Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. М. Ю. Лермонтова. Выпуск 1

Кино закончилось около восьми часов вечера, и Лиличка сидела в детском саду с дежурной нянечкой и поджидала Иринку, в слезах.

Иринка, не помня себя, бежала, что есть мочи, с Андреем в детский сад.

– Лиль, ты только родителям не говори, что я поздно за тобой пришла, – уговаривала она сестру.

– Нет, скажу! Надо было меня с собой в кино взять! – отвечала, вредничая, сестра.

Андрей советовал наподдавать ей подзатыльников, чтоб молчала. Ему вообще неведомо чувство ответа за младших, он сам в семье был самым младшим и третьим ребенком в семье. Ему часто старшие брат с сестрой выписывали подзатыльники или пугали «черным чулком», закрывая в темной комнате одного, чтобы он ничего не рассказывал про проделки старших родителям. Андрей всегда молчал и боялся, что его налупят еще больше, вот и предлагал Ирине такой метод воспитания младшей сестры.

– Нет, я ее не буду бить, пусть лучше мне попадет, мне ее жалко, надо было ее с собой в кино взять, а теперь мне ох и попадет от родичей! – причитала Иринка.

– Неправильно все это, родители заводят детей для себя, а почему старшие должны смотреть и отвечать за них, тебе что, совсем нельзя никуда пойти? – возмущался белокурый Андрейка.

– Ну, за тобой же старшие смотрят, когда нет родителей?

– Ни фига они не смотрят, я сам себе хозяин, что хочу делаю и куда хочу иду, – продолжал он.

Добрели до дома, ох, и влетело от папы Иришке.

– Как это так ты забыла, что сестру надо забрать из сада? – ругался отец.

Иринка повесила вниз голову и молча слушала, боялась, как бы ремня не досталось.

Папа у Иринки был очень строгий и мог повоспитывать и ремешком. Однажды так и получилось.

– Алевтина, я завтра уезжаю на охоту дня на три, – сказал он Алевтине.

– Володь, я же во вторую смену, как же дети совсем одни? – отвечала она.

– Ну, а Иринка-то на что? Не нянька что ли? – продолжал он.

Володя был заядлым рыбаком и охотником и когда открывался сезон охоты, он брал отгулы на работе и, не смотря ни на какие причины, уезжал. Иринка в это время сидела, делала уроки за столом и слышала разговор родителей.

– Буду я еще мудохаться с этой Лиличкой! – тихо возмутилась девятилетняя Иринка.

Володю, как током подбросило с дивана, откуда-то в руках взялся пластмассовый шнур от кипятильника, который молниеносно ударял Иринку по заднему месту и ногам. Было ужасно больно, рубцы кровяные моментально проявились на ногах, Иринка с полными глазами слез вывернулась и забежала в ванну. Алевтина следом за дочкой.

Иринка плакала от боли и от обиды, когда она была маленькой ее никогда и пальцем не трогали, а теперь можно и ремнем и все из-за сестры.

– Ладно, буду я с ней мудохаться, – сквозь слезы проронила она маме, которая пыталась пожалеть дочь.

Алевтина выбежала из ванной и обо всем рассказала мужу.

– За что же я ее тогда набил, вот это да, я думала, что она маты кроет, а она и значения этого слова не знает! – ругал себя Володя.

Но жалеть, как раньше, дочку не стал, взрослая ведь уже.

– Что это у тебя за рубцы такие? – спросил Андрей Иринку, которая на следующий день сидела на лавочке и приглядывала за Лилей, играющей в песочнице. Иринка поделилась своим горем.

– Хорошо, что мне не надо ни за кем смотреть, если б мне так досталось, я бы не знаю, что сделал бы, может из дома ушел совсем, куда глаза глядят!

– А я вот вчера хотела с балкона спрыгнуть. И вот разбилась бы и пусть они плакали по мне, может опять меня любили бы, но потом подумала, и мне Лиличку жалко стало, как же она без меня останется. Мне, кажется, что они меня родили просто для того, что б я сначала была и потом стала их нянькой для любимого ребенка. Не любят они меня совсем, – рассуждала грустно Иришка.

