Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»
Шрифт:
В то время в Кремле и Белом доме еще не до конца сознавали, какая это грозная сила, какое это страшное оружие в схватке за умы — телевидение.
Зато это уже поняли мгновенно разбогатевшие российские «олигархи», и прежде всего Борис Березовский, его теперь все чаще стали видеть в останкинских коридорах.
Старожил «Останкино» Валентин Лазуткин вспоминает, что еще в те дни, когда каналом руководил Егор Яковлев (декабрь 1991-го — ноябрь 1992-го), там отметился Березовский, который явно присматривался к этому лакомому активу.
В декабре 1993 года, когда А. Н. Яковлев указом президента был назначен исполняющим обязанности руководителя телерадиокомпании и одновременно — председателем Федеральной службы по телевидению и радиовещанию, его первым заместителем в ФСТР стал как раз В. В. Лазуткин.
Виктор
Выпили на троих бутылку коньяка — отметили назначение. Еще помню, к новому шефу с микрофоном в руке подошел корреспондент программы «Время»:
— Что вас привело на телевидение?
Видимо, Яковлев был готов к такому вопросу и заранее запасся ответом.
— Совесть! — сказал он, и этот эпизод потом не раз демонстрировался в эфире.
И началась наша совместная работа. Я быстро убедился в том, что все дела, связанные с Федеральной службой, Яковлева совсем не интересуют, здесь он целиком доверился мне. А проблем там было великое множество, ведь службу создали на пустом месте — ни положения, ни финансирования, ни штатного расписания. По-моему, вся его деятельность в ФСТР свелась к тому, что он распорядился о выдаче двух лицензий на вещание — телекомпаниям НТВ и «ТелеЭкспо».
Но и в том, что касалось «первой кнопки», Александр Николаевич тоже разбирался плохо. Он всю жизнь просидел на партийных должностях, практической работы не знал, а тут гигантский коллектив, можно сказать — завод, прямо за стеной его кабинета, и этим заводом, этим непрерывным производством надо управлять. Провел три встречи — с коллективами творческого объединения «Экран», редакции литературно-драматического вещания и программы «Время». А всего в телекомпании было 132 творческих коллектива. Кажется, он сразу пришел к выводу: умом всего этого не объять и не понять, никаких сил не хватит, чтобы здесь что-то изменить к лучшему.
Не будем забывать, что как раз в те декабрьские дни Яковлеву исполнилось семьдесят лет. Кстати, его юбилей отмечали в Доме ученых, а спонсором выступил Березовский. Борис Абрамович тогда уже всерьез решил подмять под себя главный телеканал. Он еще год назад плотно обхаживал на сей счет Егора Яковлева — часами бродил с ним по коридору 10-го «начальственного» этажа, уговаривал согласиться на акционирование. Почему по коридору? Боялся подслушивания.
Теперь наступила очередь — обхаживать другого Яковлева.
На протяжении полутора лет мы встречались почти каждый день. Мне показалось, что он был весь какой-то неестественный, «деланный». Все время кого-то изображал. Этакий «гуру» или наш российский «Дэн Сяопин». Все в нем было искусственным — от крашеных волос до вкрадчивых доверительных бесед «со значением».
Очень любил принимать у себя всяких демократов и либералов, беседовал с ними часами. Такое впечатление, что отбирал кадры для своей будущей партии Социальной демократии. Еще млел от общения с американцами [373] .
373
Лазуткин В. В., интервью автору.
Поскольку ситуация с государственным финансированием становилась все хуже, в начале 1994 года Яковлев обратился к президенту РФ с предложением об акционировании «Останкино». Обосновал это тем, что без крупных инвестиций невозможно провести техническое переоснащение, создавать качественный контент, платить достойные зарплаты. Однако «наверху» идею акционирования встретили прохладно. Особенно — в правительстве, да еще когда выяснилось: Яковлев предлагает контрольный пакет отдать частному бизнесу. Умные головы понимали, чем может обернуться уход канала из-под полного контроля государства. Началось долгое перетягивание каната.
В итоге Александр Николаевич согласился на то, что 51 % акций останется за государством. Подписывая указ об акционировании, Б. Н. Ельцин сказал, что назначает Яковлева еще и председателем совета директоров Общественного телевидения России (ОРТ), и попросил его «не отпускать вожжи». Александр Николаевич с облегчением ушел в отпуск, а вернувшись, обнаружил, что подготовленные и принятые в его отсутствие документы, регламентирующие функции руководящих органов компании,
делают его присутствие сугубо номинальным.Все это происходило на фоне непрекращающейся схватки за денежные потоки, а в конечном счете — за управление компанией.
