Александра

— Вы выезжайте. Я догоню. Мне надо проверить, как правильно будет сшита специальная упряжь для малыша.

— Царевна, это никак не возможно. Ты должна выехать в Москву. — Сказал боярин Тучков-Морозов.

— Я никуда не поеду до тех пор, пока не сделаю всё, что необходимо для дитя Ирины и Петра. Только тогда, когда я увижу, что всё сделано правильно, когда скажу и научу их, как смотреть за своим сыном, что необходимо им делать, только после этого я выеду в Москву. Со мной останутся мои люди и муж. Мы вас догоним. И это моё последнее решение.

— Михаил Васильевич, — обратился к Тучкову-Морозову Вяземский-старший, — надо выезжать. Александра нас догонит.

— Хорошо. Я оставлю ещё с десяток своих конных воинов. — Он посмотрел на меня. Я пожала плечами. Пусть оставит, мне всё равно.

Обоз начал покидать боярское подворье. Часа через два мне принесли то, что я указала сшить. Осмотрела, кое-что сказала переделать. Так же плотник принёс требуемую мной деревянную растяжку. Причём уже гладкую и отполированную. Молодец, хороший мастер. Я его похвалила. Малыша раздели до рубашонки. Одела на него стремена, охватывающие ему ножки с закреплением на плечах в верхней части этого своеобразного корсета. Ножки согнула в коленочках и развела в стороны, до того пока он не почувствовал дискомфорт. Закрепила растяжку на стременах, чтобы он не смог свести коленки вместе. Теперь бедра малыша были зафиксированы. И Ирина и Пётр очень внимательно смотрели. Я им всё рассказала, как и что делать. Как постепенно разводить ему ножки, фиксировать. Объяснила, что нужно добиться разведения бёдер максимально широко. Говорить, что до 80–90 градусов не стала, так как ничего бы они в градусах не поняли. Повторила с показом им несколько раз. Так же при этом присутствовали пара нянек. Особый упор сделала, что нельзя переборщить. Разведение и фиксация не должны причинять малышу дискомфорт и тем более боль. Так же разъяснила, что сами ножки должны быть подвижны вверх-вниз. Так как сустав должен был работать и правильно формироваться. Стремена не снимать. Но заботиться, чтобы они были сухие. Тем более, низ стремян был из тонкой, хорошо выделанной кожи. Её потребовалось совсем немного.

Солнце клонилось к закату, когда мы выехали с подворья. Хотя боярин с боярыней уговаривали остаться на ночь. Но я спешила. Шли намётом, в пол-маха. Иногда переходили на рысь или иноходь. Правда иноходь не у всех получалось, всё же такому виде бега не каждую лошадь можно научить. Но вот мой жеребец как-то сам пошёл иноходью, без обучения, чему я даже удивилась. Венец так и оставался у меня на голове. Мало того, надев поддоспешник и на него кольчугу, на руки надела перчатки из тонкой кожи, специально пошитые для меня ещё в пограничной крепости Вяземских. И уже на перчатки, на средний палец правой руки я надела серебряную перстень-печатку Долгоруких. Иван впервые увидел у меня эту печатку. Смотрел широко раскрыв глаза. Обратила внимание, что десятник, которого оставил с десятком конных Тучков-Морозов, тоже странно посмотрел на неё. Но задавать вопросов не стал. Вопрос задал Иван:

— Саша, откуда у тебя этот перстень?

— Это перстень моей бабушки. Это всё, что осталось от её предков. От неё он перешёл моему отцу. А так как у родителей родилось только две дочери, а сыновей бог не дал, то он мне перед тем боем, что дал нам с Еленой уйти, зная, что живым он не останется и больше нас не увидит, отдал мне, как старшей дочери. Родиться у нас сын, Ванечка, я ему этот перстень отдам. Если господь не даст нам сына, а Елене даст, тогда ему будет отдан перстень. Такова воля родителя была.

— Саша, печать на перстне, это печать Рюриковичей. Похожая печать есть у князей Долгоруких.

— Возможно. Я же говорила, что бабушка была из старинного боярского или княжьего рода с Руси. Её предки попали в Византию толи во время нашествия хана Бату, толь ещё раньше. Давно это было. Лет триста назад.

Спустя часа два скачки, Иван предложил сократить путь.

— Эта дорога длиннее по которой пошёл наш обоз. А эта короче. Она не так наезжена, но всё же. Мы можем пройти почти напрямки.

— Хорошо, давай сократим путь.

Десятник только кивнул нам. На развилке мы свернули правее. Двигались довольно быстро. Поля сменялись густым лесом и перелесками. Мы то выскакивали из леса, то вновь углублялись в него. В какой-то момент услышали впереди шум. Крики, лязг железа. Десятник поднял руку, давая понять, что надо остановится.

— Почему? — Спросила я. — Нас почти два десятка оружных воинов.

— Там может быть опасно, царевна.

