Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск. Премия имени Н. А. Некрасова, 200 лет со дня рождения. 1 часть
Шрифт:
Аврора молчала. Ждать, когда её «выстрел» изменит его судьбу или только просвистит мимо, он уже не мог – взял отпуск и уехал к старшей дочери, на Камчатку. Благодаря его стараниям фирма отлично справлялась с работой и без него. Механизмы взаимодействия были отлажены. Ольгу с собой он не взял.
Константин знал много случаев, когда мужчины (в основном состоятельные) содержали по две семьи, не делая из этого трагедии души. Тихо, мирно, все довольны. У них же была одна загвоздка – это условие Авроры. Если всё сложится удачно и родится сын, то будущий папа должен будет жить только с ним. Больше ничего она не хотела. Давало знать её пребывание в детдоме – иначе Костя (в тот день они перешли на «ты») никогда не увидит своего
На второй день выхода на работу после отпуска наконец-то всё прояснилось. Ближе к обеду в кабинет директора фирмы зашла «пресса», так незатейливо звали в коллективе руководителя пресс-службы. Она обратилась к Константину как подчинённая к начальнику, сухо и официально: «Подпишите, пожалуйста!» – и положила на его стол лист бумаги. Первое, что он увидел на нём, – это слово, написанное крупными буквами: «Заявление». Он удивился своей прозорливости. Значит, на столе лежал «третий вариант». Ну что ж, так тому и быть! Константин взял ручку, написал резолюцию: «Отделу кадров. Оформить!» – и поставил свою подпись. Прочитав написанное, Аврора засмеялась, а следом и захохотала. Стараясь сдержать вырывавшийся изнутри хохот, она согнулась почти пополам. Когда разогнулась, было заметно, что смех довёл её до слёз.
– Костя! Ты доверяешь этим делом заниматься отделу кадров? Прочитай внимательно! – и подала заявление ему в руки.
Он был уверен, что это заявление об увольнении, поэтому подписал не глядя. Читая текст, написанный мелким почерком, директор стал понимать, что в данном деле он ведёт себя как полный идиот. Крохотные буковки, сливаясь в слова, а следом – в предложения, стремительным потоком пронеслись по крутым извилинам Костиного мозга, смывая на своём пути всяческие сомнения. «Прошу Вас разрешить мне родить Вам нашего сына, которому уже полтора месяца. Справка из женской консультации прилагается. Дата. Подпись…» Яснее придумать сложно. Он всё-таки заставил себя прочитать и справку с чёткой синей печатью. Со стороны это выглядело очень забавно. Директор крупной строительной фирмы сидел в кресле за столом, держа в одной руке заявление, в другой руке – справку, и тупо смотрел в окно. Там, за стеклом, синело чистое небо. По нему, как облака, плыли аисты, аисты, аисты…
Константин размашистым движением руки зачеркнул свою резолюцию и снизу большими буквами (насколько позволил формат листа) написал: «Разрешаю!». Затем встал и передал заявление Авроре, не отпуская его из рук. Она только дотронулась до этого необычного документа, как цепь замкнулась. И пусть говорят, что бумага не проводит ток. Да, так и есть, но эти буковки, написанные на ней, творят чудеса. Они могут сломать человеку жизнь, а могут и осчастливить его; могут унизить, а могут и вознести; могут обогатить, а могут и раздеть до нитки; могут развести, а могут и соединить. Константин и Аврора стояли друг против друга, держась за эту смешную бумажку, и молчали. Наговориться они ещё успеют. Когда-то «Аврора» изменила ход мировой истории, а сейчас Аврора круто меняла Костину судьбу…
Разговор с Ольгой состоялся на редкость вразумительный и безо всяких соплей. Он посадил её на диван, встал рядом на колени, взял ладони жены в свои руки и заговорил:
– Оленька, милая моя! Я хочу сказать тебе…
– Я всё знаю, Костик! – прервала его жена и освободила свои ладони из рук мужа. – Я тебя не держу! Тебе действительно надо быть рядом с ней, если не хочешь потерять сына…
Наверное, те же «добрые люди», что сообщили про неё Константину – о невозможности иметь детей, донесли до Ольгиных ушей и то, что у Авроры не всё в порядке с детовынашиванием. По своему горькому опыту Ольга, к сожалению, хорошо знала, что такое выкидыш,
и чисто по-женски никому не желала это перенести. В том, что у них с Костей не случилось сына, она до сих пор винила только себя.– А ты знаешь? Я тоже хочу братика нашим дочкам, – снимая напряжённость в разговоре, сказала Ольга.