1 марта в подъезде своего дома был застрелен генеральный директор ОРТ Владислав Листьев. Угрозы в анонимных письмах не раз получали и другие руководители «Останкино», в том числе и сам Александр Николаевич.
В итоге он попросился в отставку, и эту просьбу Кремль охотно удовлетворил. 17 марта Яковлев был освобожден от должности руководителя ФСТР и исполняющего обязанности председателя Российской государственной телерадиокомпании «Останкино».
Все шесть перестроечных лет Яковлев последовательно боролся за рынок и вот теперь, когда сам перестроил госкомпанию по рыночным принципам, был немедля отвергнут, остался без должности. Правда, какое-то время занимал пост председателя совета директоров ОРТ, но был там скорее «свадебным генералом».
Пришлось снова пересесть на «Волгу». [Из архива Л. Шерстенникова]
С очевидным облегчением покинув начальственное кресло, Александр Николаевич всецело отдался тем делам, которые были ему по душе. Писал книги и статьи. Участвовал в работе над проектом новой конституции. Создавал очередную политическую партию. Основал и возглавил Международный фонд «Демократия» (Фонд Александра Н. Яковлева), деятельность которого была связана с изданием целого ряда сборников уникальных исторических документов. И до самого конца продолжал изучать в архивах дела репрессированных советской властью граждан.
Незадолго до ухода из жизни признался: «Я узнал о трагедии моего народа, может быть, столько, сколько не знает никто».
Еще он без конца встречался с журналистами, чуть ли не ежедневно давал интервью. В изданном уже после его смерти сборнике, умело и бережно составленном Анатолием Яковлевым (сыном), таких интервью только за период с 1992 по 2005 год — ровно сто. Это, разумеется, лишь отобранные, то есть, по мнению составителя, имевшие наибольшую ценность. Всего же их было гораздо больше.
Когда читаешь эти интервью, перед тобой предстает человек, которому страстно хочется выговориться, достучаться до умов и сердец, остаться понятым. Не факт, что это у него получилось.
В последних книгах много горьких страниц — Яковлев видит, что окружающий мир совсем не такой, о котором он мечтал и ради которого работал. Он дотошно копается в своем прошлом, пытаясь понять, где ошибся, отчего все пошло не так… С тревогой всматривается в день завтрашний: многие опасные тенденции, о которых он предупреждал, начинают набирать силу, грозят большой бедой. Последней автобиографической книге предпослал грустное название — «Сумерки».
Где-то в воспоминаниях людей, его знавших, проскочило: к концу жизни Александр Николаевич стал буддистом.
Нет, не стал. Но по всему видно: опору в новой действительности искал. И, кажется, не нашел.
Ушел осенью, 18 октября 2005 года. Как раз в ту пору, когда надвигались долгие зимние сумерки.
Глава 9. «Агент влияния». Явки и пароли
9 октября 1992 года. Москва. Заседание Конституционного суда «по делу КПСС». Яковлев приглашен в качестве свидетеля. Но допрашивают его с пристрастием, как недавнего члена Политбюро, одного из главных руководителей партии и ее явного «могильщика».
Известный правовед, доктор юридических наук Михаил Рудинский предваряет свой вопрос свидетелю пространной преамбулой, суть которой сводится к тому, что в истории человечества, наверное, еще не было случая, когда идеологический лидер такой гигантской партии, как КПСС, вдруг заявлял, что не исповедует ее убеждения. Звучит хлестко. Но это явное передергивание всего, что Яковлев прежде говорил в суде, а говорил он — и довольно подробно — о том, как трудно шел к прозрению, как мучительно менялось его отношение к коммунистической партии, отчего он в конце концов порвал с ней.
Но эксперт безжалостен. Похоже, его интересует не истина, профессор ищет скандала.
Рудинский обращается к Яковлеву:
— Я хочу вас спросить: вы — агент ЦРУ?
— Спасибо за вопрос, — парирует Яковлев. — Мои хозяева в ЦРУ сообщили мне, что вы агент израильской разведки, но я этому не верю.
Поднаторевший в судах Рудинский за словом в карман не лезет:
— Видите ли, если бы я сказал, что всю жизнь был членом коммунистической партии и перешел на позиции сионизма, тогда, конечно, вы могли бы мне задать такой вопрос.