Алексей Каренин
Шрифт:
АННА. Ты нездоров, Алексей Александрович. А мне как на беду спать хочется.
КАРЕНИН. В таком случае я прошу тебя извинить меня.
АННА. Ты прощен. Я могу идти?
КАРЕНИН. Иди…
АННА. Да и тебе пора, Алексей Александрович, пора. И учись проигрывать…
Взбегает по лестнице. Каренин остается один.
Он немигающими глазами вглядывается в темный угол передней.
Там
АННА. Что нужно этому старику?
ВРОНСКИЙ. А право не знаю…
АННА. Он так смотрит на нас. Скажите ему…
ВРОНСКИЙ. Что вам угодно?
КАРЕНИН. Это моя жена…
ВРОНСКИЙ. Он говорит, что вы его жена.
АННА. А что же у него уши так выдаются, если он мой муж? Мой муж не может быть с такими ушами. Я не могу любить такого.
ВРОНСКИЙ. Она говорит, что у вас уши выдаются.
Каренин трогает свои уши.
КАРЕНИН. Я обстригся…
ВРОНСКИЙ. Он обстригся.
АННА. Крайне неудачно обстригся этот старик, скажите ему.
КАРЕНИН. Я всегда так стригся.
АННА. Что же из того?
КАРЕНИН. Не знаю…
АННА. Так идите и обстригитесь иначе.
КАРЕНИН. Сейчас ночь…
АННА. Обстригитесь завтра. Только не ходите так. Это противно.
КАРЕНИН. Я обстригусь. Завтра…
И тут с криками: «Дорогу молодежи!» Каренина сметает толпа танцующих.
Он обнаруживает себя упавшим с кушетки. Все так же в пальто. Светает. По лестнице спускается Сережа в ночном платье. У него взъерошенные ото сна волосы.
СЕРЕЖА. Папа, ты разве тут спал?
Каренин непонимающим взглядом оглядывает переднюю. Сережа подходит к нему.
СЕРЕЖА. Почему ты спал тут?
КАРЕНИН. Я, Сережа… Я, Сережа, тут не спал… Я, Сережа…
Обнимает Сережу, долго молчит.
КАРЕНИН. Сережа, правда, у меня уши сильно выдаются?
Сережа смотрит на ухо Каренина.
СЕРЕЖА. Не сильно. Но у тебя
на ухе волосы, папа…Каренин, хмыкнув, пытается прикрыть ухо прической.
Глава 5
Дом Карениных. Каренин, Анна и Сережа сидят за завтраком. Анна заигрывает с Сережей, пуляет в него каплей воды с пальца, который мочит в бокале. Сережа смеется. Каренин молчит. Ест.
КАРЕНИН. Я вчера говорил тебе нехорошее…
АННА (пуляет в Сережу). Говорил.
КАРЕНИН. Так знай, я признаю ревность чувством оскорбительным и унизительным и никогда больше не позволю себе руководиться этим чувством.
АННА. О чем ты? Ты разве ревнуешь? Как ты мил в этом… Ты слышишь это, Сережа, папа ревнует…
Сережа смотрит на Каренина так, словно тот редкостный чудак.
КАРЕНИН. Я не сказал, что ревную. То была минутная слабость.
АННА. Надеюсь, она прошла?
КАРЕНИН. Прошла, но я очень просил бы тебя, никогда более не переступать законов приличия…
АННА. Полагаю, мы вернулись к началу. Какие же законы я нарушила?
КАРЕНИН. Я не хочу говорить об этом при Сереже.
АННА. От чего же? Сереже полезно знать, какие есть законы и какие из них нехорошо нарушать. Правда, Сережа?
Брызгает в Сережу каплей воды. Сережа кивает, смеется.
КАРЕНИН. Я думаю, тебе известны эти законы.
АННА. А Сереже, полагаю, не известны… Да, Сережа?
СЕРЕЖА. Не известны.
КАРЕНИН. А вы, молодой человек, не встревайте, когда разговаривают взрослые.
АННА. Почему же он должен молчать, когда я его спросила?
КАРЕНИН. Хотя бы из уважения.
АННА. Полагаю, невежливо не отвечать на вопрос, а не иначе. Или Алексей Александрович не согласен?
КАРЕНИН. Я согласен, но…
АННА. И какие же могут быть в этой ситуации «но»?
КАРЕНИН. Ты права — никаких.
АННА. А мне кажется, что я далеко не права.
КАРЕНИН. Анна, ради бога…
АННА. Ради бога что?
КАРЕНИН. Прошу извинить меня, если было что-то неприятное в моих словах.
АННА. Что же неприятного может быть в словах о приличии?
КАРЕНИН. Возможно, я не подобрал правильных слов…
АННА. Отчего же?
КАРЕНИН. Сейчас мне так кажется. Но, полагаю, этот разговор необходимо закончить.
АННА. Очень любезно с твоей стороны. Однако не хотелось бы возвращаться к этому впредь.