleksandr pervyi i taina Fedora Koz’micha,Peterburg (sic), 1923,reprinted.Moscow, 1990, p. 29.

Александр и декабристы

После смерти Александра I настало время фактического междуцарствия. Так как у Александра не было сыновей, а дочь умерла, его брат Константин оказался главным претендентом на престол. Но еще в 1819 году он говорил с Александром о том, что отказывается от своих прав на трон ради морганатического брака с польской женщиной не королевской крови. В 1823 году Александр официально принял это отречение, подготовив манифест, который передавал право наследования его младшему брату Николаю. Хотя самого Николая поставили в известность об этом решении, манифест был сохранен в секрете. Запечатанные копии этого документа, помеченные словами «Открыть только после моей смерти», были переданы на хранение в Успенский собор в Москве, с ведома Сената и Государственного Совета в Санкт-Петербурге. Неуверенный в преданности гвардейских полков и сознающий потенциальную угрозу со стороны польских сил Константина (Константин управлял Польшей), Николай сначала не решился принять трон и принес присягу Константину 9 декабря, вместе с гвардией и государственными служащими. Только после публичного отречения Константина от трона Николай твердо решил принять власть, и 24 декабря гвардейским частям было приказано принести присягу вторично, теперь уже Николаю. В этой обстановке члены тайной организации, известной в истории как Северное общество, решили поднять в Петербурге восстание 26 декабря (отсюда — «декабристы»), формально в пользу Константина (который заслужил почему-то репутацию либерала) и потребовать введения конституции. Распространенная легенда гласит, что гвардейские солдаты весело восклицали слово «Конституция!», считая, что это имя жены Константина. Около 3000 человек под командованием тридцати офицеров пришли на Сенатскую площадь, но, сумбурно управляемые и сбитые с толку, они не представляли действительной опасности, а большая часть гвардии вообще осталась верной своему государю. «Бунтовщиков» в конце концов с легкостью разогнали, когда артиллерия открыла огонь (было примерно подсчитано, что потери составляли 70–80 человек). За этим неудачным выступлением следовало восстание на Юге, поднятое Южным обществом вместе с Обществом объединенных славян, но оно было с легкостью подавлено царскими отрядами, и к середине января с ним было покончено.

Почти через месяц после смерти Александра разгорелись новые восстания, причем, определенно, они являлись протестом против его наследника, Николая I. Понятно, что эти восстания очень потрясли Николая и его окружение (его мать все время повторяла в день восстания в Санкт-Петербурге: «Господи, что скажет Европа?») ^[245] . Николая убеждали, что революция была частью деятельности европейских заговорщиков, что эти низкие идеи распространяются из Западной Европы, особенно из Франции, которая традиционно представлялась рассадником революций. В этом Николай уверился в ходе работы Следственной комиссии, которая занималась участниками обоих выступлений; так: например, декабрист А. Н. Муравьев признался Комиссии, сказав, что приобрел свои «ненормальные либеральные идеи во время пребывания за границей» ^[246] . Николай проявил огромный интерес к работе Комиссии и до конца своего правления хранил копии отчетов на своем столе, что напоминало ему об угрозе революции. Восстание декабристов, однако, имело важное значение не только потому, что оказало влияние на Николая и его политику, но и потому, что явилось результатом проблем и неудач царствования Александра. Правление, которое, казалось, обещало далеко идущие внутренние реформы и во время которого Россия стала господствующей континентальной державой, закончилось с уходом части образованной элиты русского общества.

245

Mikhail Zetlin, The Decembrists,translated by George Panin, New York, 1958, p. 179.

246

Marc Raeff, The Decembrist Movement,Englewood Cliffs, New Jersey, 1966, p. 50.

