Алмаз величиной с отель 'Риц' (Алмазная гора)

– А я знала дочь одного состоятельного торговца скобяными товарами, сказала Кисмин.
– Не думаю, чтобы она тебе понравилась. Она была подругой моей сестры. Она тоже здесь гостила.

– Так у вас здесь бывали и другие гости?
– с удивлением воскликнул Джон.

Казалось, Кисмин пожалела о своих необдуманных словах.

– Ну да, - торопливо проговорила она, - бывали изредка.

– Но разве вы... Разве твой отец не боялся, что они могут проговориться?

– Да, конечно, в какой-то степени, - ответила она.
– Давай поговорим о чем-нибудь более приятном.

Но в Джоне проснулось любопытство.

– Более приятном?
– настойчиво переспросил он.
– А что тут неприятного? Они были противные?

К его удивлению, Кисмин зарыдала:

– Н-нет, в том-то и дело. Я т-так привязалась к не-некоторым из них. Жасмин тоже, но она все равно п-продолжала их приглашать. Я ни-никак не могла этого понять.

В душе у Джона зародилось страшное подозрение.

– Ты хочешь сказать, что они действительно проговорились и тогда твой отец их... убрал?

– Хуже, - пролепетала она.
– Отец с самого начала не мог рисковать... А Жасмин все равно им писала и приглашала в гости, и им так хорошо здесь жилось!..

Она была вне себя от горя.

Оглушенный своим чудовищным открытием, Джон сидел, разинув рот, и все нервы его трепетали, точно воробышки, усевшиеся у него вдоль позвоночника.

– Ну вот, я проболталась, а я не должна была этого делать, - сказала она, вдруг успокаиваясь и вытирая свои синие глаза.

– Значит, твой отец убивал их здесь, до того как они уезжали?

Она кивнула.

– Обычно в августе... или в Начале сентября. Нам, естественно, хочется получить сперва как можно больше удовольствия от их присутствия.

– Какая гнусность! Как же... Нет, я, наверное, схожу с ума! Ты в самом деле признаешься...

– Да, признаюсь, - прервала его Кисмин, пожимая плечами.
– Мы не можем сажать их в яму, как тех авиаторов: они были бы для нас постоянным укором, И потом нас с Жасмин всегда щадили, отец обычно проделывал это раньше, чем мы ожидали, так что мы избегали прощальных сцен...

– Значит, вы их убивали! Уф!..
– вскричал Джон.

– Это делалось совсем безболезненно. Их отравляли во время сна, а их семьям сообщали, что они умерли от скарлатины в Бьюте.

– Но я... я просто не понимаю, как могли вы приглашать их!

– Я не приглашала!
– с негодованием выпалила Кисмин.
– Ни разу не пригласила! Это все Жасмин! Да и потом, им жилось у нас очень хорошо. Жасмин перед концом дарила им всякие миленькие вещицы. Я, наверное, тоже стану приглашать гостей: привыкну в конце концов. Нельзя же допустить, чтобы такая неизбежная вещь, как смерть, стояла у нас на дороге и мешала жить в свое удовольствие. Представь себе, как здесь было бы скучно, если бы у нас никогда не бывало гостей. Ведь папе и маме тоже пришлось пожертвовать своими лучшими друзьями.

– Так! Значит, - осуждающе воскликнул Джон, - ты позволяла мне говорить о любви и притворялась, будто тоже меня любишь, обещала выйти за меня замуж, а сама все это время прекрасно знала, что мне никогда отсюда живым не выйти...

– Ничего подобного, - с жаром запротестовала она.
– Последнее время нет. Сперва действительно так было. Все равно ты уже жил здесь. От меня это не зависело, я и решила - пускай твои последние дни пройдут приятно для нас обоих. Но потом я в тебя влюбилась, и... честное слово, мне очень жалко, что тебя... устранят... Хотя пусть уж лучше тебя устранят - тогда ты не сможешь целовать других девочек.

– Ах, так лучше?!
– закричал взбешенный Джон.

– Да, гораздо лучше. А кроме того, я слышала, что во много раз интереснее любить того, за кого не можешь выйти замуж. Ах, зачем я тебе все рассказала! Я, наверное, испортила тебе настроение, а пока ты ни о чем не знал, нам было так замечательно! Я так и думала, что на тебя это произведет неприятное впечатление.

– Вот как, "неприятное впечатление"?
– голос Джона дрожал от возмущения.
– Довольно, с меня хватит! Если у тебя настолько нет гордости и чувства приличия, что ты заводишь роман с человеком, который уже все равно что труп, то я больше не желаю иметь с тобой ничего общего!

– Вовсе ты не труп!
– с ужасом возразила она.
– Ты вовсе не труп! Не смей говорить, что я целовалась с трупом!

– Я ничего подобного не говорил!

– Нет, говорил! Ты сказал, будто я целовалась с трупом!

– Нет, я не говорил!

Они кричали вовсю, но вдруг оба умолкли. По тропинке кто-то шел, шаги приближались, кусты раздвинулись, и они увидели проницательные глаза и неподвижное красивое лицо Брэддока Вашингтона.

– Кто это целовался с трупом?
– с явным неодобрением спросил он.

– Никто, - быстро ответила Кисмин.
– Мы просто шутили.

– И вообще, почему вы тут вдвоем? Кисмин, ты должна... должна сейчас читать или играть в гольф с твоей сестрой. Ступай! Читай, играй в гольф! Чтобы, когда я вернусь, тебя тут не было!

Он кивнул Джону и пошел по тропе дальше.

– Вот видишь!
– сердито сказала Кисмин, когда отец отошел подальше. Ты все испортил. Теперь нам нельзя больше встречаться. Он мне не позволит. Он тебя отравит, если заподозрит, что мы влюблены.

– С этим покончено!
– с яростью воскликнул Джон.
– На этот счет он может быть спокоен. И не думай, пожалуйста, что я тут после этого останусь. Через шесть часов я буду уже по ту сторону гор, даже если мне придется прогрызать их зубами, а там - на Восток.

Они стояли теперь друг против друга, и при последних его словах Кисмин придвинулась и взяла его под руку.

– И я с тобой.

– Да ты с ума сошла!..

– Я непременно иду с тобой, - нетерпеливо прервала она его.

– Ни в коем случае. Ты...

– Прекрасно, - сказала она спокойно.
– Сейчас мы догоним папу и обсудим это с ним.

Побежденный Джон выдавил из себя бледную улыбку.

– Превосходно, моя радость, - неуверенно согласился он с вялой нежностью, - мы убежим вместе.

Однако любовь вернулась и снова безмятежно воцарилась в его сердце. Кисмин с ним, она готова идти за ним и разделить опасность. Он обнял ее и пылко поцеловал. В конце концов она его любит; она, в сущности, только что спасла его.