Александр Македонский. Пески Амона
Шрифт:
— Оно без колес, — сказал Кратер. — Закреплено в земле.
— Ему не нужны колеса, — объяснил Александр. — Они хотят поставить его напротив бреши, и когда мы сунемся, нас засыплют сверху градом стрел и изрешетят.
— Мемнон — крепкий орешек, — заметил Парменион. — Тебе следует держать ухо востро, государь.
Александр обернулся, не скрывая своего раздражения:
— Мы разобьем и стену, и бастион, и эту проклятую деревянную башню, генерал, хочет того Мемнон или нет. — Потом повернулся к Кратеру: — Держи под наблюдением башню и сообщай обо всем, что там делается.
Затем он торопливо спустился вниз,
Брешь расширили, но на каждую атаку македонян Мемнон отвечал контратакой да еще выстроил на новом бастионе несколько рядов лучников, которые стреляли по атакующим. Ситуация была поистине патовая, а весеннее солнце пекло с каждым днем все сильнее, и запасы у Александра истощались.
Однажды ночью на стену повел свой отряд Пердикка. В тот вечер прибыло вино из Эфеса — дань восхищения его жителей Александром, и царь большую часть раздал командирам.
Давно уже они так хорошо не выпивали. Пердикка с друзьями отдали должное эфесскому дару, и к полуночи все были в приподнятом настроении. Кто-то стал расписывать красоту галикарнасских женщин, о которых рассказывал один торговец в лагере, и прочие пришли в возбуждение, стали бахвалиться и подначивать друг друга вырвать победу одним махом, словно по мановению руки.
Пердикка вышел из своего шатра и взглянул на этот проклятый проход, за который уже столько бравых македонских солдат отдали жизни. В это время дуновение морского ветерка прочистило ему мозги, и он вновь увидел себя под стенами Фив, как он вломился тогда вместе со своими воинами в городские ворота и закончил осаду.
Он вспомнил о Клеопатре и о теплой, пропитанной ароматами ночи, когда она пустила его к себе на ложе. Ночь была вот такая же, как эта.
Ему подумалось, что победа, в конце концов, возможна, если решимость сильнее невзгод, и, как все пьяные, он ощутил себя могучим и неуязвимым, способным превратить мечты в реальность. А в мечтах он видел, как Александр построил войско в его честь и глашатаи торжественно возносят хвалу завоевателю Галикарнаса.
Пердикка вернулся в шатер с беспокойным выражением на лице и вполголоса, так что услышали лишь те, кто оказался рядом, проговорил:
— Собирайте людей, штурмуем бастион.
ГЛАВА 26
— Ты сказал, штурмуем бастион? Я не ослышался? — переспросил один из командиров.
— Именно это я и сказал, — ответил Пердикка. — И сегодня же ночью все увидят, хватит ли у тебя духу, чтобы действовать, а не только болтать.
Все принялись хохотать.
— Так мы идем? — крикнул кто-то еще.
В своем опьянении Пердикка был невероятно серьезен:
— Идите в свои части, у вас времени в обрез. Поднятая в моем шатре лампа послужит сигналом. Велите принести лестницы, крючья и веревки: будем штурмовать тихо, без штурмовых башен и стрельбы из катапульт. Шевелитесь!
Товарищи изумленно и недоверчиво уставились на него, но подчинились, поскольку тон Пердикки не предполагал возражений, а взгляд — и подавно. Вскоре на шесте его шатра появилась лампа, и все сплоченными рядами беззвучно подошли к тому месту, где за совершенно разрушенной стеной угадывался укрепленный бастион, построенный в форме соединительной дуги.
— До последнего держимся под прикрытием стены, — приказал Пердикка, — а
потом, по моему сигналу, бросаемся на штурм. Нужно застать дозорных врасплох, чтобы не успело подойти подкрепление. Как только окажемся на стене, протрубим тревогу, чтобы сбежались царь и прочие командиры. Ну, вперед!В темноте войска двинулись вперед, пока не оказались с обеих сторон бреши, потом бросились к основанию бастиона, стоявшего за стеной примерно в ста шагах. Но пока они подтаскивали лестницу и вращали крючья на веревках, ночная тишина вдруг раскололась резкими звуками трубы, криками, возгласами и лязгом оружия.
Вся стена наверху заполнилась солдатами, и все новые воины, как ручьи в половодье, выбегали в полном вооружении из боковой двери и Миласских ворот, зайдя отрядам Пердикки в тыл и прижимая их к бастиону, с которого плотным дождем начали сыпаться стрелы.
— О боги! — воскликнул один из командиров. — Мы в ловушке. Вели трубить тревогу, Пердикка, вели трубить тревогу! Проси помощи у царя!
— Нет! — крикнул Пердикка. — У нас еще может получиться. Вы отобьете атаку отсюда, а мы полезем на стену.
— Ты свихнулся! — еще громче завопил командир. — Вели трубить тревогу, а не то это сделаю я, проклятье!
Пердикка растерянно огляделся вокруг. Сознание вдруг справилось с опьянением, и он понял, что грядет неминуемая катастрофа.
— Все за мной! — скомандовал он. — Все за мной! Пробьемся к лагерю. Трубач, тревогу! Тревогу!
Тихую весеннюю ночь прорезал звук трубы, он прокатился по широкой котловине и протяжной жалобой донесся до лагеря Александра.
— Сигнал тревоги, государь! — Один из стражников ворвался в царский шатер. — С бастиона!
Александр вскочил с постели и схватился за меч.
— Пердикка… Этот сукин сын попал в беду. Я должен был предвидеть это!
Он выбежал из шатра с криком:
— По коням! По коням, воины! Пердикка в опасности! — и бешеным галопом бросился к стене сам, а за ним последовала царская охрана, пребывавшая в полном вооружении в любое время дня и ночи.
Тем временем Пердикка во главе своих воинов яростно пробивался к открытому месту. Вражеские войска били по нему с обеих сторон. Они имели большое преимущество, сражаясь в выгодной позиции, в то время как македонянам приходилось пробираться сквозь кучи и обломки развалин.
Труба продолжала звать на помощь, пронзительно и тревожно, а Пердикка с окровавленными руками и коленями приближался к пролому, с отчаянным мужеством и упорством пробиваясь сквозь вражеский строй.
Когда послышался топот коней Александра, Пердикка уже выводил своих людей через пролом в направлении лагеря.
Войска Мемнона сомкнули строй и отступили назад, к бастиону. Земля под их ногами была усеяна трупами македонских солдат, павших в самоубийственной атаке, предпринятой их безответственным командиром.
Александр внезапно возник перед своими людьми, как порождение ночи; свет его факела ярким кровавым отблеском падал на лицо, а волосы развевались львиной гривой.
— Что ты наделал, Пердикка, что ты наделал! Ты повел своих людей на бойню!
Пердикка упал на колени, сокрушенный усталостью и отчаянием. Конница Александра заняла позицию на случай вражеской атаки, но ветераны Мемнона оставались возле бреши, стоя плечом к плечу, сомкнутым строем, и ожидая, что предпримет противник.