Александр II и корова Ксюша

Игорь Викторович сначала не обратил на него внимания. Он переживал, он почти сошел с ума от случившейся трагедии. Бык сделал на поляне круг, другой, третий. На беду Игоря Викторовича, он находился в лучшем состоянии для половой охоты. Это такой термин, который нам, не быкам, не коровам, не понять. И слава богу. У нас свои проблемы. Такие мерзкие термины, как случка, течка, охота, об этом ли писал Петрарка? Нам не доступны, нам глубоко чужды все эти животности.

– Уходи корова. Не мешай мне страдать. – Только и успел сказать Игорь Викторович. Он не сразу догадался, что перед ним не корова, а бык производитель. А когда догадался, было уже поздно.

– Я столбовой дворянин! Как смеешь ты, бычара позорный?!

Но бычара посмел. Позорный покусился. Бык Анатолий Леонович зашел с тыла и ловко напрыгнул на задний фасад беззащитного. И что греха таить, неопытного и неосторожного Игоря Викторовича. Надо же, и хвост задрал. Пописать ему захотелось, видите ли. Страшная боль пронизала мощное коровье тело. Расставаясь с девственностью, Игорь Викторович промычал что-то невнятное. Бежать он не мог, заклинило. А бык Анатолий Леонович молотил сверху как кувалдой. Лихо, с большим удовольствием работал подлец. Ещё бы, такая тёлка! Му-у-у-ученье! Учись тёлка, коровой станешь. Волна чего-то незнакомого освежила истерзанную плоть. Спустил гад.

– Теперь рожу телёночка. – Смог подумать Игорь Викторович. Бык довольно топтался рядом. А потом вдруг отщипнул травинку, другую. И увлёкся, побрёл прочь, отмахиваясь хвостом от оводов.

– Насытил свои низменные инстинкты и забыл. – С ненавистью думал Игорь Викторович. Болело здорово. Но что будет? Что будет?! Впереди роды. Это у меня-то. У гимназиста. У единственного наследника. Гордости нашего семейства. Если б он мог, то застрелился бы. А ведь он избежал, возможно, более страшной судьбы. Беременную корову не режут. Попасть под нож мясника и кончить котлетой или бифштексом в том же самом барском доме, где он и был хозяином. Об этом Игорь Викторович не подумал.

Сезонности в размножении нет, рыдал он, значит подзалетел. Беременность примерно 270 – 280 дней. Примерно как у моих девок, мелькнуло неприятное. Рожать буду в феврале, в антисанитарных условиях деревенского хлева. А вдруг двойня?!

От последней мысли Игоря Викторовича передёрнуло. Из под хвоста вывалилась смачная лепёшка. Шлёп на траву. И предел унижения, захотелось есть. Коровы непрерывно жуют. Дают молоко. И Игорь Викторович уже чувствовал, что он способен и что он хочет давать молоко. Что он такой, ему это нравится. В груди Игоря Викторовича, то есть в вымени непонятное стеснение. И душа его, гимназиста и спортсмена, Дон Жуана и дефлоратора. Душа Игоря Викторовича подёрнулась дымкой печали. Он жевал траву, самозабвенно жевал траву.

Из его относительно маленьких глаз лились слёзы. Уши среднего размера иногда шевелились. Не появится ли волк? Что ему с волком делать, Игорь Викторович не знал. И предполагал, что лучше ничего не делать. Летом волки не нападают. Ох, правда ли это? Хвост длинный с кистью волос на конце бил комаров и мух. Игорь Викторович жрал, жрал и жрал. И сколько травы в лесу. И до чего вкусная. Лепёшки одна за другой, шлёп, шлёп, шлёп, отмечали путь гимназиста и дворянина. Рога, надо отметить, что теперь у Игоря Викторовича были рога. Рога небольшие, но острые. Рога защищали от волка и от медведя. Но как слабо, как всё это ненадёжно.

