Александра
Шрифт:
— Как ты сказала, Царевна, арбир…
— Арбитр, то есть судья. Но это в случае вашего к нему обращения о разрешения спора. Либо если конфликт или вражда достигнет такого жара, что вы начнёте резать друг друга, то обязанность Великого Князя будет пресечь это. Но я надеюсь, что такого среди казаков Дона не будет? Врагов и так хватает.
— Врагов хватает. — Кивнул мне один из седоусых казаков по имени Пётр Вырвидуб. Интересная у него фамилия. Но это ладно.
— Сколько вы все вместе можете выставить конного войска? — Спросила казаков.
— Десять-двенадцать сотен, Царевна. — Ответил Гойда.
— Тысяча, тысяча двести… Не плохо для начала.
— Хлеба надо, Царевна. — Ответил Гойда за всех. — Порох нужен.
— Зачем порох вам? У вас пушки есть?
— Есть, Царевна. Отбили у турка. Немного, но есть. Ещё пищали есть иноземные. Но тоже не много.
— Хлеб будет. Пушки какие? Большие и неповоротливые? Небось и устанавливаются, крепясь колышками?
— Да.
— А пищали тяжёлые? Стрелять только с упора, в виде рогатки?
— Верно, Царевна. — Кивнул ещё один казак, со шрамом на лице. Его так и звали Василько Шрам. Я сидела прикидывала, дать им легкие пушки на лафетах или нет?
— А пушкари у вас как, умелые?
— Есть пара турок, что прибились к нам. Они огненный бой знают. Есть хорват, тоже знаком с пушкарским делом. Немцы есть и литвины, что умеют обращаться с пищалями.
— У вас, казаки каждой твари по паре, да? — Я усмехнулась. Они тоже засмеялись.
— Истинно так, Царевна. — Согласились казаки.
— Пушки у вас в селениях стоят на валах? Я правильно понимаю?
— Правильно. В набег их не возьмёшь. Как и пищали. Тяжелы они.
— Я знаю. Нужно более легкое огнестрельное оружие. Я над этим работаю.
— Скажи, Царевна, мы слышали, что у тебя какие-то пушки есть. Которые можно в набег брать? И заряжаются быстрее, чем турецкие? И ядра метают дальше?
— Есть. Пока немного. Но их льют уже.
— А нам можно пушки такие? — Спросил Шрам.
— Можно, если осторожно. — Я улыбнулась.
— Как это, осторожно? С опаской что ли? — Казаки смотрели на меня недоумённо.
— И с опаской тоже. Всё дело в том, что к этим пушкам особый заряд нужен. И самое главное, умение пользоваться ими. Ну вот дам я вам такие пушки, и что вы с ними будете делать? Иван, ты видел на полигоне стрельбу из моих орудий?
— Видел, Царевна. Баско стреляли отроки твои. Я такой быстрой стрельбы ещё не видел.
— Не отроки, атаман. Кадеты!
— Прости. Да, кадеты.
— Вот. Поэтому дадите мне от каждого селения по четыре отрока в кадеты. Но не самых глупых. Наоборот, самых смышлёных. Возраст от 14 до 16 лет. Это самое то. Земли, на которых вы живёте, закрепляются за вами навечно. Подати и налоги, вы не платите. Вы платите русскому государству своей службой ему.
Я достала из привезённого с собой сундучка, где хранились разные документы, указ Государя Московского.
— Грамотные есть среди вас? — Спросила казаков. Из-за стола встал один из них. мужчина лет 30. Поклонился мне.
— Я обучен грамоте, Царевна.
— Где и кто обучал? — Спросила его. Он молчал. Помялся некоторое время. Я продолжала вопросительно смотреть на него. — Чего мнёшься, словно девица красная на выданье?
Казаки захохотали. Мужчина, сначала удивлённо смотрел на меня, потом тоже улыбнулся.
— Подъячим я был в Москве, Царевна. Да только дьяк, Чёрный
Пётр Михайлович, мужеложец поганый, начал склонять меня к содомии. Я отказался. Меня пороли на подворье и не раз. Голодом морили. Ну я и, с божьей помощью, бежал на Дон, а перед этим дьяка подрезал. Не сможет он больше мужеложество, да содомию творить.Я смотрела на мужчину вытаращив глаза. Ничего себе.
— Да, дело поганое у тебя, казак, случилось. — Сказала ему. — А теперь боишься преследования?
— Всё так, Царевна. Но ты сказала, что с Дона выдачи не будет?
— Не будет. Ты всё верно сделал. Только о таком скотстве надо было сообщить Государю. Мужеложцев и прочих содомитов у нас не жалуют. Ты же знаешь.
— А кто бы мне поверил? Он с боярами в родстве, да князьями.
— С кем именно?
— С Шуйскими.
— Род Шуйских разгромлен. Можешь не бояться. Они мои личные враги. Возьми указ Государя. Прочитай его всем здесь сидящим. Чтобы знали, что не слова это пустые. — Передала ему свиток с Великокняжеской печатью. Он стал читать. Казаки внимательно слушали. Закончив, казак свернул аккуратно свиток и протянул мне. Я покачала головой. — Нет, казак. Этот указ, воля Государя. Оставьте его себе, казаки, как подтверждение вашего нового сословия. Вы готовы принести присягу, то есть клятву от имени всех ваших людей?
Казаки встали. Поклонились мне.
— Готовы, Царевна Александра Вячеславовна. — Ответил за Всех Иван Гойда.
— Тогда пойдёмте в церковь.
В небольшой деревянной крепостной церкви всё уже было готово. Батюшка уже ждал. Я достала ещё один свиток, в котором был текст присяги донского казачества. Пусть пока только эти пять поселений. Но это уже много. Это начало. Я верила, что с каждым годом количество донских казаков, присягнувших Москве будет только увеличиваться. Я раскрыла его.
— Казаки, повторяйте за мной. Это слова вашей присяги, вашей клятвы, которую вы дадите перед богом и людьми. Не забывайте этого. — В церкви по мимо нас и священнослужителя находились и сотник Кобыла, несколько его воином, а так же несколько человек из гарнизона крепости. Я начала читать. Делала паузы позволяя казакам повторить за мной.
— Мы казаки Дона, пред Честным Крестом и Святым Евангелием присягаем верой и правдой служить Руси Святой, Государю Московскому, Православной Вере, честному казачеству, свято хранить добрые казачьи традиции и обычаи. Защищать их в лихую годину брани, не щадя живота своего и крови своей. Не за страх, а по совести выполнять возложенную на меня обязанность по защите Отечества моего, подчиняться законной власти Государя Московского, Атаману, Священноначалию и иных не знать и не принимать. А данную мне власть, как воина русского не употреблять во зло Руси. А если нарушу я свою присягу и предамся врагам Руси, то пусть меня постигнет кара божия, в пятно позора и бесчестия ляжет на весь мой род до седьмого колена.
Я видела, как повторяя слова клятвы все казаки побледнели. Это была страшная клятва. Ладно если только ты подвергнешься каре божией, но тут каре и проклятию подвергнется весь род — отец, мать, братья, сестры, дети, внуки, правнуки, праправнуки на семь поколений. Люди здесь и сейчас верили в это неистово. Казаки преклонили колено. К ним подходил по очереди батюшка, давал поцеловать Евангелие и крест. Потом они поставили свои подписи на тексте присяги. Ну как подписи, отпечатки своих больших пальцев, смазанных красными чернилами, символизирующими кровь. Я так им и сказала, то не ваша кровь, а кровь Христа.