Алекси и Я
Шрифт:
Наш Фонд благотворительной помощи матерям-одиночкам и семьям, оказавшимся в трудных жизненных ситуациях, существует три года. Идея создания принадлежала моему мужу. Он решил, что это та самая миссия, которая должна быть у каждого человека. Как главное дело в жизни. Которым, почему-то, должна заняться именно я.
Протеста высказано не было. Напротив, я поддержала его. И Гена очень обрадовался, когда узнал, что я согласилась участвовать в таком благом деле.
– Тебе это пойдёт на пользу, – сказал он. – Гораздо лучше, чем сидеть дома в одиночестве.
Нет, конечно, он никаким образом не намекал на то, что я бездельничаю.
Наш дом…
Это место, где должно быть хорошо. Комфортно и тепло. Но почему-то для меня этот огромный особняк не стал настоящим пристанищем. Единственный плюс – здесь было легко затеряться. Спрятаться в одной из комнат, надеясь, что никто искать не будет. И побыть в тишине, не нарушаемой ничем. Я с детства любила тишину. Но мне слишком редко приходилось её слушать.
– Алина Георгиевна, наш Фонд растёт, – докладывала Люда. – И в этом большая заслуга вашего мужа. Если бы не он…
– Спасибо, Люда, – я прервала её. Нет нужды слушать до конца. Эти слова благодарности она произносит чуть ли не каждый день. – Я передам Геннадию Петровичу.
Она осталась недовольна тем, что её прервали. И мне следовало быть помягче. Но я не привыкла вести себя по-другому. Мне, в сущности, всё равно, что обо мне думают, что говорят. Какая разница, если я сама не в состоянии себя прочувствовать?
А Геннадий Петрович молодец. Он везде успевает. Его ценят и уважают многие в нашем городе. За короткий срок он сумел создать настоящую империю, которая прочно заняла лидирующие позиции на рынке недвижимости. Гена успешен, предприимчив. Он умён, обаятелен. А я…
Я не понимаю, для чего нужна ему.
Мы совершенно разные. У нас нет ничего общего, кроме наших детей. И те похожи на него. От меня, к счастью, ничего не взяли.
Пообщавшись с другими сотрудниками Фонда и просмотрев документы, я отправилась дальше. Следующим пунктом в моём списке дел на сегодня был гимнастический зал. Мой терапевт также порекомендовал мне занятия спортом, так как, по его мнению, это позволит лучше ощущать своё тело. И вот я покорно три раза в неделю хожу на гимнастику. Моё тело становится более упругим. Мои мышцы болят. Но я по-прежнему не распознаю своих чувств. И когда меня спрашивают, где в моём теле концентрируются наиболее острые ощущения, я теряюсь, не зная, что сказать. Отвечаю заученно, как услышала в лекциях:
– В области груди.
– Так, хорошо. А на что эти ощущения похожи?
И тут возникает ступор. Потому что в лекциях ничего подобного не говорят. Остаётся признать, что я пока не готова ответить на этот вопрос.
Я прекрасно знаю, что наскучила своему психотерапевту. Он сам давно бы бросил эти бесполезные консультации, если бы мой муж щедро не платил ему. Но однажды мне удалось подслушать их разговор, когда они думали, что я вышла на улицу. На самом деле я притаилась за дверью и отлично могла слышать каждое их слово. Они говорили
обо мне.– Геннадий Петрович, вынужден вас огорчить. Результатов нет.
– Я сам это вижу, – холодно сказал мой муж.
– Даже регресс не помогает. Хотя с другими пациентами мы всегда продвигаемся вперед. Боюсь, что случай с вашей женой безнадёжный.
– И что вы посоветуете?
– Самое разумное – положить её в хорошую клинику. В нашем городе таких нет. Но можно поискать в столице, например. Ей пропишут необходимое лечение. И там она будет в безопасности.
Ох, это слово – безопасность… Как часто я стала о ней задумываться. Это базовое чувство, которое формируется у ребёнка ещё в младенчестве. При условии, что среда, в которой он растёт и развивается, для него благоприятна.
А что если нет?
Глава третья
– Алина! Алина, что ты там делаешь? Алина, нельзя!
Страх блокирует потребности. Запреты фрустрируют человека. Если ребёнку всегда всё запрещать, он перестаёт чего-то хотеть. Если на любое проявление его чувств, будь то плач, или крик, или смех, родители отзываются негативно, организм получает сигнал: так поступать нельзя. Иначе не получишь одобрения.
Надо быть удобной. Надо больше молчать, меньше шуметь, не спорить, не возражать. И не пытаться выражать свою позицию, если она не совпадает с мнением окружающих. Лучше быть в тени. Тогда с высокой долей вероятности можно спокойно прожить свою жизнь, не испытывая никаких потрясений.
– Алина, ты опять плачешь? Перестань немедленно! Ты должна быть сильной. Если ты будешь плакать, мама не будет тебя любить.
Я остановилась на парковке, прилегающей к территории Центра Здоровья. Несколько минут сидела в машине, пытаясь восстановить дыхание. Пульс зашкаливал, и сердце билось сильнее, чем нужно. Я знаю, что причина опять в тех воспоминаниях, что я воскресила благодаря очередному сеансу транса. Психотерапевт предупреждал, что такое возможно. Что «накрыть» может в любой момент. Что я должна быть к этому готова. Я всё понимаю. Но справиться с собой не могу. Потому что по-прежнему я – не я.
– Вы плохо себя чувствуете? Вам нужна помощь?
В открытое боковое окно заглянуло незнакомое лицо. Мужчина, примерно одних со мной лет.
– Я видел вас раньше в Центре, – сообщил он. – Мне показалось, или вам, действительно, нехорошо?
– Всё в порядке, – привычно сухо ответила я. Открыла дверцу кабины и вышла.
– Сегодня очень жарко. Может быть, давление поднялось. Вам точно не нужна помощь? Я могу вас проводить.
Настойчивый. Или чрезмерно заботливый. Может, он прав?
– У меня сейчас тренировка. И я уже опаздываю, – взглянула на часы. Пять минут назад занятие началось.
– Думаю, вам лучше пропустить, – заметил мужчина. – Вы очень бледны. И руки у вас трясутся.
– Правда? – я только сейчас это заметила.
– Если хотите, можем посидеть где-нибудь в тени.
Похоже, он не собирался от меня отставать. И мне, может быть, впервые в жизни, не захотелось отказывать в этом простом предложении.
– Хорошо, давайте посидим. Можем зайти в кафе – здесь неподалёку. Там есть крытая веранда и кондиционер.