Алитет уходит в горы

– Беги сейчас к Эрмену и скажи: Лось запрещает душить старика! Понял? Нельзя душить людей. Беги, я скоро сам приду к Эрмену, - взволнованно сказал Лось и, сбросив туфли, взял торбаза.

Мальчик убежал.

– Никита Сергеевич, что ты думаешь делать с этим стариком?
– спросил Андрей.

– Как что? Не разрешу душить - вот и все!
– сердито сказал Лось.

– Подожди, Никита Сергеевич, до ночи еще много времени. Давай лучше обсудим.

– Что обсудим? Обсуждать нечего, все очень ясно!

– Нет, Никита Сергеевич, административно этого не предотвратишь. Нет! Они с тобой согласятся, но, как только ты уйдешь, немедленно задушат. Ведь старик дал уже "слово". Отказаться от него, по их обычаям, недостойно человека.

– Что же, ты предлагаешь душить старика? Говори ясно!
– рявкнул Лось, натягивая торбаза.

– Я не предлагаю. Но я думаю, что тебе не следует говорить: "Я запрещаю душить".

– Черт возьми! Разве это не одно и то же? Что ж, ты хочешь сделать меня соучастником убийства? Ничего себе, договорился хлопец!

– Не хочешь ты, Никита Сергеевич, сгоряча понять меня. Мне кажется, что за один год такую крепость не сломать!.. А как тут поступить, я и сам пока не знаю.

– А я знаю! Мы зачем сюда приехали? Мы что, представители Советской власти или кто?
– горячился Лось, не попадая ногой в торбаз.
– Мы ученики Ленина.

– А у Ленина я читал, что быт, пережитки суеверия - самая страшная вещь! Борьба с ними должна быть кропотливая, систематическая, построенная на большой силе убедительности. Условия здешней жизни породили этот ужасный быт.

– Ну, хватит! Ты мне не читай лекций!
– крикнул Лось, взмахнул рукой, как отсек, и молча заходил по комнате.

В ревком вбежал Эрмен.

– Лось, - взволнованно заговорил он, - старика надо душить. Старик сам велел задушить его. Я не могу отказать ему в его последней просьбе. Будет большая беда.

– Никакой беды не будет. Живых людей не душат. Твой отец Умкатаген не враг тебе, - сказал Лось.

– Нет, не враг. Врага я и не стал бы душить. Я люблю Умкатагена и хочу сделать для него доброе: выполнить его последнюю просьбу. Еще ни один человек из нашего народа не брал своего слова обратно. А ты, Лось, хочешь сделать из моего отца дурного человека, самого последнего человека.

– Вот, черт возьми, задача мне, - со вздохом, тихо сказал Лось.

Тут вмешался Андрей:

– Ты знаешь, Эрмен, закон у нас новый запрещает душить человека. Если бы не этот закон, мы и разговаривать не стали бы с тобой.

– Старика надо душить. Очень плохо, если не задушить старика, упорно твердил Эрмен.

Лось, закусив бороду, стоял у окна, погрузившись в раздумье. Вдруг он энергично повернулся, подошел к Эрмену и строго сказал:

– Я не разрешаю душить Умкатагена. Если я узнаю, что старик задушен, ты будешь наказан за это. Я отправлю тебя с Чукотской земли, как только придет сюда пароход. И когда ты будешь умирать на чужой стороне, никто из твоих сородичей не услышит перед смертью твоего голоса.

Лось говорил возбужденно и гневно.

Эрмен молча и внимательно слушал русского начальника. И когда Лось замолчал, Эрмен сказал:

– Лось, ты первый из таньгов, которого наш народ называет настоящим человеком. На исходе только одна зима, как ты пришел на нашу замлю, а торговля стала совсем иной. Наши люди теперь пьют чай с сахаром. Безружейные обзавелись ружьями, бескапканные - капканами. Везде народ говорит: "Бородатый полюбил наших песцов и сделал их многотоварными". Народ говорит, что ты все равно как хороший шаман, добрый шаман, который помогает нам жить. Такой слух идет по берегу. А теперь ты стал говорить непонятное для моих ушей! Не испортили ли тебя дурные шаманы? Зачем ты велишь отказать Умкатагену в последней просьбе? Умкатаген - хороший старик.

