Алфавита. Книга соответствий
Шрифт:
Через пять минут я сел перед профессором.
И отбарабанил как по писанному.
А напоследок прочел формулу.
– Позвольте, – скучно сказал Шацкий.
Он взял мою писанину и перевернул лицевой стороной вниз.
А потом сказал:
– Тэк-с, молодой человек. Повторите, пожалуйста, приближенную химическую формулу.
– Формулу? – переспросил я. – Вы же не…
– Но вы только что изобразили, – с нажимом сказал Шацкий. – Стало быть, знаете. Прошу вас. Повторите. А если не знаете, значит, списали. И тогда – два балла. Справедливо?
И он вопросительно посмотрел поверх очков.
В глазах у меня потемнело. А в темноте
Я взял карандаш – и сомнамбулически повторил.
– Ну, молодой человек, вы даете, – крякнул профессор.
И поставил пятерку.
А формулу я помню и по сей день.
Вот она:
Ca2Na[Mg, Fe]4[Al, Fe][(Si, Al)4O11]2[OH]2.
Русские
Я ехал поездом в Псков, и случайный попутчик, неглупый русский человек с институтским образованием, рассказывал мне, как важно оградить Россию от инородцев и о том, что вьетнамцы, негры и кавказцы обладают непостижимой для него способностью к размножению.
Мы расстались недовольные друг другом, и, трясясь затем автобусом по дороге в Михайловское, я никак не мог окончить наш нелепый спор.
Утро было волглым, неясным. Я рассеянно смотрел на мелькающие за окном зеленые, подернутые туманом перелески, выглядевшие акварельными набросками. Между прочим, приходил мне в голову очередной аргумент: основатель знаменитого русского рода и прадед А.
С. Пушкина был негром! Негром, да! Причем негром из самого сердца
Африки, как ныне вроде бы доказано, из Камеруна. Негром такого замеса, рядом с которым бледнеет сапожная вакса. И что же, Пушкин – не русский?!
То есть понимаете, продолжал я свою мысль (попутчик, похоже, наконец-то начал склоняться к тому, чтобы хотя бы выслушать меня толком). Понимаете, вопросы русскости никогда не решались и не могут решаться в России на основании анализа крови. И впрямь, ну какое значение имеет кровь и родословная в стране, где ордынец основывает
Ипатьевский монастырь, становящийся колыбелью трехсотлетней монархии? Дед одного гения – негр, другого – шотландец. Мать Петра
Андреевича Вяземского носила ирландскую фамилию О'Рэйли. В прозвании рода четвертого, Петра Яковлевича Чаадаева, отчетливо звучит тюркское династийное слово "чагатай". Мать Жуковского – пленная турчанка. Кюхельбекер, в конце концов. Мандельштам. Далее – везде. А?
Я мысленно толковал своему призрачному железнодорожному попутчику, с которым уж давно разошлись наши пути, что русскость – как вино
(см.). Будучи запертым в бутыли, оно не способно порадовать; зато откупоренное, чтобы поделиться с собратом, пьянит осознанием общности и равенства перед лицом жизни и вечности.
Сам русский язык (см.) доказывает это! – жарко говорил я ему, столь преждевременно и напрасно растворившемуся в вокзальной толпе.
Родившись из невнятных лепетаний, вобрав в себя увертливую речь степи и жесткие формулы германских наречий, не отказавшись ни от одного из их завоеваний, но естественно перекроив добычу на свой салтык, он стал тем, чем является ныне, – мощным и точным инструментом, равно способным трактовать как грубые сущностные вопросы жизни, так и самые тонкие повороты человеческого сознания!
В конце концов мне удалось его убедить. Он согласился, что судьба
России (а может быть, и ее цель) – впитывать в себя тех малых, что теснятся вокруг нее когда в надежде помощи и добра, когда в бессмысленной злобе и яростном
стремлении к обособленности. Чем с большей щедростью растрачивает себя Россия, тем больше в ней русского; чем с более глубоким пониманием братства всего человечества обращается Россия к миру, тем с большим уважением и преданностью мир смотрит на нее.Он уже не спорил с тем, что русский путь – это путь света, равно дарящегося всем языкам и странам. И что вовсе не напряженная обособленность ради сохранения русскости является целью русских; напротив – открытое распространение русскости на других.
Когда я заявил, что русская мечта – увидеть Россию всемирную, Россию всечеловеческую, истинный храм добра и братства, в котором на самом деле нет ни эллина, ни иудея, он окончательно понурился, а мне удалось перевести дух.
Автобус взобрался на горку, миновал синий дорожный знак с надписью
"Пушкинские горы" и весело подкатил к остановке.
Мы наконец-то простились, и попутчик, согласно кивая, навсегда растворился во влажном воздухе.
Я сошел на асфальт – и увидел трех таджиков (см.) в синих комбинезонах и оранжевых жилетах дорожных рабочих. У одного в руках была лопата, у двух других – ломы. Негромко галдя, они споро поправляли бордюрный камень.
Издалека на них доброжелательно посматривал курчавый Пушкин.
Северный полюс
Один крупный сибирский бизнесмен решил баллотироваться в губернаторы одной сибирской области.
Для начала узнал, что почем, и нанял команду политтехнологов.
Политтехнологи сказали:
– Нужно отрабатывать имидж.
Бизнесмен был человек подвижный, не толстый, любил, бывало, и по озеру Байкал под парусом погонять, поэтому имидж решили отрабатывать в спортивной сфере.
Политтехнологи придумали несколько дурацких лозунгов, а также действо, которое должно было стать главным элементом избирательной программы: футбольный матч молодежных команд на Северном полюсе.
Жутко эффектная вещь.
Делать нечего. Бизнесмен нанял пару больших вертолетов, собрал друзей-приятелей из тех, кто не прочь был прошвырнуться, запаслись всем необходимым – и полетели.
Северный полюс, как известно, обозначен только на картах. А так – льдина и льдина. Время было летнее, солнце палит, температура – 14 градусов ниже нуля по Цельсию.
Летчики из вертолетов не выходили, так их сквозь стекла так нажарило, что они до трусов разделись.
А остальные по-быстрому раскинули армейскую штабную палаточку, столы расставили, официанточки (взяли пару миленьких) набросали всякого-разного. Потом спортсмены повязали друг друга поверх свитеров нагрудниками с синими и красными номерами. Поле кое-как разметили. Ну и началось: камеры снимают, мяч летает, молодняк носится, судья свистит. Безветрие. Да и в палатку регулярно заглядывают – там только звон стоит да девчонки попискивают.
Поснимали свитера, потом и рубашки. Пар идет!
И в это время слышится дальний рев моторов… скрежет льда под полозьями… и вот из-за торосов выезжает вереница мотонарт.
Это были норвежцы – суровые люди с угрюмыми обветренными лицами, закутанные в меха и синтепон.
Они ехали на подвиг – на покорение Северного полюса.
Они выехали из-за торосов – и увидели эту картину.
Пьяненький судья, как на грех, свистнул невпопад.
Слова бессильны.
Воображайте сами.