Алхимия и амбивалентность любви 1
Шрифт:
А никому, знаете ли, не нравится указание на те основания их гениальности, без которых бы они не стали столь известны и гениальны. Так что Ева пока что будет помалкивать, а говорить лишь тогда, когда её об этом попросит режиссёр и обязательно всё строго по тексту. Ну а называться она будет пока вот так от своего настоящего имени отстранённо, чтобы если что дать второй шанс своему имени. И это только прихожая внутренней кухни такого конгломерата культурной интеллектуальности и представления, а иногда и создания новой действительности на одной сценической площадке. А вот что там творится дальше, то, чтобы туда попасть, то тут одного абонемента на весь сезон будет крайне мало.
Впрочем, такая категорическая инкогнито действительность необходимо также для того, чтобы между
– А теперь самый важный вопрос. – Отставив в сторону все эти измышления и представления, рассудил Адам, держа перед собой эту клубную карту. – А зачем мне всё это надо? Мне действительно важно отыскать эту Еву? Но для чего?! – А вот судя по тому, что Адам задался не одним, а сразу тремя вопросами, и при этом последний вопрос им был поднят на высоком эмоциональном уровне, то ответ на этот важный для него вопрос, состоящий из трёх под вопросов, предполагаем. И этот ответ находится в пределах одного кабинета, который Адам совсем недавно посетил, не имея возможности отказаться от вызова корпоративного психоаналитика, кто отвечает за здоровую атмосферу в приданном ему коллективе. А так как любой коллектив состоит из своих частностей, личностей и их личных инициатив, то как раз и нужно заниматься всеми этими частностями, чтобы общая атмосфера находилась на удовлетворительном, как минимум, уровне.
– Вы знаете, почему вы здесь? – с ходу, не в бровь, а прямо в глаз этой своей вопросительной прямолинейностью окончательно сбивает с толку и какого есть равновесия Адама штатный психолог Ламбада Розальевна.
И Адам в один момент поставлен в тупик этим её вопросом, принявшись судорожно перебирать в уме свои нездоровые вспышки в сторону нервного раздражения на своих коллег, которые ими были подмечены и по причине своего большого беспокойства, конечно, больше за себя, – мало ли что от такого придурка можно ожидать, как говорится, в тихом омуте черти водятся, да ещё с помповым ружьём, – а для отчётности за состояние своего коллеги Адама, кто в последнее время сам на себя не похож, бледен и рассудителен чрезвычайно, и судя по всему, то его что-то сильно беспокоит и волнует из того, что не относится к его прямым производственным обязанностям, и всё это было доложено наверх. Ну а там немедленно вот так отреагировали, вызвав Адама к психоаналитику для разговора по душам.
– Меня вызвали. – Только и смог, что ответить Адам, в себе тут же запаниковав, увидев по оформившемуся в сторону большей усидчивости взгляду Ламбады Розальевны, что его ответ указывает на его умение дерзить, если не больше – противиться установленному порядку вещей.
А Ламбада Розальевна на удивление Адама делает совершенно иные выводы (вот что значит профессионал своего психотермического дела, за ней не предопределишь дальнейшие ответные поступки). – Логика, как вижу в вас работает. – Говорит такое Ламбада Розальевна. – А если по конкретней? – А вот этот её вопрос Адаму предполагает с его стороны быть более собранней что ли, и давать ответ по существу, а не как ему вздумается, а иначе Ламбада Розальевна запросто может пересмотреть свои взгляды на него, и там уже самому Адаму придётся задавать безответными вопросами отчаяния: за что всё это мне?!
– Что-то во мне вызывает беспокойство и озабоченность у руководства. – Делает вот такое предположение Адам. И на этот раз он практически попал в точку.