– Интересно получается, сначала любят, а потом не любят! – поддакивал Ирине Андрей.

Глава 4

Сестренка росла, и как «собачий хвост», так называли ее Иришкины подруги и друзья, и еще «профура», не знаю почему именно так, но в словаре значение слова было проныра или быстрая, везде старалась ходить со своей старшей сестрой. Хоть во дворе и много было ее сверстников и подруг, но ей-то, конечно, было интереснее в более взрослой среде.

Подружкам Иринкиным это очень не нравилось, особенно самой близкой Аллочке, у которой не было ни старших, ни младших сестер и братьев. Ее просто бесило присутствие Лилички и она так открыто и говорила: «я б ее прибила, если б у меня была такая сестра». Видимо, ей Господь и не дал по жизни иметь ни сестру, ни брата, а потом и детей по ее длинной жизни.

– А ты давай малую подпряги полы мыть, подумаешь, ты-то в пять лет уже небось вовсю уборкой квартиры занималась? Нечего ей в песочнице все сидеть! Мы так опоздаем с тобой на тренировку, – зло бурдела Аллочка, расположившись на мягком диване и наблюдала, как Иринка легко размахивает тряпкой, намывая полы в детской.

– Да ладно, я и сама быстрее справлюсь! Е мое! Опять! Ну сколько можно просить выливать за собой горшок, ужас! – закричала в отчаянии Иринка, потому что, когда махнула тряпкой под кроватью сестры, задела нечаянно горшок, про который время от времени забывает, когда моет пол, и он, как на грех, оказывается полным тем содержимым, для чего он вообще существует в практике.

– Ну, все, я б ее точно прибила! – зажимая нос, восклицала Аллочка.

Иринка возмущалась, говорила, что жаловалась маме, но горшок выливать во время сестренка отказывалась.

Послышался дикий крик в подъезде, это голосила Лиличка. Иринка молнией выбежала ей навстречу.

– Что случилось? Горе луковое?

– Мы пошли к соседнему дому с девочкой, а там петух гулял, такой коричневый, красивый, и он за мной побежал, и клюнул меня в коленку! – заливалась Лиличка.

– Знаю я этого петуха, я однажды на день рождения от тети Люси получила бандерольку, в которой было красивое шелковое красное платье, красные колготки. Вынарядилась в обнову и пошла за тортом в магазин… – вытирая слезы сестры, умывая ее в ванной, рассказывала Ирина.

Затем достала йод, обработала ранку на ноге и наложила повязку, как ей было жалко маленькую, что все обиды из-за разлитого содержимого горшка исчезли. Иринка присела на диван, посадила на коленки к себе свою Лиличку, прижала и, покачивая, похлопывала по спинке, как бы баюкая ляльку. Ребенок прижался и успокоился, слезы уже не текли.

– И что же было дальше, когда ты пошла за тортом? – поинтересовалась Аллочка у Иринки.

– Купила я торт кремовый, с такими красивыми розами, иду себе мимо того дома, ничего себе не подразумеваю и, вдруг, из-за кустов, метрах в пяти, выбегает на меня этот раскрасавец-петух и несется на меня, как бешеный. Я вижу, что Петя в неадеквате, это мне потом сказали, что мой красный наряд на него мог так повлиять, как на быка красная тряпка. Начинаю прибавлять шаг и бежать, он налетел на меня, я упала, колготки разорвала, платье тоже, коленку поранила в кровь, и главное, именинный торт упал и смешался с пылью и грязью. Я плакала, благо дома родителей не было, влетело бы мне, наверное, за этот наряд, что одела его в магазин, а может, и нет, но не знаю, только колготки выкинула в мусор-ку, а платье прострочила дополнительной складкой и совсем не заметно дырку, – тоскливо рассказывала Ирочка.