— А если людям помощь нужна. Мало ли кто напал. Может тати какие? Вперёд. — Я тронула коня и сорвалась в галоп. Выхватила шашку. Чуть пригнулась к коню. Остальные рванули вслед за мной. Мы выскочили на место боя, вернее засады. Разбойники напали на небольшой купеческий караван. Впереди каравана, он направлялся нам на встречу, и позади, тати свалили по дереву, таким образом заблокировав купца. Мой скакун с маху перескочил завал. Первыми мне попались какие-то двое, в дранье. У одного дубина, у второго боевой топор. Первым рубанула шашкой мужика с топором. Потом так же второго. Он только и успел, что поднять своё дубье. Кто-то из всадников перескочил дерево вслед за мной, кто-то обошёл дерево по лесу. Мы поспели как раз вовремя. Тати почти справились с немногочисленной охраной. Айно начал стрелять из лука на ходу, сидя на коне.

— Защищать Царевну! — раздался крик Ивана.

На меня с ближайшей повозки прыгнул ещё один тать, но его срубил на лету Илья, появившийся рядом со мной. Он тут же выставил щит, прикрывая меня. С другой стороны, подскакал Божен. Остальные кинулись на разбойников, как стая волков. Всё было кончено очень быстро. Большую часть банды просто вырубили под ноль. Несколько человек сумели убежать и скрыться в лесной чаще. Троих захватили в плен. Охрана каравана, большей частью была убита, либо выведена из строя. Сам купец тоже был ранен, но стоял на ногах. Молодой около 30. Здоровый мужчина, крепкий. В руках держал саблю. Рядом с ним ещё трое, кто оставался на ногах. Тоже оружные. По мимо этого в одной из телег была молодая женщина с двумя детьми. Как оказалось жена купца и два его малолетних сына, одному пять лет, второму три годика.

— Ты зачем купец, жену то с детьми взял с собой? — Спросила его, когда более-менее разобрались кто есть кто. Молодая женщина лет 20–22, сидела, прижав детей к себе.

Купец поклонился мне в пояс.

— Благодарствую тебе, боярыня, за помощь.

— Не боярыня! — Тут же встрял Богдан, наезжая на мужчину конём. — Царевна она.

Купец открыл рот, потом бухнулся на колени. Как и остальные трое его людей.

— Прости матушка царевна. Не серчай на меня. По не знанию я.

— Встань. Нечего коленями дорогу топтать. У тебя кровь на голове. Перевязать то есть чем?

— Найдётся. Ольга, тряпицу найди, перевязать голову надо. — Крикнул он своей жене. Она засуетилась. Вытащила откуда-то кусок простой ткани. Хотела уже перевязать рану мужу, как я остановила её.

— Рану промой сначала чистой водой. Перевар или вино есть?

— Есть царевна. И перевар, и вино. — Ответил купец.

— Сначала промой чистой водой, потом переваром и только после этого накладывай повязку. — Сказала я женщине. Наши ратники сложили рядышком в рядок людей купца. Мёртвых и живых, кто двигаться не мог. Я осматривала раненных. Трое были тяжёлые. Если бы я была в поместье Вяземских, в своей операционной, то ещё можно было бы побороться за их жизни, а здесь у меня даже инструмента хирургического не было и кегута. Совсем ничего. Поэтому жить им оставалось совсем немного. Я ничего не могла сделать. Иван посмотрел на меня. Я отрицательно качнула головой.

— Ваня, я бессильна. Им операцию надо делать. А у меня даже инструментов нет. Понимаешь? Да даже если бы и сделала нет гарантии, что они все выжили бы. У этого ранение в живот, фактически ему все внутренности прорубили. Не жилец однозначно. Ему уже не я нужна, а священник. Как и вот этому. Голова разбита. Череп повреждён, это однозначно. Так что… — Я покачала головой. Третий. Видно челюсть сломана. Скорее всего и ребра. Хорошо его приложили. Он дышал тяжело. Жалко, совсем молодой парень. И левая рука его была ниже локтя раздроблена. Причём, осколки костей порвали кожу и сухожилия, торчали наружу. Посмотрела на мужа.

— Ваня, ему руку сейчас рубить надо. Спасти её нельзя. Если живой останется, огневица будет очень скоро. Поэтому, парни его сейчас подержат, а ты отрубишь, только ровно и вот здесь, понял?

— Понял, Саша. — Он обнажил вновь свою саблю. Раненого прижали к земле. Один из людей Тучкова-Морозова притащил небольшую чурку. Ратники как раз рубили сваленные деревья, чтобы освободить дорогу. Руку парня положили на чурку. Она пришёл в сознание, наверное, от боли. Захрипел, глядя на моего мужа. Но Иван не обращал на него внимания. Изготовился и рубанул. Болезненный стон и хрип. После чего парень отключился. Я перетянула ему руку выше локтя. Взяла у купца тряпку, смочила её в переваре, обработала рану и стала бинтовать культю. Сделав это, сказала, чтобы парня раздели до пояса. Ощупала его грудь, бока, проверяла ребра. Похоже парочка сломана. Взяла у купца ещё ткани, туго перевязала корпус раненного. Потом зафиксировала челюсть у парня. Нет она не была сломана, Но трещина скорее всего была, так как распухать начала. Я когда пальпировала её, он застонал. Так же была ещё пара человек. У одного была рубленная рана груди. Но, если не загноится, то всё должно зажить. Ему промыли, продезинфицировали и я сделала перевязку. У третьего была сломана нога. Этому наложили по быстрому шину из двух толстых веток и туго перевязали. Ещё у него сотрясение было, причём хорошее такое, так как взгляд у него был блуждающий какой-то. Он не мог сфокусироваться на одной точке. Ладно, это будем править позже.