Алмазная королева
Шрифт:
— ?!
— Видите ли, я ведь говорила, что мы с мужем последние полгода живем отдельно?.. Ну так вот: у него появилась новая пассия, некая Татьяна Монахова… Поверьте, мне было бы глубоко наплевать на то, с кем на данном этапе своей паршивой жизни спит Юрий, если бы эта женщина не была второй женой моего собственного отца! Который к тому же абсолютно на ней помешался!..
«Положим, и без этой пикантной детали «наплевать» на то, с кем спит твой муженек, тебе не было бы, — позволил себе усомниться в Тамариных словах Александр Борисович. Разумеется, мысленно! — Где это видано, чтобы хоть одна женщина на свете не была яростной собственницей? А тут еще и ситуация почти кровосмесительная… Ну и ну! Воистину неймется
— И давно эта самая Монахова является супругой вашего отца? — поинтересовался он вслух.
— Нет. — Тамара невесело покачала головой. — Всего-то около года. До этого была… скажем так: наложницей моего свекра… Не удивлюсь, если сейчас обслуживает и сыночка, и его папашу. По своей побочной профессии она переводчица, а по основной — шлюха!.. Простите… Но попытайтесь все-таки поверить — дело не только в ней.
Я ни в коем случае не претендую на звание человека честного и принципиального, но… с того момента, как мне стало известно об убийствах и о том, чем фактически занимается отцовская фирма благодаря стараниям Юрия и его проклятого отца… Словом, ни одной ночи я не спала спокойно. Есть и второе обстоятельство, толкнувшее меня к вам…
— А именно?..
— Я долго думала и поняла, что, с тех пор как Юрий связался с этой… Монаховой, в опасности и моя жизнь, и, скорее всего, папина тоже… Дело в том, что, несмотря на развод с моей мамой, отец написал завещание в мою пользу…
— То есть, случись с ним что, не дай бог, конечно — все его состояние, включая алмазную фабрику, наследуете вы?
— Да! — спокойно кивнула Тамара. — Сейчас на фирме почти всеми делами заправляет Юрий, а это все равно что его отец… Но формально совладельцем он не числится! Конечно, небольшой пакет акций у него есть, но не толще, чем у остальных основных акционеров. Контрольный пакет в руках моего отца, во всяком случае, пока… Ну а если ни меня, ни моей мамы на свете не будет, а с папой, как вы сказали, не дай бог, что-то случится, единственной законной наследницей станет Монахова…
Я вам больше скажу: то, что никакой любви к отцу эта тварь не испытывает, и так понятно. Но я ничуть не сомневаюсь еще и в том, что их брак был организован господином генералом и моим супругом как раз с этой целью. Они убийцы, понимаете? Настоящие убийцы и бандиты!
— У вас есть доказательства их… деятельности? — прямо поинтересовался Турецкий.
— Я… Я могу показать место, неподалеку от нашего загородного дома, в лесу, где они зарыли убитого ими человека…
— Вы полагаете, на трупе имеется табличка с именами убийц?
— Нет, но Юрий сам проговорился мне об этом, видимо, рассчитывал для начала убить морально… Я, кажется, не сказала, что человек, которого они убили, — мой родной дядя… Он сейчас числится в розыске как без вести пропавший… Даже маме я не могла сказать правду, маме — особенно, она бы снова слегла…
В сразу потемневших глазах Тамары блеснули слезы, Александру Борисовичу захотелось немедленно провалиться на месте: дернул его черт за язык насчет таблички на трупе! Вот она — оборотная сторона профессионального цинизма, рассуждать о трупах с тем же спокойствием, что и о прочих вещдоках… Как-то забываешь, что каждый погибший — чей-то близкий человек… С другой стороны, если об этом думать, работать вообще не сможешь, так и будешь предаваться сочувствию и горевать вместе с каждым пострадавшим…
— Простите, — смущенно пробормотал Турецкий.
