Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
Шрифт:
Таис только подняла на него свои ясные глаза и одарила непроницаемым взглядом.
Александр развел руками.
Пришел Гефестион, голодный и жаждущий, и Таис пошла его кормить. Александр же направился к сидящей под деревом Геро, где та возилась с детьми. Они еще не ползали, поэтому смотреть за ними было легко. Нянька качала Лага на крохотной качельке, а Леонтиск лежал рядом с Геро и яростно грыз игрушку. Александр обожал детей. Он лег на кошму, положив голову на колени спартанки и посадил Леосика себе на живот.
— Какой мы славный мальчик, как мы улыбаемся хорошо, какие мы сладкие детки, —
Ребенок, действительно очаровательный и добродушный, заливисто смеялся, заставляя всех вокруг таять от умиления. Александр сюсюкал с ним, кружил его над собой и целовал в животик.
— Поговори с Таис. Она не в духе. — Александр повернул лицо к Геро.
— Смотри, он тебя запачкает. — Геро кивнула няньке, чтобы та забрала ребенка. — Не в духе? Я ничего не заметила.
— Не в духе, — уверенно сказал Александр, — поговори, она тебя слушает, считает очень умной.
— Ах, это когда ей было 13, а мне 16 лет, я была умнее ее на целую вечность. В таком возрасте каждый год — скачок в развитии. А сейчас она меня давно перегнала.
— Однако она не в духе и сердита на меня. Какие-то у нее неправильные мысли…
— Ну, твоим женам еще нет и 20, а ей уже 30, — предположила Геро первое, что пришло в голову.
— Клянусь Зевсом, какое это имеет значение? — воскликнул Александр.
— Может, она боится, что тебе захочется чего-то свежего, что ты ее разлюбишь?
— Я?! Ты серьезно, что ли? — Он даже приподнялся от изумления и сел. — Ничего не понимаю. Но ты-то видишь, что это глупость?
— Она ревнует… — то ли спросила, то ли ответила Геро.
— Да к кому же? Ведь не к кому! — с чувством произнес Александр.
— Но ты же женился как раз, — опять осторожно начала Геро.
— Да разве себе на радость? Я что, по любви женился? Что за ерунда… Меня во всем можно упрекать, но только не в том, что я мало люблю Таис! Разве не так? — Он строго и пронзительно посмотрел в глаза спартанки.
Ей стало не по себе, и она отвела взгляд.
— Я выясню, я поговорю с ней, — пообещала Геро, рассеянно наблюдая, как белые голуби, дергая головой, разгуливали у фонтана. — Я все улажу.
— Ну, хорошо, — после вздоха решительно сказал Александр. — Спасибо, дорогая. — Он поцеловал ее, поднялся и ушел, на ходу торопя Гефестиона.
Геро сидела какое-то время, собирая в беспорядке разлетевшиеся мысли. Когда подошла Таис покачаться на качелях, Геро выразила состояние мира — дворцового сада и свое собственное — следующей фразой: «Как ураган пронесся…» Таис откинула голову, и ее волосы, как черное шелковое покрывало полетели вслед за ней.
— Он считает, что ты не в себе, — сказала спартанка.
— Да, нет, я уже в порядке, — после паузы отозвалась Таис. — Ураган, говоришь… Да, куда он только нас не заносил. Я как листочек, ветром гонимый по всей земле. Листочек-путешественник. Ураган — это моя жизнь и единственная возможность. Без него я ничего не могу. Упаду в лужу и сгнию.
— Ну, что же так мрачно?
Таис прислонила голову к веревке, и ее серые блестящие глаза
смотрели из-под длинных ресниц грустно, хотя губы улыбались. Геро вспомнила фразу, вырвавшуюся как-то у Неарха: «Я могу себе представить, как Александр ее любит». Это замечание врезалось в память Геро и часто приходило на ум. Ее удивляло то, что она так много знала и при этом так мало разбиралась в их поразительных отношениях. Это была интригующая, притягивающая, но совершенно чужая, недоступная для понимания жизнь. Как будто из других миров и другой природы. Не зря Александр правильно называл это: «им и не снилось…»— Ну, что же так мрачно?
— Ах, ничего нового. Все старые мои «страдания», вечные… — усмехнулась Таис в ответ. — Жизнь слишком быстро идет. Я не успеваю жить. Не в том смысле, в котором употребляет это выражение Александр…
Он действительно частенько так говорил, имея в виду, что ему не хватает дня, чтобы побывать во всех местах, переделать все дела. Он как будто все совмещал, наслаивал, спрессовывал, чтобы прожить как можно больше и разного в единицу времени. Таис, наоборот, хотелось растянуть гармошку жизни в одну плоскость, выпрямить нить пружины.
— Я столько упускаю, проскакиваю, не успевая охватить чувством, мыслью, про-жить, насладиться. Мне хочется замедлить бег жизни, остановить миг, потому что он есть только сейчас и никогда больше не повторится. Когда я думаю о своей жизни, она кажется мне чередой каких-то точек, пунктирных линий. Или планом-разметкой города, который только собираются строить и все никак не соберутся. Ах, я сама не знаю, чего я хочу… — вздохнула Таис.
— Тебе хочется, чтобы он сидел рядом и держал тебя за руку всегда?
— Да.
— Чтобы он забыл себя и весь мир на семь лет, как Одиссей, околдованный Киркой?
— Да.
— Чтобы он возненавидел такую жизнь?
— …Нет… Я знаю, что это невозможно, и я подчиняюсь ему, но не могу подчиниться жизни. Мне все хочется урвать его у жизни только для себя. Потому что мне от жизни больше ничего не надо. Только он…
— Госпожа Таис! — услышала Таис у себя за спиной.
— Записка от него, что-нибудь веселенькое, — усмехаясь предсказала Таис и, не оборачиваясь, протянула руку.
«Гиппократ разговаривает с Асклепием:
— У тебя бывает, что лечишь от одной болезни, а пациент умирает от другой?
— Нет, у меня от чего лечу, от того и умирают.
Не обижайся, гордая дочь Аттики. Я уже соскучился по тебе Улыбнись. Твой любимый А.».
Таис прочла записку вслух, улыбнулась.
Глава 18
Сказочное путешествие к морю.
Апрель — май 324 г. до н. э.
Александр торопился закончить свои дела в Сузах, чтобы отправиться к Персидскому заливу, как обещал Таис. Он, как всегда, планировал совместить приятное с полезным, а именно, обследовать дельты Тигра и Евфрата и позаботиться об их судоходности. В мыслях и на деле он начал готовиться к новым походам: на запад, по морю вокруг Аравии, вдоль североафриканских берегов до богатого Карфагена, а, может быть, и дальше — вдоль всего побережья Внутреннего моря. Эти мысли он пока держал при себе, но приказ строить флот в 1000 кораблей разного размера и назначения уже был отдан.