Казалось, Александр имел много общего с офицерами, которые вели свои подразделения на восстание 1825 года (мы знаем немного о мотивах простых солдат, которые шли за своими офицерами). Большая часть лидеров Северного и Южного обществ были выходцами из привилегированных аристократических семей и получили замечательное образование с западным уклоном. Они знали иностранные языки и были знакомы с работами виднейших европейских деятелей того времени; библиотека Павла Пестеля, лидера Южного общества, содержала книги Руссо, Гельвеция, Гольбаха, Дидро, Кондильяка, Вольтера, мадам де Сталь, Беккариа и Бентама. Как и Александр, многие декабристы были в восторге от завоеваний Французской революции, также не имея никакого революционного опыта (декабристы, находясь в ссылке в Чите, пели «Марсельезу»). Многие из них участвовали в кампаниях против Наполеона и вошли в Париж вместе с Александром в 1814 году. Многие также остались во Франции (между 1814 и 1818 годами там находилось 30 000 русских солдат и офицеров, и подсчитано, что примерно треть декабристов были офицерами), или, как и сам царь, путешествовали по другим странам. Они интересовались конституционными установлениями в разных странах, исповедовали гуманистические взгляды и проникались отвращением к крепостничеству. Некоторые из них были не менее религиозны, чем сам Александр (например, декабрист Михаил Орлов был членом Русского Библейского общества, а Михаил Сергеевич Лунин обратился к римскому католицизму).

Общие взгляды Александра и многих декабристов послужили причиной того, что царю так и не удалось провести решительную акцию против этих тайных обществ, несмотря на информированность об их существовании. В самом деле, казалось, он даже разделял взгляды раннего тайного Союза Благоденствия. Ознакомившись с содержанием конституции Союза, так называемой «Зеленой книгой», которая была основана на конституциях немецкого патриотического тайного общества Тугендбунд, Александр отметил, что правила конституции «замечательны», но предупредил, что слишком многие тайные общества начали с чисто филантропических целей, а затем повели заговорщическую деятельность против государства ^[247] . По словам Константина после смерти Александра, царь часто разговаривал с ним о Союзе Благоденствия и в 1822 или 1823 году дал ему почитать устав этого союза. За кажущимся преобладанием чисто филантропических задач Союз Благосостояния на самом деле ставил целью создание конституции для России, но Александр не знал его точных планов. Не позднее 1821 года (после потрясений дома и за границей в 1820 году), получив рапорт о деятельности тайных обществ от Васильчикова, генерал-губернатора Санкт-Петербурга и командующего императорской гвардией, Александр сказал: «Ты, который служил мне с самого начала моего правления, точно знаешь, что я разделял и одобрял эти иллюзии и ошибки!» ^[248] . Историк Цетлин писал, что Александр «являлся первым декабристом — старшим братом тех людей, которые позже так сильно ненавидели его» и что «всю жизнь, даже с трудом двигаясь в темном лабиринте мистических поисков, в душе он оставался их единомышленником». Но Александр не настолько симпатизировал будущим декабристам, чтобы игнорировать их деятельность, и одобрил предложение Васильчикова учредить небольшую секретную полицию для наблюдения за ними в Санкт-Петербурге и его окрестностях.

247

Zetlin, op. cit., p. 139.

248

Ibid., p. 130.

Сходство между Александром и декабристами на самом деле было поверхностным. Александр умер в возрасте сорока семи лет, а декабристы представляли, с некоторыми исключениями, более молодое поколение (средний возраст их — между двадцатью и тридцатью годами, причем сорок процентов были моложе двадцати пяти). Александр получил образование в конце восемнадцатого века и воспитывался на книгах французского Просвещения. Декабристы, преимущественно, получили образование в начале девятнадцатого столетия и находились под влиянием наполеоновских событий не менее, чем революционная Франция, кроме того, они были последователями раннего романтизма (некоторые декабристы были выдающимися литературными деятелями). Образование, которое многие из них получили — в таких учебных заведениях, как линей в Царском Селе, Московская школа артиллерии или Московский университет, — возбуждало умы студентов и очень отличалось от частного, полученного Александром от Лагарпа. Декабристы не только были знакомы с конституцией революционной Франции, но знали и конституции начала девятнадцатого века, например, французскую конституцию 1814 года, которая была опубликована в журнале «Сын Отечества». Русские журналы также печатали переводы испанской и норвежской конституций и писали о форме правления в Англии.