— Это вы меня простите. — Тамара взяла себя в руки. — Дядя Моня был папиным компаньоном, понимаете? Собственно говоря, с него-то на самом деле и начались наши беды… И не подумайте, что так уж сильно задели мои родственные чувства. Маму я обожаю, не просто люблю, дрожу над ней — особенно
после того, как отец ее бросил, предал, оплевал… Никогда ему маму не прощу!Она невольно сжала изящные пальчики в кулачки.
— Но к дяде Моне никаких особых чувств я не испытывала: он выехал в Израиль еще до моего рождения, кажется, в шестьдесят восьмом… А вернулся, когда я уже училась в университете. Именно тогда все и началось…
— Тамара Владимировна! — Турецкий на этот раз посмотрел на часы вполне искренне: его желудок, в котором с утра не было ничего, кроме чашки кофе, вот уже минут двадцать как заявлял хозяину протест против подобного обращения. — Мне кажется, поскольку наш разговор и впрямь оказался куда серьезнее, чем я предполагал, есть смысл переместиться в соседний ресторан… Кстати, совсем неплохой, я там был пару раз. Как вы относительно обеда?
— При одном-единственном условии: плачу я!
— Обижаете-с! — нахмурился Александр Борисович. — К тому же взяток, даже борзыми щеночками, не берем!..
— Александр Борисович, — в голосе Тамары вновь послышались умоляющие нотки, — ведь это я вас втянула в разговор! Верно?.. Ну значит, я обязана оплатить время, которое вы на меня тратите!
Она слегка покраснела и твердо посмотрела Турецкому в глаза:
— Что касается обид… Очень прошу, отнеситесь ко мне не как к женщине, а как к обычной… то есть наоборот — необычной заявительнице.
— Вот как раз с заявительницами-то я и не посещаю рестораны, во всяком случае, за их счет!
— Ну как хотите! — неожиданно сдалась Березина. И до самого ресторанчика, действительно расположенного в полутора минутах ходьбы от кафе, молчала.
Очевидно, обдумывала свой дальнейший рассказ. Потому что после того, как приятно удивленный появлением первых посетителей в столь ранний час официант принял заказ и удалился, продолжила Тамара точнехонько с того места, на котором остановилась в кафе.
— Я остановилась на том, — произнесла она задумчиво, — что на самом деле вся наша жизнь — я имею в виду и отца, и маму, и нашу семью… Словом, все-все изменилось как раз с того момента, как дядя Соломон, или Моня, как называла его мама, вернулся из Израиля…
Александр Борисович вслушивался в глубокий голос своей собеседницы. Он начинал верить ей, а еще больше — себе самому: тому внутреннему острому холодку, что неизменно появлялся перед началом действительно важного и опасного дела.
2
Всю свою жизнь, насколько хватало Тамариной памяти, она была самой настоящей «маминой дочкой». Ее мама, Регина Михайловна Кац, была для нее самым главным человеком. Да разве только для нее? А что делал бы отец, в те годы — заурядный инженер одного из многочисленных геолого-разведочных трестов — без мудрых советов своей умницы жены?..
То, что всем в доме руководила мама, в глазах ее очаровательной дочки Томочки было и нормально, и справедливо. Какая же счастливая пора — ее детство! Сколько раз потом в своей взрослой жизни будет вспоминать она их тихое и какое-то удивительно правильное существование прежних лет в старой квартире недалеко от Дмитровского шоссе!
Квартира была небольшая, двухкомнатная, зато с высокими потолками и стенами, на которых так замечательно смотрелись узорчатые ковры, называемые персидскими, хотя конечно же к Персии они никакого отношения не имели. Два из них были еще маминым приданым. А третий, следуя строгому наказу жены, привез папа из своей единственной за советские годы зарубежной командировки в Польшу. Вместе с хрустальной салатницей, набором фужеров и двумя наборами рюмочек. Больше всего Томочке, тогда еще ученице четвертого класса, понравились самые крошечные из них, под названием «ваньки-встаньки». Их действительно совершенно невозможно было опрокинуть благодаря округлому, толстому дну тяжелого хрусталя.