Альфред Нобель
Шрифт:
«Одинокий отшельник…» Кажется, этот плеоназм встретится у Альфреда Нобеля ещё раз в одном из писем, когда ему будет около сорока лет…
Есть ли нужда в попытках выяснить, имела ли место эта идиллия на самом деле, или она существовала лишь в фантазии Нобеля? Некоторым людям, близко знавшим Нобеля, эта история казалась слишком красивой и неправдоподобной. Хотя вряд ли можно утверждать, что Нобель был склонен к выдумкам, эта грустная история очень напоминает сюжеты тех книг, которыми он зачитывался. Его беспокойный, тревожный характер, всепоглощающая романтичность, склонность к мечтательности, возникшие ещё в детстве, возможная самоидентификация с Шелли — всё это вполне могло быть причиной возникновения подобной фантазии.
В этом случае мы должны говорить об обыкновенном юношеском фантазме, который возникает тогда, когда различие между иллюзорным и реальным ещё не осознаётся. Склонные к. меланхолии люди иногда позволяют появляться
5
У Новалиса, как напоминает нам Жильбер Дюран, тема трагической гибели молодой возлюбленной тесно связана с мотивом обратимости колыбели и могилы. Следует помнить, что кладбище, это излюбленное в фантастическом романтизме место действия, носит греческое по происхождению название, которое обозначает «свадебная комната», что авторам той эпохи было хорошо известно. Таким образом, связь между этими двумя понятиями действительно существует.
Этот мотив, тесно связанный с древними легендами и с северными мифами, очень часто встречался в любимых книгах Нобеля и, сильно окрашенный в меланхолические тона, постепенно запечатлевался в его сознании.
Получается, что мёртвая невеста — это только фантазия? Конечно, это не более чем догадка, предположение. Но разве инженер и изобретатель не является «фантазёром», который умеет изменять мир, воплощая в нём свои мечты и сновидения? Различие между безвольным мифоманом и изобретателем как раз в том и состоит, что воля последнего может заставить мечту «длиться дольше, чем ночь».
Исходя из этого, становится понятной сила идеалов Альфреда Нобеля; и действительно, если он стремился реализовать то, о чём он мечтал, в области химии, то почему бы ему не хотеть сделать того же и со своими пацифистскими идеалами? Нобель долго оставался в Париже во время своего путешествия, совершенствуя свои познания в лаборатории профессора Пелуза [6] . И там он встретил Асканио Собреро (1812–1888), ученика Пелуза и фон Либиха [7] .
6
Т. Ж. Пелуз (1807–1867) открыл нитриты и синтезировал органические кислоты путём гидролиза.
7
Ю. фон Либих (1803–1873) усовершенствовал методы анализа органических соединений, а также нотацию для записи радикалов, начиная с цианитов, фульминатов и бензойной кислоты, выделил титан и изобрёл хлороформ. Он был одним из создателей агрохимии и автором теории минерального питания растений.
Как мы уже знаем, к моменту встречи с Асканио Собреро от своего учителя Николая Зинина Альфред Нобель уже знал об изобретении этого итальянца — знаменитом нитроглицерине, который получается при соединении азотной и серной кислоты с глицерином.
Многие учёные пытались изобрести новое взрывчатое вещество. Пока же использовался только чёрный порох. В Европе он стал известен, прежде всего, благодаря китайцам, которые, впрочем, не использовали его ни на войне, ни в каких-то гражданских работах. Изобретателем пороха, а точнее, тем, кто его изобрёл заново, считается Бертольд Шварц (1310–1384), который прославился также изобретением нового способа литья пушек.
Новый состав был открыт лишь в 1845 году. Как сообщает легенда, открытие было совершено случайно Фридрихом Шёнбейном [8] , который на кухонной плите кипятил азотную и серную кислоту. Когда флакон, в котором находилась эта опасная смесь, взорвался, Шёнбейн, чтобы поскорее вытереть плиту, схватил первое, что попалось ему под руку. Этой вещью оказался хлопчатобумажный фартук его жены. Вступив в контакт со смесью, ткань загорелась. Само по себе соединение кислот воспламениться не могло; следовательно, причиной возгорания был хлопок. Так был изобретен пироксилин [9] .
