Алхимик
Шрифт:
В первую ночь она, пребывая в радостном возбуждении и будучи уверена, что Уикка открыла ей нечто вроде тайного ритуала, постаралась разложить карты в точности так, как это делала Уикка. Разложишь – и вскоре постигнешь скрытый смысл тайных посланий. Но прошло полчаса, и ничего особенного и судьбоносного не случилось, если не считать каких-то мимолетных видений, которые были, скорей всего, плодами ее воображения.
На вторую ночь она повторила свой эксперимент. Уикка обещала, что карты откроют ей свою собственную историю, а если судить по тому, что рассказывали девушке на курсах, – история эта была весьма древняя и насчитывала больше трех тысяч лет: в ту пору
«Картинки кажутся такими простыми», – думала Брида. Женщина раскрывает пасть льву, два таинственных животных запряжены в повозку, человек сидит за столом, уставленным разнообразными предметами. Брида вскоре поняла: колода – это книга, в которой Божественная Мудрость отмечает все перемены, происходящие с человеком, покуда он свершает свое житейское странствие. И автор этой книги, зная, что человек легче запоминает порок, нежели добродетель, сделал так, чтобы священная книга передавалась из поколения в поколение в форме игры. Колода карт была изобретением богов.
«Не может быть, чтобы это оказалось так просто», – думала Брида всякий раз, как раскладывала карты по столу. Она знала сложные методы, замысловатые системы и при виде беспорядочно разложенных карт чувствовала, что и ее разум приходит в смятение. На шестую ночь она в досаде смахнула карты на пол. На миг ей показалось, что и это ее движение вдохновлено магической силой, но результаты не проявились и на этот раз: вспыхивали и гасли какие-то не определимые словами прозрения, которые она считала опять же игрой воображения.
И в то же время она не могла отделаться от мыслей об Иной Части. Поначалу думала, что возвращается в пору своего отрочества, к мечтам о волшебном принце, который через горы и долины едет искать ту, кому впору придется хрустальный башмачок, или ту, кого поцелуем надо пробудить от волшебного сна. «Во всех сказках всегда говорится об Иной Части», – шутила она. Волшебные сказки были когда-то ее первым погружением в магический мир, куда ей теперь так хотелось попасть, и она не раз спрашивала себя, почему же люди, в конце концов, так удаляются от этого мира, хоть и знают, какой необыкновенной радостью одарило их жизнь детство.
«Потому, наверно, что они не довольствуются этой радостью». Фраза эта показалась ей довольно нелепой, но все же она записала ее в дневник как нечто плодотворное.
Целую неделю неотступно продумав над идеей Иной Части, Брида вдруг испытала пугающее предчувствие того, что она ведь может ошибиться в выборе спутника. И когда пришла восьмая ночь, она, проснувшись, поднявшись и еще раз безрезультатно всмотревшись в карты, решила, что завтра пригласит своего жениха на ужин.
Ресторан она выбрала не очень дорогой, потому что по счету неизменно платил ее возлюбленный, хотя как ассистент кафедры физики в университете зарабатывал меньше, чем она, секретарша. Они устроились за одним из столиков, по летнему времени вынесенных на открытый воздух, на берег реки.
– Хотелось бы знать, когда духи позволят мне вновь спать с тобой, – шутливо сказал Лоренс.
Брида взглянула на него с нежностью. Две недели назад она попросила его не приходить к ней, и он согласился, а если жаловался, то лишь затем, чтобы она понимала, как он ее любит. Лоренс тоже, пусть и по-своему, отыскивал те же тайны Вселенной и если бы когда-нибудь попросил Бриду сделать недели на две паузу в их отношениях, ей бы тоже пришлось согласиться.
Они ужинали неторопливо и говорили мало, поглядывая на корабли, проплывавшие мимо, на прохожих, идущих по тротуарам. Допитую бутылку белого
вина сменила другая. Еще через полчаса стулья их оказались рядом, и Брида с Лоренсом, обнявшись, смотрели на усыпанное звездами летнее небо.– Погляди на небо, – сказал Лоренс, гладя ее по волосам. – Ведь оно – такое, каким было тысячи лет назад.
Он уже говорил это в день их знакомства, но Брида не стала прерывать его, ибо знала – это его способ разделить с нею мир.
– Многие из этих звезд давным-давно погасли, но свет их еще идет к нам через Вселенную. А другие звезды родились так далеко отсюда, что свет пока не дошел до нас.
– Значит, никто не знает, что же такое небо на самом деле? – И этот вопрос она тоже задала ему в день их первой встречи, однако приятно было воскресить в памяти отрадные минуты.
– Мы не знаем. Изучаем то, что видим, а ведь не всегда то, что видим, существует.
– Я хочу спросить тебя… Из чего мы состоим? Откуда взялись атомы, образующие наше тело?
– Они были сотворены вместе с этими звездами и этой рекою, на которую ты смотришь. Сотворены в первую секунду существования Вселенной, – ответил Лоренс, не отводя взгляд с древнего неба.
– И что же, после этого первого мига Творения ничего больше не прибавилось?
– Ничего. Все двигалось и продолжает двигаться. Все менялось и продолжает меняться. Но материя Вселенной – такая же, как и миллиарды лет назад. К ней не прибавилось даже атома.
Брида засмотрелась на течение реки, на кружение звезд. Легко было заметить, как струятся воды реки, трудно уловить движение звезд в небе. Тем не менее ей это иногда удавалось.
– Лоренс, – промолвила она после долгого молчания, когда они оба провожали глазами проплывавший мимо корабль. – Хочу задать вопрос, который покажется тебе нелепым… Скажи, возможно ли с точки зрения физики, чтобы мое тело состояло из тех же самых атомов, что и тело человека, который жил прежде?..
Лоренс взглянул на нее в недоумении:
– Что ты хочешь знать?
– Только то, о чем спросила.
– Они могут быть в растениях, в насекомых, они могли превратиться в молекулы гелия и унестись за миллионы километров от земли.
– Но возможно ли, чтобы атомы, составляющие тело человека, которого давным-давно уже нет на свете, были в моем теле? Или еще в чьем-то?
Лоренс задумался и наконец ответил:
– Да, возможно.
Где-то в отдалении зазвучала музыка. Она доносилась с баркаса, плывшего по реке, и Брида сумела даже разглядеть в освещенном окне-иллюминаторе силуэт моряка. Музыка напомнила ей годы отрочества – воскресила в памяти школьные балы, и то, как пахло в отчем доме, и даже цвет ленты, которой она завязывала свой «конский хвост». Она поняла – Лоренс никогда не задумывался над вопросом, который она только что задала ему, и, быть может, в этот миг спрашивает себя, есть ли в его теле атомы скандинавских воинов-викингов, вулканической лавы, доисторических, таинственно исчезнувших животных.
Но сама она размышляла совсем о другом. Она хотела всего лишь понять, был ли когда-нибудь этот мужчина, так нежно обнимавший ее сейчас, частью ее самой.
Баркас меж тем подошел ближе, и музыка заполнила все пространство вокруг. И сидевшие за другими столиками тоже примолкли, чтобы определить, откуда исходит она, потому что у каждого в прошлом было и отрочество, и школьные балы, и мечты о воинах и феях.
– Я люблю тебя, Лоренс.
И Брида сделала все, чтобы этот юноша, который столько знал о свете звезд, получил хоть малую толику той, кем была она когда-то.