– Прости меня, Оль! Как так получилось?.. Я же тебя люблю! И буду любить, но…
– Знаю! – снова перебила она его. – Вспомни тот здоровенный словарь. Вспомнил? Чувство самоотверженной привязанности. Это любовь. А самоотвержение – это отказ от своих личных интересов для блага других. Просто, как в математике. Пифагор нас так и учил. А что получилось… А получился не самый плохой вариант. Моё сердце для тебя никогда не закроется… Буду ждать!..
Ольга встала, поцеловала стоявшего на коленях мужа в темечко, как целует провинившегося сына мать, и вышла из комнаты.
Он почувствовал себя студентом, сдавшим экзамен, к которому был совсем не готов. Преподаватель поставил ему отличную оценку лишь за былые заслуги.
Про официальный развод речи не шло.
Дочери отнеслись к такому повороту событий философски – не осуждали, но и не одобряли.
Константин с Авророй сняли квартиру рядом с работой. В самой фирме по-разному восприняли эту новость. Директора уважали. «Прессу» считали женщиной порядочной. Поэтому большинство коллег желали им только добра, не забывая при этом посочувствовать Ольге.
За время беременности Аврора несколько раз ложилась в больницу на сохранение, но врачи были уверены в успешных родах. Молодые родители выбрали роддом, где собирались пополнить население города ещё одним жителем.
В тот день Константин приехал домой на обед. Открыв дверь, он увидел будущую маму. Она стояла в коридоре одетая, держалась руками за низ живота и негромко говорила: «Надо ехать… Надо ехать». Вещи для роддома собраны были заранее. Вышли из дома, сели в машину и поехали рожать…
Аврору сразу увезли на скорой в горбольницу. Константина спасателям пришлось вытаскивать через крышу (водительская дверь превратилась в месиво), предварительно срезав её. Молодой пьяный урод, который в них врезался на своём внедорожнике, не получил даже царапины. Он всё доказывал полиции, что ехал по знаку «главная дорога», а светофор ему «до лампочки». Свидетели видели, как он проскочил на большой скорости на красный.
Константина, без сознания, увезли в ту же горбольницу. На следующий день его привели в чувство, и он узнал, что Аврору спасти не удалось. Вот так, на ровном месте, возникают небесные переходы с этого света на тот свет. А мальчик, спасибо врачам, родился живой и здоровый.
Об отце такое сказать было нельзя. Слишком сильный был боковой удар. Даже подушки безопасности не помогли. Сколько он мог протянуть, никто не знал. Может, месяц, может, полгода, а может, случится чудо, и он выскочит вприпрыжку отсюда на своих двоих. Операцию надо было делать в любом случае. Пока врачи готовились к оптимистическому развитию событий (операции), Константин готовился к самому худшему варианту. Он написал завещание и дал ход некоторым важным для него бумагам. Юрист, адвокат и нотариус подолгу задерживались в его отдельной палате. Больше туда никого не пускали. В соседнюю палату поместили новорождённого Константиновича с кормилицей, которую нашли тут же, в больнице.
За сутки до операции Константин собрал их, пригласив ещё главврача и Ольгу. Он хотел прилюдно ознакомить всех со своим завещанием. Надо было внести ясность в ближайшее будущее, а дальше уж как судьбе будет угодно…
Когда они вошли в палату, Костя полулежал на кровати на большой подушке. Ему так было лучше всех видно. Слева от него из голубого атласного конверта для новорождённых, лежавшего на кровати, виднелась красноватень-кая рожица маленького человечка. После недавнего кормления человечек спал, а папа его осторожно обнимал.