Александр II
Шрифт:
– Всё одно, где укажут, там и переправимся, – сказал Афанасий. – Скажи мне, князь, что побудило тебя вдруг так взять и пойти на войну солдатом?..
– Офицерских прав не выслужил, пришлось идти в солдаты.
– Но ты? Мне говорили… Ты труд презираешь… А это же труд!..
– Ещё и какой!
Стрелок показал свои руки, покрытые мозолями.
– Видал? А ноги в кровь… Эту проклятую портянку обернуть – это же искусство! И сразу не поймёшь такую на вид немудрую науку. Почище и поважнее будет всех этих чертячьих Спенсеров и Карлов Марксов.
– И вот ты пошёл!.. Добровольно!.. Что же, или и тебя захватило, как многих захватило…
– Видишь, Афанасий… Я и точно хотел жить так, как создан был Богом первый человек. Без Адамова греха, не мудрствуя лукаво, Ты помнишь – в Библии…
– В Библии?.. Ты за Библию принялся? С каких это пор? Это после твоих чёртовых Марксов, Бюхнеров [164] и ещё там каких мудрящих немцев. Чудеса в решете!
– Так вот, по Библии – Бог создал человека для того, чтобы
164
…чертячьих Спенсеров… чёртовых… Бюхнеров… – Спенсер Герберт (1820 – 1903) – английский философ и социолог, один из основоположников позитивизма; идеолог буржуазного либерализма. Главное сочинение – «Система синтетической философии». Бюхнер Людвиг (1824 – 1899) – немецкий врач, естествоиспытатель и философ; представитель вульгарного материализма.
– Но ты, князь, кажется, сумел так устроиться, что не трудился никак.
– Устроиться-то я устроился, а вот представь себе – стало мне тошно. И пошёл я потому ещё… Ну, да это потом… Пришёл, видишь ли, такой момент в жизни, что либо в стремя ногой, либо в пень головой. Ну, пня-то мне не захотелось, – вот и надел солдатскую лямку.
– А трудно?
– Поди, сам знаешь… Нелегко. Не говорю – физически – ну, там бороду побрить, волосы чтобы под гребёнку, работы, ученья, поход – всё это ничего… А вот морально очень трудно было. Перекличка вечером. И молитва!.. Ты понимаешь, я – Болотнев – ученик Кропоткина, я – атеист, ничего такого не признающий, а пой молитву… Да у меня ещё и голос оказался хороший, слух, веди роту за собой… Фельдфебель приказал… Пой «Отче наш»!.. А то, понимаешь? Ведь фельдфебель, хотя и охотник я, а может и в морду заехать. Зубы посчитать.
– Н-да, брат. Назвался груздем – полезай в кузов.
– Что же – и полез… Это что у тебя в фляге? Коньяк?
– Ром.
– Позволишь? Люблю, знаешь, по-прежнему люблю, чтобы этакое тепло ключом побежало по жилам. И мысли!.. Мысли всегда это проясняет… Мысли становятся глубокие. Тогда за мною только записывай. Не хуже Григория Сковороды [165] или иного какого мыслителя будут те мои мысли.
Князь хлебнул горячего чая с ромом, долил рома, хлебнул ещё, ещё долил и потянулся.
165
Сковорода Григорий Саввич (1722 – 1794) – украинский философ, поэт, педагог. С 70-х гг. вёл жизнь странствующего нищего философа. Сочинения Сковороды распространялись в рукописном виде. Продолжал традиции демократической украинской культуры, которая являлась источником его антиклерикальной сатиры. В философских трактатах и диалогах библейской проблематики обнаруживаются идеи платонизма и стоицизма. В нравственном плане Сковорода понимал смысл человеческого существования и жизни как подвиг самопознания. Сковорода оставил и литературное наследство: стихотворения и басни в прозе.
– Хор-рошо-о!.. – сказал он и замолчал, щуря на солнце веки в белёсых ресницах.
– Ну, дальше?.. Ты мне всё ещё главного-то и не сказал.
– Я тебе по совести ничего пока не сказал. Да вот что… А ты записывай… Я вот думаю, что вот таким, как я, князьям, дворянам, лодырям барским, очень невредно, чтобы иногда фельдфебель мужицким кулаком и… в морду, в личико барское!.. Дурь вышибить! Для протрезвления чувств. А крепок твой ром! И душистый! Теперь взводному на глаза не попадайся. А то услышит… Беда!.. Допытываться станет… Где достал? Не поверит, что у офицера-товарища. А я не откупаюсь… Да и нет у меня чем откупиться. Я ничего не имею… Мне, как из Кишинёва выступали, Елизавета Николаевна три рубля прислала – а это три месяца тому назад. Вот и живи, как в песне солдатской поётся: «И на шило, и на мыло, чтобы в баню сходить было…» Положеньице!.. Видишь, с жиру мы, князья, бояре, бесимся. Умны очень становимся. Вот и нужна нам острастка. Иван Грозный какой-нибудь или Пётр Великий – ох, как они это понимали! А как пошло расслабление власти, как пошли императрицы мудрить да с Вольтерами-богоотступниками переписываться, с Дидеротами знаться, как появилась вольность дворянства [166] – ну, понимаешь, дисциплина понадобилась… Надо, чтобы кто-нибудь тебя по-настоящему поучил. А то сами пошли искать света – кто в масоны, кто куда, ну а я – в стрелки… На войну… Навстречу курносой, безглазой… Под её жестокую косу. Да тут и ещё одно обстоятельство было. Ну, да это потом, когда-нибудь…
166
Вольтер (настоящее имя Мари-Франсуа Аруэ) (1694 – 1778) – французский писатель, философ-просветитель. Его перу принадлежат: философские повести «Кандид, или Оптимизм», «Простодушный»; трагедии в
стиле классицизма «Брут», «Танкред»; сатирическая поэма «Орлеанская девственница»; публицистика, исторические сочинения. Вольтер боролся с религиозной нетерпимостью, мракобесием, был острым, непримиримым критиком абсолютизма. Сыграл огромную роль в подготовке Великой французской революции, в развитии мировой, в том числе русской, общественно-философской мысли. С ним вела переписку Екатерина II, так же как и с Дидро Дени (1713 – 1784. Дидерот – малограмотное прочтение его фамилии) – другим идеологом французской революции, философом-материалистом, защищавшим идею просвещённой монархии. Дворянская вольность – то есть дворянские привилегии были закреплены в царствование Екатерины II Жалованной грамотой 1785 г.– Что ты всё вертишься около одного места? Потом да потом… Не договариваешь чего-то. Проигрался, что ли?.. От долгов бежишь?
