Александровскiе кадеты

Петя Ниткин побледнел и задрожал. Эх, ты, тютя!..

— Я хотел, — вполголоса ответил Фёдор. — Потому что ты колбасу у моего друга стянул, а настоящие кадеты так не делают. Не по-товарищески это.

— А нечего рот разевать! — глумливо начал было Нифонтов, но Воротников только махнул на него:

— Не твоё дело, Костян. Тебе, Нитка, — и Севка ткнул пальцем Петю Ниткина в грудь, — колбаса неполезна. Эвон какой пухляк! Так что я тебе, можно сказать, доброе дело делаю.

— Не трогай его, — по-прежнему негромко сказал Федя. — Драться хотел, Воротников? Ну так пошли. Если не струсил.

— Кто струсил? Я струсил? — возмутился второгодник. — Пошли, а то переменка кончится!

— А ты успеешь? — забеспокоился Костя Нифонтов.

— Успею! — хвастливо бросил Воротников. — Махну разок, он и улетит!

Федор ничего не сказал, а просто ноги сами понесли его к коридорному ватерклозету — обычному месту мальчишеских поединков в 3-ей Елисаветинской. Петя Ниткин семенил следом, хватая друга за рукав и бормоча что-то вроде «Федь, может, не надо, а, Федь?»

За ними целой когортой шагали Воротников, Нифонтов, молчавший всё это время Бобровский, и троица с их стола — Пащенко, Шпора, Бушен.

В ватерклозете противники встали лицом друг к другу. Нифонтов, взявший на себя роль распорядителя, быстро проговорил:

— Правила как всегда — подножку не давать, лежачего не бить и ниже пояса тоже, ногами не пинаться, за волосы не хватать, в обхватку не идти, голову под мышкой не зажимать! Драться до —

— До первой крови, — великодушно обронил Всеволод.

Фёдор молча кивнул, выставляя левую ногу вперёд и сжимая кулаки. Воротников хмыкнул, фыркнул, со значением утёр нос. И замахнулся.

Нельзя сказать, что внутри у Феди всё заледенело от ужаса, нет. Дрался он немало и не боялся ни чужих кулаков, ни боли, привычно врал привычно равнодушным учителям в прошлой гимназии, красуясь с великолепным фингалом, что «налетел на дверь» или «свалился с лестницы». Однако так же врать Константину Сергеевичу Аристову отчего-то очень не хотелось. Конечно, доносить начальству, ябедничать и «филерить» — это плохо, но…

От первого удара Солонов увернулся с лёгкостью. Севка слишком форсил, не ожидая от противника особого отпора и Федор, памятуя папины уроки английского бокса, уклонился; в груди разгорался привычный азарт. Надо было продержаться до звонка, а там —

Воротников двинул вторично, «прямой левый», как сказал бы нанятый папой учитель бокса, мистер Смит; двинул и вновь промахнулся, при этом открывшись, и Федин кулак миг спустя врезался противнику в скулу.

— Ой! — пискнул Петя.

Если бы удалось раскровянить Воротникову нос, тут бы всё и кончилось; но, увы, Федор попал в скулу и второгодник, ошеломлённо тряхнув головой, снова полез вперёд. Нифонтов застыл, разинув рот, с неприятной гримасой; а вот Бобровский, напротив, глядел на происходящее с непонятным прищуром, словно прикидывая что-то.

Второй раз Всеволод наступал уже куда осторожнее, держа руки в позиции, но слишком высоко. Федя качнулся раз-другой из стороны в сторону, размывая внимание соперника, и ударил сам, простым двойным, но быстрым.

От первого Воротников закрылся, но второй, правый боковой, прошёл опять. Теперь в глазах Севки появилось изумление, смешанное со злостью.

— Давай, Солонов! — вдруг поддержал его вихрастый Шпора.

В груди сладко запело. Предчувствие победы — сейчас, третий-то раз я ему точно в нос попаду!..

Но и Воротников тоже дрался немало. Третий раз он уже не лез вперёд, махал кулаками осторожнее, чтобы наверняка. Федор же, на волне успеха, сам рванулся, пытаясь обмануть противника ложным замахом; и сам не поверил, когда Всеволод вдруг выбросил руку ему навстречу, угодив как раз туда, куда метил сам Солонов — в нос.

Боль вспыхнула, в глазах на миг потемнело. Воротников, однако, не успел ударить вторично — Федор отскочил. Ничего, я всё равно его дважды достал, а он —

— Кровь! Кровь! — завопил Нифонтов, аж подпрыгивая. — Кончай махаться! Всё, кровь!

Кровь? Какая кровь? Где? У кого?

— Федя! Федь! — бросился к нему Ниткин. Воротников отступил, дисциплинированно и в соответствии с кодексом опуская руку. — Давай сюда, к умывальнику, пока рубаху не заляпал!

Чего заляпал? — не понимал Федя. Со мной всё в порядке, драться даль…

И тут он наконец ощутил, что из носа по губам и подбородку бежит что-то тёплое и щекочущее.

— Умойся, — вдруг оказался рядом и Бобровский. — Быстро давай! Сейчас звонок уже!..

…Кровь они едва успели остановить и Фёдор, хлюпая носом, подошёл к Воротникову.

— Ты победил, — сказал он сквозь зубы, как полагалось по правилам.

— Угу, — кивнул Всеволод, но без особого торжества. — Значит, колбаса Тюти за завтраком теперь моя.

Федор только сжал кулаки в карманах, чтобы никто не видел. Ну да, дрались за колбасу и, получается, что порцию друга он, Федя, проиграл.

— Да подавись ты этой колбасой! — со слезами выкрикнул вдруг Петя. — Только Федю не тро…

— Да кто ж его тронет? — искренне удивился Воротников. — Всё по-честному было, без обид. Ты, Солонов, драться того, силён, — вдруг добавил он. — Пожалуй, вторым силачом в роте станешь, ну, после меня, конечно.

И протянул Федору руку.

Федя сжал зубы, но руку пожал. Так было положено.

Петьке сыр отдам, подумал он. А то несправедливо будет.

* * *

Следующим уроком стояло «естествознание», и кадеты направились к физическому кабинету. По отделению уже, словно лесной пожар, распространялись известия, что «Ворот» с «Солоном» (который уже кое-кем сокращался до привычного Феде «Слона») бились на переменке, и Ворот Слона побил, хотя и с немалым трудом, от него получив дважды, а сам попав только один раз, зато в нос и до крови.

Сам Фёдор шёл, словно в тумане. Ну, конечно, завсегда обидно получить по носу. Обидно подвести друга. Особенно же обидно дважды залепить противнику по физиономии, и всё равно так глупо проиграть. «До первой крови!»

А ещё было как-то стыдно и неловко перед Константином Сергеевичем, который говорил как раз об этом. Хорошо ещё, форму кровью не закапал.

«Физик» Илья Андреевич Положинцев, в гражданском мундире с серебряными петлицами — один просвет без звёздочек, то есть титулярный советник — встретил кадет шумно и весело.