Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса [сборник] [с илл.]

— Да назад же, сэр! — рычал голос пожарного. — Одной жизни разве мало? Этот парень, невысокий такой, в гетрах, который еще дверь-то взломал, — так вот, он погиб. Сам видел, как он прыгнул прямо в огонь. Его уже не вернуть!

Осторожно поддерживая Чарльза под руки, мы с Далланом отвели его на улицу. Всех нас шатало, словно пьяных. Пламя поднялось еще выше, но верхний этаж и крыша продолжали возвышаться над ним подобно темному острову в огненном море. Темное окно комнаты мисс Сисси по — прежнему оставалось закрытым, а между тем рамы уже дымились. Внутри не было видно ни малейших признаков движения. Бедняга Уэлстед упал мне на грудь, рыдая, как ребенок. Я вдруг ощутил безумное желание увидеть там пламя. Тогда бы я знал, что все кончено, что пришел конец ее боли и страданиям. Через мгновение я услышал звон выбитого изнутри стекла и опустил голову, чтобы не видеть того, что я жадно хотел лицезреть всего несколько секунд назад. И тут же до меня донесся тысячеголосый крик, полный такой безумной радости и ликования, какого, я надеюсь, никогда больше не услышу.

Уэлстед и я подняли головы. Балансируя на узком карнизе, в оконном проеме стоял человек. Позади его горела рама. Изорванная одежда висела на нем обгорелыми лохмотьями, волосы дымились. Сквозняк, возникший из-за выбитого стекла, еще больше раздул пламя, так что за его спиной бушевал огненный вал, а от земли его отделяло двадцать с лишним метров. И все же на этой узкой кромке, по обе стороны которой его ждала неминуемая гибель, возвышался Джо Смит, тот самый грубый и косноязычный простолюдин. Он связывал вместе концы простыней. Стоявшие внизу женщины плакали, а мужчины подбадривали его, и все, как один, молились и благословляли нашего Джозефа. Он вдруг пошатнулся и исчез столь внезапно, что все подумали, что он упал, но через мгновение он вновь появился в оконном проеме. На сей раз он был не один, а с девушкой, которую он ринулся спасать, чье бесчувственное тело было перекинуто через его плечо. Наш храбрец, очевидно, сомневался в прочности этой импровизированной веревки, поскольку, преодолевая эти смертельные четыре метра, сам Смит держался за раскаленную почти докрасна водосточную трубу, удерживая мисс Ньюсом другой рукой, которой он вцепился в простыни. Они спускались долго, бесконечно долго, но вот, наконец, его ноги коснулись верхней ступеньки пожарной лестницы. Возможно, мне послышалось, как наверху чей-то голос произнес: «Порядок, малышка», прежде чем все потонуло в громких возгласах радости и восхищения.

Пожар в Лондоне. Гравюра XIX века

Мисс Сисси, гораздо более напуганную, нежели пострадавшую от пожара, тотчас же вверили заботам ее наполовину обезумевшего от всего пережитого отца, в то время как я помогал снимать нашего Джентльмена Джо с лестницы. Он лежал на земле, тяжело дыша, весь ободранный и обожженный. Его элегантное пальто превратилось в обгорелые лохмотья, но по странному капризу судьбы его галстук радужной расцветки и булавка в виде подковы избежали столь плачевной участи и представляли собой в высшей степени странный оазис посреди выжженной пустыни. Он не шевельнулся и не произнес ни слова, пока мимо него не прошли Сисси Ньюсом и ее отец, направлявшиеся к кэбу. Джо сделал слабый жест рукой, давая понять, что хочет поговорить с ней. Она остановилась и наклонилась к нему. Никто, кроме меня и нее, не слышал, что же он прошептал.

— Не волнуйтесь вы так, мисс. Ну, не та лошадь пришла первой — так оно ведь бывает. Он славный парень, куда лучше меня, и сделал все, что мог, но ему не свезло.

Не образец красноречия, но от этих слов милые глазки Сисси покраснели и увлажнились; я же не могу поручиться, что сам пару раз не всхлипнул.

В конторе воцарилось настоящее запустение. Уэлстед и наш Джентльмен оказались в больнице, так что мы остались вчетвером, и после недолгих восторгов охватившее нас настроение едва ли можно было назвать веселым и приподнятым. Я припоминаю одно-единственное замечание, высказанное на следующий день после случившегося. Монотонное скрипение перьев продолжалось больше часа, когда Спаркинс вдруг оторвался от гроссбуха.

— Полагаю, что в конечном итоге он все же заслуживает звания настоящего джентльмена, — заявил он.

— В гораздо большей степени, чем вы, — прорычал Даллан, и все мы дружно продолжили скрипеть перьями.

Я присутствовал на бракосочетании Чарли Уэлстеда и Сисси Ньюсом, которое состоялось, несмотря на все непредвиденные задержки. Согласно изначальной договоренности я должен был выступать на их свадьбе в качестве шафера, но в силу обстоятельств моя почетная обязанность перешла к некоему вульгарному и бесцеремонному молодому человеку невысокого роста, чей вид, казалось, говорил о том, что последние несколько недель ему постоянно ставили припарки из горчицы. Как бы прозаично это ни выглядело, сей юноша не только выполнил все свои обязанностью с элегантнейшей легкостью и беззаботностью, но и отплясывал на последовавшем банкете с необычайной живостью и изяществом. Поговаривают, что все описанное выше в сочетании с чрезвычайно интересными анекдотами о лошадях и собаках оказало столь сильно влияние на некую впечатлительную молодую особу, что существует вероятность повторения брачной церемонии в самом ближайшем будущем. Если это так, я надеюсь, что все-таки выступлю в некогда предназначенной мне роли шафера.

