Альманах 996

АМ: А китайский язык, японский язык, корейский, вьетнамский… Это разные языковые среды?

БВ: Нет, ты знаешь, там есть сходства определённые языковые. То есть сказать, что это разная языковая среда, совсем нельзя.

АМ: А это не белорусский, украинский и русский языки?

БВ: Не совсем так. Потому что они параллельные конструкции. То есть другая языковая система, она и создает другую конструкцию.

Меня все время поражает, когда с вьетнамцами разговариваешь, говоришь: а у вас вроде с могучими китайцами что-то общее было? На что тебе сразу: «Могучими?! Нет! Це неправда ваша, барин, будет».

Их спрашиваю: «Знаете такой роман про Джугалиано?» Они говорят: «Да, это НАШИ народные герои». Вот эти герои романа «Троецарствия» – это народные герои Вьетнама. На них учатся дети и так далее. Или, например, то же самое: корейцы говорят, что медицинский трактат Желтого Императора придумали корейцы и что Хуан Ди – Жёлтый император – был корейцем.

АМ: Ну, паровоз-то придумали братья Черепановы на самом деле. А первый самолёт придумал Можайский.

БВ: Конечно да. Но всё это было немножко раньше, вся эта история. Здесь гораздо сложнее проверить, верифицировать. Здесь кто сильнее, тот и прав, по сути.

АМ: Целеполагание англосаксонской цивилизации на современном этапе в твоей картине мира? Чего они хотят?

БВ: Ты знаешь, я считаю, что любая цивилизационная модель пытается сохранить гомеостаз, она пытается сохранить себя. Была такая чудесная работа антрополога Джозефа Тернера, американца. Она называется «Структура коммуникаций». О том, что структура… Ну, и Грегори Бейтсон со своими исследованиями о том, что система стремится сохранить себя, она представляет собой наивысшую ценность.

И, например, когда семья приходила на вот эти сеансы стратегической психотерапии, то все они объединились против психотерапевта в первую очередь. То есть все вроде как шли лечиться, но лечиться никто не хотел, они все боролись с психотерапевтом, пытаясь его дисквалифицировать и доказать ему, что он ничтожество.

АМ: Сейчас что хотят англосаксы в Лондоне и Вашингтоне? Или в Гонконге.

БВ: Того же самого.

АМ: Сохраниться?

БВ: Сохраниться, конечно.

АМ: Они хотят вроде Марс осваивать…

БВ: Не, ну это дело-то житейское, осваивать всё что угодно можно. Но сохраняется же модель: способ принятия решения, ценности, и бабушку надо называть «грэнма», а дедушку – «дэдди». Или папу. Это же правильно, когда «бабушка» – «грэнма». Попробуй произнести «Ба-буш-ка».

АМ: А у китайцев есть целеполагание на геополитическом уровне?

БВ: Однозначно. Китайцы тоже хотят сохраняться. Но у китайцев базовая модель – это сохранение средины. И средины не только в географическом и геополитическом плане, но средины в структуре сознания. То есть средина – китайский иероглиф «джун», он одновременно означает сохранение равновесия. То есть во всех движениях, которые направлены влево или вправо, избыточность или недостаточность всё время стремится соблюдать средину равновесия.

АМ: После того как Советский Союз был разобран на 15 независимых государств, эти 14 других государств могут обладать своим собственным целеполаганием? Скажем, Эстония и Казахстан, Узбекистан и Белоруссия.

БВ: Я хочу сказать, что в данном контексте, глобальном, страна, так же как и личность, она не отдельная единица, она – часть системы. И как личность свою мы обретаем, противопоставляюсь родителям, старшим братьям, объединяясь, разделяясь всё время, и постепенно мы узнаем, какой у нас характер, только проявляя его в отношениях. Точно так же и любая страна. Она себя идентифицирует только в отношениях с другими странами и народами.

АМ: Так была одна страна, стало 15 стран.

БВ: Ну, есть народ. Есть региональные какие-то кластеры, и есть страны как таковые. Все равно каждая единица как личность. Она является составной. Это я к чему веду? Что целеполагание, например, Казахстана, основное целеполагание сейчас – сохраниться между этими тремя монстрами, англосаксонским, китайским и российским.

АМ: Так как уже появились компьютерные программы, позволяющие переводить с любого языка на любой язык, без изучения оного, говорят, что можно гены редактировать таким образом, что индивидуальное сознание на физическом уровне будет существовать вечно. Бессмертие. Это та самая цель, которая описана в даосских источниках?

БВ: Ну да. Нет. А как в том любимом моём… В философской притче про то, как один рассказывал про другого, который хвастался, какой он мужчина неподражаемый. И первому был дан совет: «И вы говорите». Говорить-то можно. Торговать бессмертием – вообще это самый выгодный продукт. Проверить невозможно.

АМ: В твоей картине мира. Ну, хотя бы на продолжительные сроки – лет 500 лет.

БВ: В китайской картине мира сознание неотделимо от тела. И только если ты преобразуешь своё сознание таким образом, что будешь способен с помощью усилия сознания, то бишь духа, говоря старорежимным языком, преобразовывать свое тело, буквально поворачивать время вспять, только в этом случае ты можешь сохраняться, во всех остальных случаях внешняя работа здесь невозможна.

АМ: Но англосаксы говорят, что можно протезы придумать, бионическое тело. Можно голову пересадить в дельфина. И вот Бронислав Виногродский будет нырять дельфином.

БВ: Никогда. Никогда Паниковский не протягивал руки. Не буду нырять дельфином.

АМ: Но появятся люди, которые бы захотели это сделать. Теоретически…

БВ: Нет, невозможно. Просто формат передачи не позволяет мне обосновать эту свою посылку, но такова природа сознания и духа, что оно индивидуально.

АМ: Но если всю библиотеку Конгресса США можно записать на USB, все тома китайской цивилизации можно записать на одну маленькую флешку…

БВ: Да. Но прочитать? Для того чтобы прочитать, всё равно требуется что-то ещё. У меня столько этих флешек, столько дисков, столько информации – огромное количество. А почему-то, чтобы прочитать, что-то требуется. Точно так же и с китайской цивилизацией.

АМ: Время. Время?

БВ: Время… Вот ключевой момент. И следовательно, вопрос, что такое время и каким образом разные народы, разные люди соотносятся со временем, вот здесь – основа цивилизационной структуры.