Ален Делон без маски

– Что, по-вашему, влечет людей в кино?

– Сюжет. В идеале – сюжет и подходящие для него «звезды». Но только не режиссер, не одна какая-либо «звезда» или «не звезда», не плохой режиссер. Когда полтора миллиона зрителей приходят смотреть «Последнего императора», их привлекает не имя режиссера, тем более что они путают Бертолуччи с Бертучелли, а только рассказанная в нем история. Им незаметна, как мне, великолепная режиссура, хотя, не будучи способны анализировать, они все равно хорошо ее чувствуют. То же самое происходит с дерьмовым фильмом. Достойная уважения «звезда» не дает свое имя плохому сюжету, плохому фильму.

– С вами такое не случалось никогда?

– Никогда. Иначе я бы изменил самому себе. А так как я всегда делал то, что хотел, то подчас ошибался. В выборе сюжета. Но никогда не работал с людьми, с которыми не хотел работать.

– В этом году вы отказались от многих фильмов?

– Я отказался от «Скрытного мужчины», «Саксофониста», «Шарли Динго» и еще пары фильмов.

– Вам не кажется, что вы разбазариваете свой талант?

Нервно:

– С чего вы взяли? Всех удовлетворить невозможно. Ни одни же «интелло» и средний класс смотрят кино. Для этого нужны разные жанры. Но так поступаю я один. Однако, снимая «Слово полицейского», я имею право на такую реакцию, как ваша, а вот когда выходит на экраны «Наша история», совершенно другие люди заявляют, что Делон им не нравится.

– Вы стремитесь понравиться всем?

– Нет. Я стремлюсь доставить удовольствие. И это для меня главное. Быть актером значит принести людям два часа счастья, ностальгии, меланхолии. Они меня сами сотворили, и я хочу им отплатить за это.

– Ваши действия всегда отличались душевным благородством?

– Вопреки тому, что обо мне думают, – да. Тридцать лет я снимаюсь в кино. Публика не ошибается на мой счет. Когда я делаю «Слово полицейского», я так поступаю не для того, чтобы набить деньгами карманы, а доставить удовольствие зрителю. Поэтому, когда я делаю фильм для другой категории зрителей, в девяти случаях из десяти проигрываю. Черт побери! Попробовали бы другие так поступать!

– Вернемся к «Кино». Жюльен Манда – это Делон?

– Поначалу не совсем, но теперь в результате поправок образ этот стал ближе мне. Я не лицедей и никогда им не был. А люди думают, что быть актером так просто. Вот смотрю я на гимнастку Команечи и не чувствую всю подготовительную работу, настолько все совершенно. Наша профессия такая же. Чем больше стремишься к совершенству, тем труднее этого достичь.

– Люди, вас хорошо знающие, находят в Манда много общего с вами.

– Но точно так же они говорят и о моих ролях в других фильмах. Тогда я их спрашиваю: «Где вы это нашли? В „Зорро“? В „Рокко“? „Клейне“? „Нашей истории“, „Слове полицейского“?»

– Иногда «звезды» куда-то пропадают.

– Потому что для этого потрудилась интеллигенция и значительная часть средств массовой информации. «Звезды» беспокоят. Поэтому появилось столько актеров и актрис, похожих на консьержей и слесарей. Но долго это продолжаться не может. Кино создано для того, чтобы заставить людей грезить. Во времена Бардо, Мэрилин, Гейбла, Купера люди ходили в кино, чтобы увидеть тех героев, которыми они сами никогда не станут. Сегодня происходит нечто обратное. И это успокаивает.

– Во Франции еще остались «звезды»?

Смеясь и насмешливо:

– Одна перед вами.

– И все?

– Этого уже не мало.

– «Звезда» долговечна?

Мрачно:

– Не знаю. Я похож на недолговечную «звезду»?

