Алло, милиция?

— Если не уволят нафиг, попрошусь перевестись в охрану, — тихо пробормотал Лёха.

— Я бы лучше в ГАИ, — так же тихо ответил Вася-Трамвай. — Мне в кадрах рапорт показывали. «В связи с трудным материальным положением прошу перевести меня в ГАИ».

— В ГАИ оклады такие же.

— Оклады — да. А материальное положение лучше.

Пятиминутка уложилась в положенный час, закончившись обычной раздачей кнутов и пряников при явном дефиците вторых. Папаныч мотнул лысой головой — пошли, мол, выразительно глядя на группу оперов с напоминанием, что сейчас будет продолжение заседания. А к раздаче пряников добавится вишенка на тортике. Он же первым просеменил из ленкомнаты на лестницу, ведущую на второй этаж, уверенный, что паства непременно подтянется следом.

Начальника Первомайского угрозыска звали Папанычем не за сходство с Анатолием Папановым, а за любимую фразу, заимствованную у Лёлика из фильма «Бриллиантовая рука»: бить буду аккуратно, но сильно.

Кабинет Папаныча, увешанный кубками по боксу времён молодости обитателя помещения, вместил оперов отделения и гостя, представительного мужика при костюме и галстуке.

— Знакомьтесь, парни. Виктор Васильевич Сазонов из Управления КГБ по Минску и Минской области.

Кто-то в лесу сдох, догадался Лёха. Чтобы такой весь из себя важный чин из «комбината глубинного бурения» заявился к младшим братьям по разуму, да ещё к конкурентам… О вражде министра внутренних дел СССР Щёлокова и председателя КГБ Андропова сплетни долетали даже до районных отделов, накладывая печать на взаимоотношения между службами.

Гэбист, в отличие от бестолкового замполита, говорил кратко и по существу, не повторяя через раз слово «применение».

— ЧП в гастрономе можно списать на несчастный случай в результате халатности. Но есть два обстоятельства, свидетельствующие о злом умысле. Во-первых, наши эксперты в один голос говорят: закрытый баллон с ацетиленом сам по себе не загорится и не взорвётся. Только от сильного нагрева. Но в торговом зале было не жарко. Постоянно открывалась входная дверь, до батареи отопления больше пяти метров. Во-вторых, под обломками найден фрагмент карманного радиоприёмника «Селга». При наличии познаний в электронике достаточно перестроить контуры приёмника на частоту, на которой не ведётся радиовещание, и присоединить взрыватель к динамику. Маломощный передатчик, способный активировать взрывное устройство, по размеру не больше трёх-четырёх пачек папирос «Прима», если расстояние невелико. Например — до пятидесяти метров. Пока мы не разберёмся досконально, расследование не закончится.

— Ваша епархия. Мы к антитеррору отношения не имеем, — пожал широкими плечами Папаныч.

— Районная милиция имеет отношение ко всему, что происходит на её территории и нарушает общественный порядок, — возразил Сазонов. — Поэтому госбезопасность обращается с просьбой о помощи в поиске любой полезной информации. Вы больше осведомлены о местных условиях и имеете лучший контакт с населением, — он набрал воздуха, собираясь с духом, и удивил признанием: — Мы рассчитываем на ваше участие, товарищи офицеры, несмотря на сложные отношения между нашими организациями. Обещаю: каждый, добывший полезную информацию, будет поощрён. Связь через товарища капитана, — он кивнул на Папаныча. — У меня всё.

За гэбистом закрылась дверь. Начальник розыска проводил его недовольным взглядом. Затем обернулся к своим.

— Давидович! Твоя же земля?

— Так точно, — кивнул Лёха.

— Скажи спасибо, что преступление зарегистрировано не по линии УР. Взъе… взгреют только Говоркова.

— За что?

— Участковый отвечает за всё на своём участке. Вы заходили в магазин до взрыва?

— Так точно. Колбаски прикупить, пока толпа не налетела.

— Мясоеды, мать вашу… Говорков обязан был посмотреть, что за хрень в людном месте стоит. Теперь поздно жалеть. Слушайте. Про поощрение от КГБ — это в пользу бедных. Милиция раскроет и получит «спасибо, иди в жопу», сами нагребут ордена и звёзды на погоны. Поэтому, если вдруг нароете полезное, сначала дуйте ко мне. Я решу как использовать. Всем ясно? Занимайтесь обычными делами. Теракт — не повод откосить от раскрытия краж из подвалов и магнитол из машин. Свободны!