Красива природа средней полосы России. Цветут себе цветочки. Жужжат пчёлки. И где-то кто-то орёт.

– Томка! Томка! Куда ты, холера, позадевалась?!

Вот кого-то ищут. Кто-то кому-то нужен. Один я, один я, несчастный, никому, никомушеньки не нужен.

Тут Игорь Викторович крепко ошибся. Затрещали кусты. На поляну выбежала крупная женщина средних лет. И треснула Игоря Викторовича хворостиной по спине. За что?!! И ещё и ещё раз.

– Шатаешься по лесу, волки б тебя заели. А мне от барыни за тебя отдуваться!

– Я твой барин! – Гневно мычал Игорь Викторович, но разве она его понимала? Она гнала его, понимать надо, домой. Но что ждало там, дома? Не спать ему в барской постели. Не портить молоденьких горничных. Слышалось ли ему, за жужжанием комаров в лесу звонкий смех? Кто там смеётся? Горничная ли Таня? Ксюша ли, коварная и жестокая колдунья? Он жрал на ходу. Скотница лупцевала его по заднице палкой. Болело между ног, разворотил меня бык Анатолий Леонович. Бывают ли быки страшнее?! Скоро он узнал, что бывают.

Чвик-чвик, чвик-чвик. Бежит молочко по вымечку. С вымечка в ведро десятилитровое. Опытные пальцы ласкают грудь молодого неопытного животного. Это животное, молодой гимназист Игорь Викторович, столбовой дворянин, наследник богатого имения. Чувство облегчений, наконец-то, сколько за день накопилось. Женская ласка, пусть такая, пусть в тёмном хлеву. Но как истосковался Игорь Викторович по женской ласке. После грубого надругательства быка Анатолия Леоновича. После всех ужасов пережитого. Чвик-чвик, чвик-чвик. Выдоила. «Ну ты у меня ещё лягаться будешь!»

– Я не лягаюсь! – Возразил было Игорь Викторович. Но получил по крупу. Доярка ушла. Выдоила Игоря Викторовича, он пуст. Заполняет пустоту каким-то сеном. Какие-то вялые мысли в голове, в большой коровьей голове. А что завтра будет? А что делать? Кому пожаловаться? Да и кто слушать будет? Как всякий образованный гимназист, Игорь Викторович читал Апулея. Если одним поцелуем его заколдовали, то другим поцелуем могут и расколдовать. Но где найти эту корову Ксюшу? Все коровы на одно лицо. Вон их сколько в хлеву. Стоят, что-то жуют, о чём-то думают. И которая из них Ксюша, совершенно неизвестно.

В полутьме хлева образовался какой-то старичок. Игорь вспомнил, местный пастух Гриша. Ласковый такой дядя, всё улыбался барчуку, всё шутил. Если с ним завтра в поле, то может быть ничего. Но что это он делает? Пастух Гриша забрался на табуретку и отвернул у Игоря Викторовича хвост.

Извращенец! На каторгу тебя, на Сахалин! И ведь успел. Не совсем, впрочем, успел. Игорь Викторович переступил копытом, и дядя Гриша свалился носом вниз, прямо в навоз. Как он ругался. В голос побоялся, вдруг услышат. Погоди, шипел, пойдёшь утром в стадо, кнутом запорю. А потом привяжу в лесу, пусть волки обдерут.

Игорь Викторович описался. Он нажил ещё одного смертельного врага. Как трудно живётся молодой неопытной корове. Томительно тянулись ночные часы. Коровы сопели, вздыхали, чесались. В глубине хлева вполголоса кто-то с кем-то пересмеивался.

– Пойдём завтра на поляну?

– Пойдём.

– А этого с собой не возьмём?

– Хи-хи-хи. Ха-ха-ха.

Кто это? О чём говорят? Игорь Викторович терялся в догадках. Разговор стих. Светало.

Во дворе запел рожок. Так сладко, упоительно сладко, о зелёных лугах, о цветах и травах.