Александр Печерский: Прорыв в бессмертие
Шрифт:
Не слышалось голоса, он говорил, смертью зван,
Как будто пред ним постаревшая девушка Люка
И то, что воскресла она вдруг, — отнюдь не обман!
И так же мила она, так же ему помогает.
Казалось ему, что устами его Бог слагает
Основу для жизни грядущей без войн и расправ.
И он говорил, смерть отчетом коротким поправ.
Она его слушала, руку держала покорно.
И тут наконец он лицо ее точно узнал.
Конечно же, Люка!.. И он говорил и менял,
Ведя по-мужски себя, мир и людей чудотворно.
Торопится время. Но эти стремительность, скорость
Дают нам возможность и тратить себя, и беречь,
Повсюду преследуя скромную
Мир сделав добрей чуть и нравственней, в землю залечь.
Пускай наши планы меняют и рушат событья
И нас проверяют на прочность в труде, в войнах, в быте,
Да так проверяют порою — что стынет душа,
И после проверки мы так дорожим всем, дыша
Над каждым, к тебе обращенным, теплом тихо, тихо, —
Чтоб нежное чувство, любовь, не дай Бог, не спугнуть.
Пускай нас пытаются с главной дороги свернуть
И жить приучить мелко, алчно, беспамятно, дико,
Но мы не сдаемся. И это до тонкости просто.
Хоть кажется невыполнимой задача порой!..
Чему посвятил я себя? Мне достались по росту
И счастье, и горе! Я — не богатырь, не герой,
Не мудрый ученый, не пылкий поэт поколенья,
Но мне довелось всю судьбу подчинить проявленью
Добра в нашем веке. На маленьком месте своем
Я то создавал — что мы все тыщи лет создаем
На этой планете и ради чего умираем,
О чем, смысл ища свой, болтаем в быту и в бреду, —
Я то создавал, сам в земном побывавши аду,
Что можно — напротив — наверно, назвать земным раем:
То время, то жизни совместной людской состоянье,
В котором не будет уж места насилию, злу,
Предательству, станет надежней любовь, постоянней,
И голод, нужда, нищета превратятся в золу.
Я жизнью своею чудесной и обыкновенной —
Цепочкой поступков, гуманностью мысли мгновенной,
Привычкой к заботе о близких, к ответу на ту
Любовь, что от них получаю, на ту красоту
Пристрастья ко мне, нетерпимостью к злости жестокой
И подлости мерзкой, страны пониманьем своей —
Закладывал камень в создание рая. И дней
Не жалко растраченных, отданных службе высокой.
Быть может, не все получалось, не все выходило,
И не награжден, не прославлен отчизной родной, —
Так я ж человек, я ведь делал лишь то, что под силу.
А кроме того, наши планы в пределы одной
Простой человеческой жизни не могут вместиться!
Они много шире! Все то, для чего жил, случится,
Но после и лучше! И даже прошедшее мы
Умеем менять, трансформировать в счастье, пойми,
Коль не отступаем в судьбы своей деле. Находит
Нас прошлое. Вот и меня ты нашла. И я рад,
Что смерть побеждаем мы… Только вот лица ребят
Мутнеют… Но ты говоришь, что и это проходит…
Она изменилась в лице. Он все понял. Но нежность
Пронзила его. Он ее за коварство простил,
И выпрямил спину. Сама госпожа Неизбежность
Сидела пред ним. И его вздох последний вместил
В себя горький ужас пред полной разлукой с родными
И счастье — опять сладко произносить ее имя
И верить, что он не оставил в аду никого,
Что вновь в самый смертный момент она с ним, для него…
И радуясь, что он уходит на этот раз с нею,
Напрягся, ответственность чтоб удержать на себе
За всех, кого любит. Но дрожь вновь возникла в губе
И он улыбнулся, чтоб спрятать волненье, бледнея.
Она повлекла его за руку мягко. Картинка
Январского утра сменилась, все стало иным.
«Пошли! — прошептала она. — Это только заминка!
Пора!» Та, что в сны приходила, явилась за ним.
Не
струсил он, нет! Но на миг захотел обернуться,Чтоб предупредить, щек любимых губами коснуться! —
Никак не хотелось снимать с себя груз этот, но
Он знал, что впервые ему выбирать не дано.
Они зашагали дорогою темной с огнями.
Она была рядом — как прежде, надежна, добра.
Они удалялись над зимним Ростовом с утра,
Теперь становясь лишь двадцатого века тенями.
Апрель 2011 г.
Обращение общественности к Президенту Российской Федерации
Президенту Российской Федерации
Владимиру Владимировичу Путину
Уважаемый Владимир Владимирович!
Зная Вас как последовательного и влиятельного лидера, неустанно напоминающего международному сообществу о ключевой роли СССР в Великой Победе, мы просим Вас лично особо отметить забытого героя той войны — офицера Красной Армии Александра Печерского.
В октябре 1941-го Печерский, вынося из окружения под Вязьмой раненого командира, был ранен сам и попал в плен. После двух лет, проведенных в фашистских застенках, он как еврей был отправлен в лагерь смерти «Собибор». Там всего за три недели, каждый день рискуя оказаться в газовой камере, Печерский сумел спланировать и успешно осуществить интернациональное восстание заключенных из стран Западной Европы и Польши. Попытки подготовить побег предпринимались узниками и ранее, но уничтожить десятки эсэсовцев и их приспешников — охранников-вахманов (из числа предателей, главным образом — украинских националистов) удалось лишь с появлением Александра Печерского, возглавившего группу советских военнопленных. Вслед за ними на штурм заграждений пошли сотни смертников, более двухсот из них сумели вырваться из лагеря, который был немедленно ликвидирован по личному приказу Гиммлера. Часть восставших остались в Польше, где многие из них были убиты уже польскими националистами, а советских солдат Печерский привел в белорусские леса, к партизанам.
Восстание в Собиборе, в отличие от всех других героических актов сопротивления (даже таких, например, как массовое восстание в Варшавском гетто), завершилось — исключительно благодаря беспримерному мужеству и выдающемуся организаторскому таланту Печерского — победой над немецко-фашистской машиной истребления людей, что делает этот подвиг беспрецедентным в истории Второй мировой войны.
Как это ни парадоксально, но на Западе о восстании в Собиборе и его руководителе-герое создано множество фильмов и книг, а в России о нем до сих пор знают недостаточно. Это особенно заметно на фоне всемирной известности одного из собиборских палачей — американца украинского происхождения Ивана Демьянюка, который был осужден именно на основе показаний соратников Печерского. (Следует отметить, что сам Александр Аронович вплоть до самой своей смерти в 1990 году, будучи человеком исключительной личной скромности, оставался непререкаемым авторитетом для своих товарищей по оружию, настаивая на сохранении памяти о павших «в той последней слепой атаке» и неустанно добиваясь наказания военных преступников.) Хотя уже в августе 44-го Василий Гроссман написал о героях Собибора в «Красной Звезде», а вскоре на публикацию в «Комсомолке» подробным письмом откликнулся сам Александр Печерский, собственно герои — по известным причинам — так и остались без заслуженных наград (если не считать таковыми отправку в штурмовые — штрафные — батальоны и т. п.). В 45-м Вениамин Каверин опубликовал в журнале «Знамя» очерк «Восстание в Собибуре», который Илья Эренбург включил в так называемую «Черную книгу» (в СССР к публикации запрещена)…