Едва только ступив на коридор, Лёха услышал по соседству характерный грохот двери, открытой ударом человеческого тела. Метрах в десяти от него из кабинета начальника отделения по борьбе с хищениями социалистической собственности вылетел Дима Цыбин, в своё время одногруппник по школе МВД. Тот выглядел мученически, словно на ковре у начальства был подвергнут самому изощрённому половому насилию. Светлые глазки подрагивали, а выражение лица вызывало ассоциации с верным мужем, застигшем у жены любовника, к тому же избитым любовником в кровь и вопрошавшем: за что мне такое...

— Дима, что у вас?

— Да как всегда, — отмахнулся опер из службы, обычно считавшейся наиболее благополучной. — Новый год завтра, а необходимо, хоть сдохни, выявить преступление по линии розничной торговли или обслуживания населения.

— Или? — начал догадываться Лёха.

— …Или наш отдел ОБХСС в годовой отчётности будет выглядеть хуже, чем Советский или Партизанский, за что мой фюрер отблагодарит по полной. Знаешь, как скверно, если с тобой в отделе трудится активный пидарас, и он — твой самый непосредственный начальник? — Дмитрий выразительно провёл ладонью по собственной джинсовой заднице, намекая на её секс-страдания, пусть даже — сугубо моральные. — Не ценишь судьбу, Лёша. Ваш Папаныч — ангел без крыльев по сравнению с нашим… гм… крылатым.

Глава 5

5

Гриня вернулся первым с занятий. Пока разувался, Егор его спросил:

— Слушай, я в Речицу на Новый год не поеду. Мама умерла, смотреть на мужа сестры тошно. Как в общаге Новый год встречают?

— Ну, мы соберёмся с нашим курсом. Отметим.

Ответ был не слишком развёрнутым. Егор решил поднажать.

— Я вот тут сухой колбаски привёз из Москвы. Думал — к Новому году, в своей комнате. Знаешь же, у меня в своей группе отношения не со всеми хорошо. Считают зубрилой…

Он шёл по тонкому льду. Но, в случае чего, Гриня вряд ли знал о деталях взаимоотношений на старшем курсе. Оказалось — знал.

— Хочешь начистоту? — студент сидел на койке напротив, покачивая в руке ботинок с налипшим снегом. Мелкие глубоко посаженные глазки на одутловатом лице смотрели прямо и довольно жёстко. — Стукачом тебя считают. Откажешься пить, мол — великий спортсмен, режим и всякая такая херня, потом настучишь в деканат или комитет комсомола: кто сколько пил, какие песни горланил. Никого пока не отчислили, и то хорошо, но стипендии по твоему доносу лишали. Рыло после этого не начистили, потому что каратист-супермен, да и связываться не хотят. Ты никогда не думал, почему на пятом курсе тебя поселили с нами — с третьим? Так что бери свою колбаску из Москвы и катись с ней… куда-нибудь.

— Ты прав. Репутация именно такая. На самом деле всё несколько иначе, но не буду разубеждать. Скажи, мне исчезнуть на Новый год, чтоб вам не мешать?

— Как хочешь. Мы всё равно пойдём на второй этаж. А потом в Мраморный зал.

— А Татьяна?

— Мне почём знать? Девка видная. Но ищет принца, а не приезжего из района вроде тебя.

Знать бы ещё, что это за фифа, о которой знают студенты с других факультетов и даже сосед-третьекурсник, сделал себе заметку в памяти Егор. Имя очень распространённое, но все моментально врубаются, какая Татьяна имеется в виду.

— Сам такой.

— Да, я из Лунинецкого района, — не стал спорить Гриня. — Поэтому не замахиваюсь на мисс-БГУ. Получу должность зам прокурора района, и все мисс-Лунинец мои. Поверь, там встречаются вполне аппетитные.

Информация оказалась ценная. Егор вытянул из тумбочки кольцо сухой колбасы с содранной оболочкой Минского мясокомбината №3. Отхватил сантиметров десять и кинул Грине, поймавшему кусок на лету.

— Не по поводу Москвы и даже не по случаю Нового года. Просто — угощайся. Не бойся, никому не скажу, что ты взял её из рук главного стукача универа.