ДОМИК НА ОТШИБЕ

Джон Рантер, некогда владевший пабом «Битва при Детингене» в Саутгемптоне, был не из тех людей, с кем хотелось бы дружить, а уж враждовать — тем более. В свои пятьдесят два года он оставался высоким и сильным, имел внушительный вид, но. угрюмый и замкнутый характер, и даже всепобеждающее время не смогло смягчить его строптивый нрав и умерить его пыл. Возможно, что невзгоды, постоянно преследовавшие его, возникали из-за природной грубости и жестокости, однако причиной всех несчастий и неудач всегда являлись его вспыльчивость и раздражительность. Еще в юные годы он напрочь разругался с родителями и ушел из дома. Благодаря своему упорству достигнув скромного положения в обществе, он влюбился в первую попавшуюся красотку. В результате женился на робкой, бесхарактерной женщине, которая стала ему скорее обузой, чем помощницей. Плодом этого брачного союза явился единственный сын, но Джон Рантер как- то раз избил парнишку до полусмерти за какой-то мелкий проступок, после чего тот сбежал, поступил юнгой на корабль и ушел в море. Ходили слухи, что он утонул во время гибели судна «Королева Запада». После этого жизнь содержателя паба дала трещину. Его несдержанность и вспышки ярости отпугивали посетителей, так что они все реже стали «участвовать» в «Битве при Детингене», пока, наконец, Рантеру не пришлось продать свое заведение. Вырученной суммы хватило на то, чтобы купить небольшой дом рядом с дорогой, связывающей Портсмут и Саутгемптон, в пяти километрах от последнего, обосноваться там вместе с женой и начать жить, отгородившись от окружающего мира и ненавидя всех и вся.

Странные вещи говорили об этом одиноко стоящем домике с голыми кирпичными стенами и низко свисающей по краям соломенной крышей, из-под которой на проезжавших злобно взирали ромбовидные окна. Кучера в придорожных тавернах рассказывали о темнолицем, седоватом мужчине, который якобы целый день сидел в саду, примыкавшем к самой дороге, и о каком-то бледном грустном лице, время от времени смотрящем на них из-за приоткрытой двери. Без пристального внимания также не остались слышавшиеся изнутри громкая перебранка, глухие удары и жалобные женские крики. Как бы ни устали лошади, их все равно хлестали кнутом и пускали крупной рысью, если в сумерках кому-то случалось оказаться у низких деревянных ворот этого пользовавшегося дурной славой дома.

Однажды погожим осенним вечером Джон Рантер стоял, опершись локтями об эти самые ворота, и задумчиво посасывал свою черную глиняную трубку. Он размышлял о том, как ему следует жить дальше. То ли продолжать повседневное обыденное существование, то ли собрать остатки средств и попытаться изменить свою судьбу к лучшему? Сейчас он жил хоть и непритязательно, но, по крайней мере, спокойно. Вполне возможно, что он мог потерять все, ввязавшись в какое-нибудь рискованное предприятие. Однако, с другой стороны, Джон чувствовал, что еще не утратил былой энергии и задора и вполне смог бы заняться чем-то новым. Он подумал, что будь жив его сын, который пятнадцать лет тому назад сбежал из дома, он стал бы ему хорошим помощником в любом начинании. Его отчего-то охватили грустные воспоминания и какая-то смутная, щемящая сердце тоска по прежним благополучным временам. Так он стоял, предаваясь своим размышлениям, как вдруг на фоне заходящего солнца увидел одетого в длинное серое пальто мужчину, шагавшего по дороге со стороны Саутгемптона.

Джордж Иннеcс. Пейзаж с фермой

Мимо дома Джона Рантера проходило и проезжало множество всякого люда, но этот человек почему-то сразу приковал к себе внимание хозяина. Был он высокий, атлетического сложения, с пшеничными усами и загорелым обветренным лицом. Шляпу он носил необычного фасона — из мягкого фетра, с широкими, загнутыми вниз полями. Возможно, именно эта шляпа, а быть может, и серое пальто заставили бывшего кабатчика поближе приглядеться к незнакомцу. На плече у него висел большой черный мешок на широком кожаном ремне — с такими букмекеры обычно появляются на скачках. Поначалу у Рантера сложилось впечатление, что перед ним как раз и есть представитель скакового или игрового сообщества.

Когда молодой человек приблизился к воротам, он сбавил шаг и в нерешительности оглянулся. Затем он остановился и обратился к Джону, говоря каким-то странным голосом, в котором прозвучали металлические нотки.

— Послушайте, дружище, — начал он, — по — моему, мне придется топать всю ночь, если я вознамерился к утру попасть в Портсмут.

— По — моему, придется, — угрюмо ответил Рантер, передразнивая незнакомца, — вы ведь только — только вышли.

— Ну вот ведь незадача! — огорчился путник. — Я бы, конечно, остановился на каком-нибудь постоялом дворе в Саутгемптоне, если б мог. Подумать только, провести первую ночь на родине в каком-то портовом клоповнике!

— А что бы вам и вправду не переночевать в номерах? — поинтересовался Джон Рантер.

Незнакомец хитро подмигнул ему.

— От трактирщика до вора — один шаг, — назидательно сообщил он. — В любом случае здесь не Калифорния, хотя… Люди-то везде одинаковы. Когда у меня с собой что-то ценное, я за милю обхожу гостиницы и всякие прочие ночлежки.

«Ага, так у тебя, значит, имеется при себе что-то ценное?» — насторожился старый мизантроп, тотчас же придав своему лицу как можно более приятное выражение и украдкой посмотрев на черный кожаный мешок.