– Нет… Я в карты не играю.
– Гадость какая вышла, что бежать пришлось?
– Нет, и этого не было… То есть, если хочешь, конечно, как посмотреть?.. Если хочешь, то и гадость. Во всяком случае, не радость. Видишь, случилось то, о чём я никогда и не думал, что со мною это может случиться. Я полюбил…
– Ты? Чучело!.. Ты, помнится, ещё в корпусе любовь и женщин отрицал… Философа Канта [167] приводил в пример. Мы тогда, прости, – брезгали тобой.
167
Кант Иммануил (1724 – 1804) – немецкий философ, родоначальник немецкой классической философии. Разработал космогоническую гипотезу происхождения Солнечной системы из первоначальной туманности. Выступал против догматизма умозрительной метафизики и скептицизма. Идеи Бога, свободы, бессмертия, недоказуемые теоретически, считал, однако, постулатами практического разума, необходимой предпосылкой нравственности. Центральный принцип этики Канта, основанной на понятии долга, – категорический императив.
– Я это давно бросил…
– А не секрет, – с дурною и злою усмешкой сказал Афанасий, – кого ты удостоил своей любовью?
– Брось, Афанасий, этот тон… Того князя Болотнева, кем вы брезгали в корпусе, – нет. Нет и того, кого прогнал отец из дому и кто, читая умные книжки, заблудился меж трёх сосен. Есть – с т р е л о к Болотнев. В близком будущем – ефрейтор. А там, гляди – кавалер и… офицер! Таким, как я, кому терять нечего, на войне легко… Главного у меня нет – страха смерти. Мне смерть, по совести, – даже желанна.
– Скажи, пожалуйста… Каким Чайльд-Гарольдом [168] …
Огонь ревности загорелся в глазах Афанасия. Кого мог полюбить этот одинокий, странный и страшный человек? Графиню Лилю? Та помогает ему из жалости, как сестра, как мать. Кого-нибудь, кого Афанасий не знает? А если Веру?.. Странно… Веру? Возможно, что и Веру.
– Ты, князь, говори, так до конца. Что ты всё в прятки играешь?
– Хорошо. Скажу. Я даже делал предложение.
– И получил отказ, – со злорадством сказал Афанасий.
168
Чайльд Гарольд – разочарованный жизнью одиночка, герой произведений английского поэта-романтика Джорджа Ноэля Гордона Байрона (1788 – 1824).
– Я в нём и не сомневался. При моей печальной-то репутации. Только я думал, что та девушка тоже оригинальна и не обыденна, не кисейная наша барышня-дворянка, что она поймёт меня и согласится вместе со мною пойти прокладывать новые жизненные пути. Я всё говорю тебе…
– Почему же ты удостаиваешь меня своих конфиденций [169] ? Потому ли, что мы с тобою старые товарищи по корпусу, или тому есть и другие причины?
– Есть и другие причины. Та девушка, которую я полюбил, – близкий тебе человек – твоя кузина Вера Николаевна.
169
Доверительности.
– Постой, князь! Ты ври, да не завирайся. Ты полюбил Веру? Ты?.. Ты Вере делал предложение?
– Ну… Да…
– Да это же совершенно невозможно! Ты!.. И Вера!.. Князь! Я тебе совершенно серьёзно говорю. Завтра, послезавтра может быть бой. Наша 14-я дивизия идёт на переправу. В такие минуты не шутят. Откровенность за откровенность. Так я тебе говорю… Я! Это я!.. А не ты делал предложение Вере!..
– И?..
– Ты понимаешь!.. Надо, чтобы кончилась война… Я вернусь – героем… Я всё сделаю для этого, и тогда… Нет, мне отказа не было!.. Не могло быть отказа… Так вот я говорю тебе. Я не ревную тебя. Не ревную, но мне, почти жениху, это неприятно, и прошу тебя – оставь это. Я не хочу, чтобы кто-нибудь стоял между мною и Верой. Понимаешь?
– Не бойся, Афанасий. Если бы что-нибудь осталось – я не сказал бы тебе всего этого.
– Почему? Разве ты это знал?
– Догадывался… Как было тебе не полюбить Веру Николаевну, она так резко выделяется из барышень своего круга.
– Да, брат… Вера – это класс!
Афанасий молча думал свои думы, вспоминал загадочную, манящую Веру с её русалочьими глазами и пепельными пушистыми волосами. Князь Болотнев поднялся со своей скатки, застегнул мундир, надел скатку через плечо, надвинул кепи на правую бровь и стал совсем молодцом-стрелком. И не узнать было в этом бравом молодом солдате расхлюстанного, обыкновенно небрежно одетого князя. Поднялся с земли и Афанасий.