Александрийское звено

– Ларри! – громко позвала Стефани.

Ответом была тишина.

– Ларри! Можно тебя на минутку?

На втором этаже послышалось шлепанье босых ног, и из спальни появился Дейли – без рубашки, но в штанах.

– У тебя новая прическа, Стефани? И одежда… Решила сменить имидж? Мне нравится. Класс.

– Специально для тебя старалась.

– Что ты здесь делаешь?

Она помахала в воздухе книгой.

– Пришла покопаться в твоих закромах.

Мальчишеское лицо Дейли исказилось от страха.

– Вот-вот, – продолжала Стефани, – пришла твоя очередь попотеть. А Диксон? – Она возвысила голос. – Я разочарована твоим выбором любовниц.

Из спальни вышла Диксон – совершенно голая, но без малейших признаков стеснения.

– Тебе конец, – сказала она.

Стефани передернула плечами.

– Это мы еще посмотрим. По крайней мере сейчас твой пистолет у меня.

Она продемонстрировала оружие.

– Что ты намерена делать? – спросил Дейли.

– Еще не решила. Кстати, у вас это давно?

– Не твое дело, – огрызнулась Диксон.

– Просто любопытно. Я прервала ваши игры лишь для того, чтобы сообщить: теперь игра заключается не только в том, что я должна от вас прятаться.

– Ты, я вижу, неплохо осведомлена, – сказал Дейли. – Кто твоя подруга?

– Кассиопея Витт, – вместо Стефани ответила Диксон.

– Я польщена тем, что вы меня знаете.

– Я обязана тебе дротиком, угодившим мне в шею.

– Не стоит благодарности.

– Возвращайтесь в постель, вы двое, – велела Стефани.

– У меня другой план, – сказала Диксон и стала спускаться по лестнице, но Стефани направила на израильтянку ее же пистолет.

– Не испытывай меня, Хизер. Я недавно стала безработной, меня пытаются арестовать, так что мне терять нечего.

Диксон остановилась, возможно, почувствовав, что теперь действительно не самый подходящий момент для того, чтобы лезть на рожон.

– В спальню, – приказала Стефани.

Диксон колебалась.

– Сейчас же!

Диксон вернулась на верхнюю ступеньку лестницы. Стефани сгребла всю одежду израильтянки, включая ее туфли.

– Ты не рискнешь преследовать нас, опасаясь публичного скандала, – сказала она, обращаясь к Дейли, – а вот она может. Это по крайней мере задержит ее.

И они ушли.

49

Вена, 18.40

Торвальдсен накинул на плечи пурпурную мантию. В дни ассамблеи это традиционное облачение были обязаны носить все члены ордена. Первое заседание было назначено на семь часов, но Торвальдсен не ожидал от него ничего интересного. Обычно в начале ассамблеи было много разговоров и мало дела. Ему не нужны были союзники для выполнения своих целей, но нравилось дружеское общение, черед которого наступал по завершении официальной части.

Гари сидел на одном из обтянутых кожей кресел с высокими спинками.

– Как я выгляжу? – шутливым тоном спросил он.

– Как король.

Парадная мантия на Торвальдсене была до колен, сшита из бархата, богато украшена золотым шитьем и девизом ордена: «Я дерзнул». Этот антураж оставался неизменным с пятнадцатого века, когда был учрежден орден Золотого Руна.

Торвальдсен надел на шею знак ордена – золотое руно, висящее на цепи из 28 звеньев-кремней, из которых вырывались языки красного пламени.

– Это наш символ, – пояснил он. – Его выдают каждому новому члену ордена.

– Похоже, дорогая вещица.

– Да уж не из дешевых.

– Для вас все это действительно важно?

Датчанин пожал плечами.

– Мне это нравится. Но это совсем не то, что религия.

– Папа говорил мне, что вы еврей.

Торвальдсен кивнул.

– Я про евреев почти ничего не знаю. За исключением того, что миллионы их были убиты во время Второй мировой войны. И вот этого я действительно не понимаю.

– В этом ты не одинок, Гари. Гои пытались уничтожить нас на протяжении веков.

– Почему другие люди ненавидят евреев?

Торвальдсен задумывался над этим вопросом множество раз, как и те философы, теологи и политики, которые столетиями рассуждали на эту тему.

– Для нас все это началось с Авраама, точнее говоря, с того, что называют Авраамовым заветом. В возрасте девяноста девяти лет ему явился Бог и заключил с ним завет – или, иными словами, договор, – сделав его народ богоизбранным, тем, который унаследует земли Ханаанские. Но, увы, вместе с такой честью на нас была возложена и большая ответственность.

Он видел, что мальчик заинтересовался.

– Ты когда-нибудь читал Библию?

Гари отрицательно мотнул головой.

– Обязательно почитай. Это великая книга. С одной стороны, Бог благословил евреев, сделал их избранным народом. Но именно их ответ на это благословение определил их последующую судьбу.

– Что вы имеете в виду?

– Они взбунтовались, стали курить фимиам идолам и благодарить их за свое благополучие, стали жить не по заветам Божьим, а руководствуясь собственными страстями и желаниями. И тогда Бог покарал их, рассеяв среди неевреев.

– Именно поэтому их не любят?

Торвальдсен закончил застегивать свою мантию.

– Трудно сказать. Но с тех пор евреи непрерывно подвергались преследованиям.

– У Бога, видно, крутой нрав.

– Бог Ветхого Завета – совсем не такой, каким Он предстает в Новом.

– Боюсь, Он мне не очень по душе.

– И не тебе одному. – Торвальдсен помолчал. – Евреи первыми в мире стали утверждать, что человек несет ответственность за свои поступки. Не боги виноваты в том, что жизнь пошла не так. В этом виноват ты сам. И это сделало нас другими. Христиане пошли еще дальше. Человек был изгнан из Эдема по собственной вине, но Бог, любя человека, искупил наши грехи кровью Своего Сына. Еврейский Бог – жесток и вершит правосудие, Бог христиан – воплощение милосердия. Огромная разница!

– Но ведь Бог должен быть добрым, разве не так?

Датчанин хитро улыбнулся и обвел взглядом изысканную комнату. Пора переходить от теологии к более насущным вещам.

– Скажи, что ты думаешь о произошедшем в беседке?

– Не знаю, что и думать, но мистеру Херманну явно не понравится то, что вы похитили его дочь.

– Так же как твоим родителям не понравилось то, что случилось с тобой. Разница лишь в том, что она взрослая женщина, а ты подросток.

– Почему все это происходит?