– Хм. – Щурится Ламбада Розальевна. – А вы умеете логически мыслить. Что ж… – Многозначительно предваряет впереди ждущее Адама Ламбада Розальевна, приглашая его занять место на кресле с большой спинкой поверх головы, а уж мягкое и удобное оно какое, то об этом Адам узнал только тогда, когда в него всем собой погрузился и в момент так в нём освоился, что чуть было не вытянул свои ноги во всю длину, чтобы значит,
соответствовать представлению того, как должен вести себя человек усаженный на это кресло.А Ламбада Розальевна не только все эти желания за Адамом замечает, а она заранее уже знает о технико-технических особенностях и пользовательских характеристиках этого кресла, а также внутренней рефлексии пользователя этого не самого простого кресла, а это рабочий инструмент в руках психоаналитика. Который усыпляет бдительность пациента, расслабляя его и через чувство комфорта и защищённости ослабляет контроль его мозгового центра за собою сказанным, что как раз и нужно Ламбаде Розальевне, принявшейся тут же ковать железо пока оно горячо. Правда, в случае с Адамом всё было куда мягче и податливей, и в его сторону можно было использовать другую абстракционную модель, с тем же пластилином.
– Как правило, на этом кресле оказываются те люди, кому незамедлительно требуется помощь в плане восстановление его уравновешенности с самим собой, кто находится на пределе и на грани нервного срыва. – С такой пристальной внимательностью к любому движению внутренних потуг и душевных откликов в Адаме смотрит ему прямо в глаза Ламбада Розальевна, что Адам, придавленный этим её взглядом в самую глубину спинки кресла, и чуть ли не в самого себя, и представить себе не может, как можно себя чувствовать уравновешенно под таким её внимательным взглядом.
– Но как вы уже поняли, то вы совершенно другой случай. – А вот как реагировать на такой вывод Ламбады Розальевны, Адам совершенно не знает. Так с одной стороны ему льстит, что его отдельно от всех выделяют в отдельно взятый случай индивидуального психоза, а вот с другой стороны, то если всё так, то его будет ждать что-то не для всех подходящее и столько времени уже практикующееся, а в виду того, что вас случай редкий, один из миллиона, то к вам придётся применить экспериментальную методику. И отказываться от этой экспериментальной методики, над которой я работаю и рассчитываю за её счёт получить докторскую. степень, я вам предельно не рекомендую. Как вы понимаете, то от душевных болезней никуда не убежишь, а только усугубишь своё состояние отказом заняться именно собой. Где всё идёт к тому, что ты в итоге потеряешь свою личность. И тут уже будет совсем не важно в результате чего – замещением себя другой личностью пропойцы или же ты подпадёшь под влияние тоталитарной секты, где ты станешь общим целым со вселенской лигой геометрики – если по итогу ты не найдёшь самого себя.
В общем, умеет убеждать Ламбада Розальевна заблудших в её кресло людей. Ну а в живую её методика и подход к убеждению Адама в принятии с её стороны помощи выглядит следующим образом.
– Что с вами Адам? – как-то вдруг и очень для Адама неожиданно задаётся вот таким, с вкраплениями личного вопросом Ламбада Розальевна, приблизившись крайне откровенно близко к нему со своего рядом установленного с креслом пуфика. А Адам и понять ничего не может из всего ею спрашиваемого, и всё по той причине, что он сейчас был оглушён такой её приватной к нему близостью, где его обдало её тёплое и такое сладкое, с запахом груш дыхание, и он ни о чём другом не мог думать, как только об этих грушах – он их тоже захотел вкусить, и можно даже не на прямую. Ну вы понимаете как.
Так что его с оторопью в себе молчание с вытаращенными в предел глазами, была единственная для него доступная реакция на этот её вопрос. Хотя не всё так. А внутри себя его одолела одна мысль, которая возникла у него по следам одного разговора в курилке, который он услышал мельком и касался он как раз Ламбады Розальевны.
– А как только ты окажешься у неё в кресле, то пиши пропало, она тебя в миг закружит в танце откровения, и ты ей всё расскажешь из того, что знаешь и не знаешь. – Теперь только понял Адам, что имел в виду Константин, тот курильщик, который таким образом распространялся о своём посещении Ламбады Розальевны буквально за неделю до этого вызова его сюда. В чём Адам и увидел связь, если считать, что этот Константин не только не вызывал в нём нейтральных хотя бы чувств, а он его прибить был готов в своих самых кошмарных снах, что б тот его больше не доставал.