Александрин. Огненный цветок Вальхейма

Гомон сменился шуршанием роскошных нарядов — это придворные, позакрывав рты, принялись кланяться и опускаться в реверансах. Рука об руку король с королевой прошествовали к креслам, угнездившимся в алькове под алого цвета балдахином. Величаво на них опустились и кивнули стражникам, изваяниями застывшим возле дверей.

Расписанные позолотой створки снова распахнулись: в зал, гордо задрав подбородок, чуть ли не до самого потолка, вошёл посол в сопровождении свиты.

Заметила, как опасно сверкнули глаза кардинала, в своей красной сутане имевшего все шансы слиться с убранством трона. Спрятав руки в широких, как крылья птицы, рукавах своего одеяния, его высокопреосвященство пристально следил за приближением иностранной делегации. Было такое ощущение, что вот сейчас он набросится на высокопоставленного гостя и, яростно зарычав, разорвёт того в клочья.

Брр…

За послом следовала вереница илланских вельмож и слуги, держащие перед собой бархатные стёганые подушки. Илланцы не поскупились на дары. Чего только среди подарков не было: шкатулки с самоцветами, золотые самородки, благовония и духи в расписных флаконах, дорогие шелка невероятных расцветок, затканные золотыми и серебряными узорами.

Придворные восторженно перешёптывались, обозревая всё это великолепие.

Приблизившись к монархам, посол преклонил колено перед ступенями трона. Пока кардинал пожирал бедолагу взглядом, его величество благосклонно улыбался гостю, а королева взирала на него с выражением ностальгии на спокойном благородном лице. В прошлом инфанта Иллании, Алайетт наверняка скучала по общению с единоземцами.

— Мы рады приветствовать вас в Анфальме, дорогой герцог Кастальдо, — жестом позволив послу выпрямиться, тепло начал король и осёкся, когда двери в зал распахнулись снова, едва не впечатавшись в лбы застигнутой врасплох охраны.

В напряжённой тишине, сомкнувшейся над придворными, оглушительно громкими показались шаги Стража. Все взгляды устремились в его сторону. На лицах большинства читалось недоумение, смешанное с живым интересом.

Больше всего на свете придворные обожали различные спектакли и представления. И вот сейчас их вниманию предлагался один из них.

— Маркиз, что вы себе позволяете?! — Король, не ожидавший столь явного проявления непочтения со стороны своего приближённого, едва не задохнулся от возмущения. Даже на троне привстал, преисполненный праведного гнева.

Её величество успокаивающе накрыла пухлую ручку мужа своей, и Люстон XIV, шумно выдохнув, тут же сдулся, словно шарик, из которого выпустили весь воздух. Послушно плюхнулся обратно в глубокое, обитое глазетом кресло и принялся сверлить приближающегося Стража хмурым взглядом. На пару с кардиналом.

Моран поклонился.

— Что же такого срочного могло случиться, маркиз, что вы осмелились прервать церемонию приветствия? — невозмутимо поинтересовалась правительница, у которой при появлении мага на лице не дрогнул ни один мускул. Ни в голосе, ни во взгляде не проскальзывало недовольства. Что же до лица её супруга — оно, словно панцирь божьей коровки, стремительно покрывалось пятнами. Только не чёрными, а красными. — Как видите, у нас в гостях посол Иллании, его светлость герцог Кастальдо.

— Я бы ни в коем случае не осмелился прервать встречу столь важного и долгожданного гостя, — ненавязчиво польстил герцогу де Шалон и продолжил вбивать гвозди в крышку кардинальского гроба: — если бы не срочное дело. Увы, оно не терпит отлагательства.

— И что же это за дело такое? — проворчал король.

— Задержание жестокого, беспринципного убийцы, на счету которого десятки загубленных жизней!

Редкие шепотки сменились гулом, который с каждой секундой всё нарастал. Придворные взволнованно переглядывались, явно выискивая в своих сплочённых рядах нечестивца, на протяжении долгих месяцев державшего в страхе всё королевство. Кардинал, прежде серый, как давно небелёный фасад захудалой таверны или полуразвалившегося сарая, взяв пример с монарха, стал багроветь. Понял, видать, по чью душу явился мой бесстрашный супруг.

— Разве заговорщики не в тюрьмах? — вступил в разговор илланский посол, наслышанный о трагедиях, обрушившихся на Вальхейм.

— В тюрьмы попали те, кто был неугоден настоящему убийце. Маги, от которых его высокопреосвященство избавился, желая расчистить себе путь к трону.

Что тут началось… Зал взорвался криками, где-то возмущёнными, где-то изумлёнными. Несколько дам, закатив глаза, собирались грохнуться в обморок. Но поняв, что до них сейчас никому нет дела, быстренько передумали. Неистово обмахиваясь веерами, продолжили следить за душещипательной сценой.

— Кардинал Бофремон! — Моран повернулся к пунцовому прелату и с выражением презрения на обычно невозмутимом лице, громогласно проговорил: — Вы обвиняетесь в призыве демонов, многочисленных жестоких убийствах и заговоре против его величества короля!

— Не может быть! — схватился за сердце последний. — Вы с ума сошли, маркиз!

Вот ведь Тома неверующий.

— Я могу доказать это, сир. Если только позволите, — снова расшаркался де Шалон перед государем, тоже, кажется, подумывающим на время уйти из реальности.

Благо королева не позволила. Иначе бы все бросились приводить монарха в чувство, охать вокруг него да стенать, позабыв и об обвинениях, и о мерзком прелате.

Снова вцепившись в руку правителя, чтобы не думал трусливо сбегать в спасительный обморок, Алайетт жёстко потребовала:

— Объяснитесь, маркиз. Вы предъявляете обвинения человеку, долгие годы верой и правдой служившему Вальхейму. Столпу нашей веры.

Государыня была набожной, по-моему, даже чересчур, и видела в кардинале святого, посланника Единой, снизошедшего с небес к нам на грешную землю. Будет сложно сорвать с королевских глаз столь усердно вытканную этим ядовитым пауком пелену лжи.

— Я, как и его высокопреосвященство, положил на алтарь службы всю свою жизнь. И, считаю, что смею просить, нет, требовать от кардинала пройти ритуал взыскания правды. Если он невиновен, я публично буду молить монсеньора о прощении. Но если…

Глухо зарычав, Бофремон рванулся к Стражу.

— Этот человек безумен! Он ложью пятнает моё имя и мою честь и заслуживает немедленного ареста! Взять его!

У меня сердце ушло в пятки, да там и осталось, забыв, как стучать. Стражники сделали несколько несмелых шагов по направлению к Морану, но не отваживались схватить его без дозволения монарха.

Король мешкал. Даже королева утратила привычную ей сдержанность и теперь казалась растерянной. Было видно, Алайетт не знает, как поступить. Больше всего на свете я опасалась, что Морана действительно схватят, и тогда… Стараниями кардинала мой муж и до вечера не доживёт.

Гнетущее молчание, кажется, длившееся целую вечность, снова нарушил герцог Кастальдо:

— Разве это так страшно? Я имею в виду, пройти ритуал взыскания правды?

— Он совершенно безболезненный, ваша светлость, — ответил послу седовласый мужчина в тёмном с серебряными галунами костюме, прежде никем не замеченный. Поравнявшись с маркизом, магистр Броссар назвался и поклонился правителям.