Хотя события 1812 года сильно потрясли Александра, его опыт очень отличался от опыта многих декабристов, которые участвовали в кампании против Наполеона (некоторые из участвовавших в восстании 1825 года, были, конечно, слишком молодыми для этого). Они, в отличие от Александра, встречались не только с врагом, но и общались с крестьянами партизанских отрядов (декабрист Михаил Орлов сражался в партизанском отряде под командованием генерала И. С. Дорохова), что было для них необычно. Торжество изгнания иностранных захватчиков из Отечества породило всеобщее чувство гордости и патриотизма в молодых офицерах. Будущий декабрист Н. А. Бестужев писал: «Огромная Россия поднялась как один человек… Народный гнев в России был так велик потому, что это была народная война» ^[249] . «Мы — дети 1812 года», — сказал декабрист Матвей Иванович Муравьев-Апостол ^[250] . Смесь восхищения иностранным с великой гордостью за Россию была обычна для молодых впечатлительных офицеров. А. В. Чичерин, поручик Семеновского полка, погибший во время освобождения Европы от Наполеона, писал из Бунцлау:

249

L. Ia. Pavlova, Dekabristy — uchastniki voin 1805–1814 gg.,Moscow, 1979, p. 94.

250

M. V. Nechkina, Dekabristy,2nd edn., Moscow, 1982, p. 18.

…любовь, которую я чувствую к своему Отечеству, горит, как чистый огонь, облагораживающий мое сердце… Здесь мы постоянно видим достижения цивилизации, так как они проявляются во всем — в способе обработки полей, строительстве домов, народных обычаях — но несмотря на это, никогда, даже ни на одну минуту, не пожелаю я поселиться под чужим небом, на земле, отличной от той, где я был рожден и где покоятся мои предки ^[251] .

Впечатления декабристов о загранице после 1815 года также значительно отличаются от впечатлений Александра. Хотя он имел как официальные, так и частные контакты с заграницей, ему не нравились фамильярность и панибратство многих молодых офицеров русской армии в общении с иностранными офицерами того же возраста и положения. Такие контакты оказали влияние на декабристов братьев Бестужевых. Михаил Александрович Бестужев писал: «Наш флот, находящийся в Англии в 1812 году, и наши морские офицеры, ежегодно посещающие военные корабли Англии, Франции и других иностранных государств, поняли форму управления в этих местах». Николай Бестужев, его брат, в 1815 году провел 5 месяцев в Голландии, что позволило ему «впервые понять пользу законности и гражданских прав» ^[252] . Декабрист барон Андрей Розен (балтийский немец) писал в своих воспоминаниях о влиянии на молодых интеллигентных офицеров их первого пребывания во Франции: от беседы о литературе, поэзии и прозе они непроизвольно и незаметно перешли к обсуждению якобинцев и жирондистов, карбонариев и тугендбундгеноссен…

251

John L. H. Keep, Soldiers of the Tsar: Army and Society in Russia 1462–1874,Oxford, 1985, p. 254.

252

V. I. Semevskii, Politicheskiia i obshchestvennyia idei Dekabristov,St Petersburg, 1909,p. 206.

Экстраординарные события 1812 года также свидетельствовали о необычайном мужестве людей в то время и патриотизме, который трудно представить. Под нежным небом в новом окружении, которое носило отпечаток более высокой цивилизации, под влиянием более мягких манер и более человечного взгляда на жизнь многие русские офицеры приобрели некоторые новые понятия о правительстве их собственной страны ^[253] .

Нельзя сказать, что Александр имел какие-либо контакты с германскими масонами и тайными обществами, как некоторые его молодые офицеры. Генерал И. Дибич (бывший прусский офицер, служивший позже при русском Генеральном штабе) рапортовал из Мейсена о духе «свободомыслия» среди русских офицеров, которые вступали в контакт с немецкими обществами, и предостерегал о «так называемом тугендбунде, распространении слухов, о разном отношении прусских офицеров к своему правителю, о связях этих обществ с Франкфуртом, Берлином, Дрезденом, Лейпцигом, Бамбергом, Мюнхеном, Варшавой и Санкт-Петербургом» ^[254] . Знакомство некоторых декабристов с иностранными масонскими ложами и тайными обществами было отражено в конституционных проектах ранних секретных обществ в России. Конституции таких обществ, как Орден русских рыцарей и Союзы Спасения и Благоденствия, повторяли некоторые правила и иерархию масонских лож. Влияние германского Тугендбунда особенно хорошо просматривалось в конституции Союза Благоденствия.

253

Glyn Barratt, The Rebel on the Bridge. A Life of the Decembrist Baron Andrey Rozen (1800–84),London, 1975, pp. 37, 38.

254

Semevskii, op. cit., pp. 330–1.