8
Фридрих Кристиан Шёнбейн (1799–1868), шведский химик, член Совета города Баля. В 1839 году открыл
озон. Изобретённый им пироксилин — это хлопок, пропитанный смесью, состоящей из трёх частей азотной кислоты и одной части серной кислоты. Его преимущество заключалось в том, что он не растворялся в спирте и воде, а последнее позволяло изготовлять из пироксилина морские мины. Шёнбейну приписывают также изобретение коллодия, хотя существует и другое мнение, согласно которому коллодий изобрёл Луи Менар. Вполне возможно, что это вещество было изобретено ими обоими одновременно независимо друг от друга точно так же, как и в случае с патефоном, имеющим двух создателей — Эдисона и Шарля Кро.9
Думаю, читатель позволит сделать мне одно личное замечание по поводу этой истории. Когда-то я занимался гравировкой по меди и мне неоднократно приходилось сталкиваться с вышеназванными кислотами. Все гравировщики моего учителя Дюплена строжайше следовали технике безопасности. И меня всегда поражало, как осторожно химики, и далеко не самые плохие, обращались с этими опасными жидкостями. Поэтому история Шёнбейна не кажется мне такой уж правдоподобной. Впрочем, мы столкнёмся с историями похлестче этой.
Не удивительно, что многие химики, узнав об этом открытии, и желая на его основе создать новое взрывчатое вещество, заинтересовались кислотами.
В 1847 году Асканио Собреро неподалёку от Туринской Королевской академии наук провёл испытание нитроглицерина. Вот как он сам описал этот эксперимент: «Когда чаша с веществом была нагрета на спиртовке, произошёл взрыв невероятной силы. Чаша разлетелась на мелкие кусочки. В другой раз мы нагревали пробирку с небольшим количеством этого вещества. Взрыв был настолько силён, что осколки разорвавшейся пробирки глубоко поранили мне лицо и руки и ранили других людей, присутствовавших в комнате во время эксперимента».
Действуя наощупь, Собреро начал проводить другие эксперименты, вроде следующего: «Если небольшое количество нитроглицерина положить на язык, но не глотать, то начинается сильная головная боль, сопровождающаяся ощущением слабости во всём теле».
В другой раз он добавил немного нитроглицерина в пищу собаке, и у неё начались судороги, изо рта пошла пена, а примерно через два часа она издохла. Собреро пришёл к выводу, что смесь была не только взрывчатой, но и ядовитой. Никакой пользы, которую можно было бы из неё извлечь, Собреро не видел. Но потом ему пришла в голову великолепная мысль попытаться использовать это вещество в терапевтических целях: как известно, в небольших количествах яд может обладать целебными свойствами. Так ценой жизни одной собаки были спасены жизни миллионов людей, ведь благодаря Собреро в обиход было введено эффективное средство против сердечных заболеваний. Среди больных, употреблявших это лекарство, позже оказался и Альфред Нобель.
Он был уверен, что микстуре, изобретённой итальянским химиком, уготовано другое будущее. Уверен настолько, что в ущерб Собреро объявил себя её изобретателем.
Выражаясь прямо, Альфред Нобель украл изобретение итальянца. Для очистки совести он мог бы, впрочем, сказать себе, что именно он оказался тем человеком, который понял все возможности нитроглицерина и несколькими годами позже смог поставить на ноги его производство.
Произошла и другая встреча, которая повлияла на будущее Нобеля, но случилось это уже в Нью-Йорке: гам Нобель познакомился с капитаном Джоном Эриксоном, ровесником своего отца. Возможно, что встречу устроил сам Эммануэль.
Интересы Джона Эриксона совпадали с интересами Альфреда. Из их общения Нобель наверняка почерпнул много полезного для себя, так как Эриксон занимался и вооружением. Но, к сожалению, история не сохранила для потомков подробностей этой встречи.
В 1852 году Альфред Нобель возвратился в Санкт-Петербург, чтобы возобновить работу на предприятии отца — «Литейные заводы и механические цеха. Эммануэль Нобель и сыновья». Дело Нобеля процветало, так как агрессивная внешняя политика России вредила лишь самой России, но не Нобелю.
Подавление венгерского национально-освободительного движения в 1848–1849 годах вызвало протест Англии и Франции. Англия, кроме того, имела большие планы на Востоке, а последний очень интересовал и Россию. Ещё одним обстоятельством, осложнившим ситуацию, оказался спор о владении святыми местами, не так давно разгоревшийся между Николаем I и Наполеоном III.
А завершить этот перечень должен, несомненно, так называемый «восточный вопрос», то есть политическая ситуация внутри и вокруг Турции, в прошлом процветавшей, но затем утратившей своё могущество. Султан Абдул-Меджид отказал русскому царю в возможности защищать православных, проживавших на территории Османской империи. Всё это привело к тому, что русская армия оккупировала молдавско-валашские княжества и немного позже, в 1853 году, в битве при Синопе разбила турецкий флот.