Эрмен был тоже очень возбужден, но говорил тихо, почти шепотом. На его лице выступил пот. Он говорил отрывисто, с остановками, словно следил: понимает ли русский все то, что говорит он, Эрмен.

Лось подошел к нему и, уже сдерживаясь, старался говорить так же тихо:

– Эрмен, давай сядем вот здесь на скамейку, поближе друг к другу.

Эрмен с испугом присел.

– Слушай, что я тебе буду говорить. Хорошенько слушай. Умкатаген не очень старый человек. Я знаю его. Прошлую осень он еще управлял байдарой на китовом промысле. Придет пароход, и русский доктор вылечит ногу Умкатагена. Я правильно тебе говорю. Я прикажу торгующим людям привезти такие машины для байдар, которые будут их двигать без весел. Они будут плавать быстро, как шхуна. И вот я хочу, чтобы глаза Умкатагена увидели эту новую жизнь. Я правильно говорю! Ты сам сказал, что жизнь немного уже и сейчас изменилась. Ты понимаешь, что я говорю тебе?

– Да, я понимаю, - сказал Эрмен.

– На Большой земле есть мудрый человек. Ленин зовут его, - вставил Андрей.
– Это он указал дорогу к новой жизни. Старый закон, закон Чарли Красного Носа, Алитета, выбросили, уничтожили. Сделали закон новый, который помогает людям жить.

– Вот этот новый закон и запрещает убивать стариков, - начал опять Лось.
– За ними надо ухаживать, хорошо присматривать, облегчать им жизнь. Иди, Эрмен, домой и скажи старику, что Лось не хочет, чтобы старик Умкатаген умирал. Скажи ему, что мне с ним еще нужно говорить...

Эрмен тяжело вздохнул и сказал:

– Не знаю!

Он взял шапку и пошел домой.

Ревкомовцы молчали. Лось ходил по комнате, изредка заглядывая в окно.

– Ну как, Андрей? Убедили или нет?

– Нет. Ты думаешь, этот процесс ликвидации пережитков - легкий процесс? Ты думаешь, взял да и перевел их прямо в социалистическое общество?
– Андрей встал и возбужденно закончил: - Нет, Никита Сергеевич, для этого надо еще поработать здесь. Да как! С большим тактом.

– Молод ты учить меня!
– крикнул Лось.
– Это я все без тебя знаю. Жизнь надо знать не только по книжкам... Я люблю брать быка за рога!

– Задушат, - услышал он за спиной голос Жукова.

– Тогда сейчас же одевайся, и идем в ярангу!
– решительно и резко повернувшись, сказал Лось.
– Я не уйду оттуда до тех пор, пока не добьюсь своего.

При входе в ярангу стоял парень. Загородив собой дверь, он сказал шепотом:

– Сюда нельзя. Завтра можно.

Лось с силой отстранил парня и, согнувшись, нырнул в полог.

– Стой!
– закричал он во весь голос.
– Что вы делаете?

Он вырвал конец ремня из рук Эрмена и, ползая на коленях по шкурам, стал снимать петлю с шеи старика Умкатагена.

– Скажи, Андрей, - ты лучше меня говоришь, - что злой дух не будет обвинять ни старика, ни Эрмена, ни других. Пусть свой гнев он переносит на меня: я помешал задушить старика.

Андрей переводил, люди со страхом молча переглядывались. Даже шаман с испугом забился в угол, злобно посматривая на русских. Никто не решался открыть рот. Вдруг старик Умкатаген, лежавший на шкурах, приподнялся и сказал глухим голосом:

– Зачем ты пришел сюда? Или кто позвал тебя? Уйди отсюда, потерявший разум человек.