Внося ясность в личную жизнь… [6]

«Пари-Матч». Как фигура общественная, вы всегда сохраняли некоторую долю тайны. Сегодня вы решили внести ясность в свою личную жизнь. Вы представляете своих женщин: Аннушку и Розали. Что случилось? А. Делон.Я вовсе не решил внести ясность в свою личную жизнь. Никогда нельзя открываться до конца. Следует какие-то вещи сохранить для себя, для людей, которых любишь. Мой шаг означает скорее стремление придать некоторым событиям официальный характер, а не заниматься раскрытием каких-то тайн. Всем известно, что я живу с женщиной. Сегодня я решил показать ее и ребенка. Люди настолько зашорены, что, если я не показываю свою дочь, еще скажут, что у нее три глаза. Я хочу показать, что у нее их два и что она красива. И что я горжусь ею. Все так просто: перед вами счастливая семейная пара с ребенком. Минувший год был ужасным. Меня решили распять за фильм «Танцевальная машина». Кроме того, были сложности с продажей картин. Я не смог присутствовать при рождении Аннушки. Пришлось заниматься выпуском моего фильма, и мое появление в клинике, где находилась Розали, могло породить всякие домыслы. А когда родилась моя дочь, некоторые друзья – те, кого я считал друзьями, – не захотели признать, что моя личная жизнь изменилась. Я приготовил печатный текст на бристоле, чтобы разослать им. Вот он: «Некоторые близкие люди – мужчины и женщины – самостоятельно приняли решение не выражать свое отношение к рождению моей дочери, игнорируя или, стало быть, желая игнорировать и дочь, и ее мать. Своим поступком они полностью вычеркнули себя из моей жизни». Вот так. Те, к кому это относится, сами себя узнают.

6

5 декабря 1991 года Ален Делон дал большое интервью еженедельнику «Пари-Матч».

Только что, миновав ворота, за которыми располагаются пятьдесят гектаров его владений, мы прошли мимо стрелки, указывающей на расположение делоновской резиденции «The Base». База, логово, убежище. Дом в лесу. Живописный и изысканный. Открытый. За стеклянными дверными проемами видны деревья, расцвеченные всеми красками осени. В доме царят дерево, металл, мрамор. В огромном каменном камине горит огонь. Большие собаки всех мастей. Тибетский дог Принц преграждает дорогу к загончику Аннушки. Картины, бронза, оружие, книги, музыка. Дом, похожий на своего хозяина. Некий закрытый мир.

– На что похож обычный день Алена Делона – молодого отца?

– В нем нет ничего особенного. Самое большое счастье – это наблюдать за пробуждением моей дочери, видеть, как она открывает глаза, поворачивается в своей постельке, потягивается, распрямляет ручонки, видеть, как моя дочь зарывается головой в подушку и раскрывает свою попку. Это дождаться того времени, когда она подрастет и я смогу с ней гулять в лесу, купаться, разглядывать животных, разговаривать, слушать ее вопросы. Ужасный парадокс – испытываешь нетерпение и тем невольно с чувством страха торопишь время, которое приближает расплату по долгам. Я мечтаю об откровенных разговорах с дочерью. Мечтаю о нежности, ласках.

– Вашей дочери как раз исполнился год. Вам 56. Что значит для вас быть отцом в таком возрасте?

– Это не идет ни в какое сравнение с тем, что я мог бы себе представить. Ив Монтан говорил: «Когда видишь такое, это выше всякого понимания». Когда становишься отцом в 20 лет, ты не осознаешь это. Как и в тридцать. Но когда позади больше, чем впереди, когда за плечами полное событий прошлое, когда пройденный путь был таким насыщенным – путь борца – и открываешь для себя это, испытываешь невольный восторг. Хотя мы ждали этого события, мы его хотели, желали. Да, испытываешь восторг, открывая существо и присутствуя при его пробуждении после 8, 9, 10 месяцев. Я нахожусь сейчас в третьей части своего пути, и на сегодня жизнь для меня – это Аннушка, и только она. На остальное мне наплевать. Ребенок способен вызвать такое волнение. Он волнует и одновременно все расставляет по местам.

– Кем и где были вы сами в детском возрасте?

– Я жил между Бур-ла-Рен и Френом. У воспитателей, ибо родители оба работали. Потом меня передали другой няньке, потому что они разводились. Я никогда не видел моих родителей вместе. Я никогда не видел, чтобы они куда-нибудь ходили вместе. У меня нет фото, где они были бы вместе. Я часто думаю об этом. Мой сын Антони не познал такую фрустрацию. Надеюсь, и Аннушка избегнет этой участи.

– В ваших размышлениях детство – ключевое слово, но оно всегда ассоциируется у вас с одиночеством. Остается ли это чувство, когда счастлив?