Алмазный трон

Арина неподвижно лежала в каменных тисках. Высокая грудь, присыпанная белой пылью, не шевелилась. Соски вдавлены внутрь. В черных волосах — длинных, грязных, спутанных — каменная крошка. Глаза — закрыты. Губы — бледны. Рот разинут, словно в беззвучном крике или в тщетной попытке вдохнуть. Впечатление такое, словно гречанка перенесла нечеловеческие муки. Или испытывает их по сию пору. Языка в открытом рту видно не было. Язык врос в гортань. Между зубов торчал крупный осколок камня. В уголках губ, под носом, у глаз и возле ушей — сухая корка запекшейся крови вперемешку с пылью.

— Она мертва, княже? — тихо спросил Тимофей.

— Почти, — хмуро ответил Угрим.

— Значит… Значит, она еще жива?

— Не совсем.

Тимофей недоуменно смотрел на князя.

— Тогда что с ней стало?

— Ханец взял ее жизнь, но не дал умереть. Он превратил ее тело в еще один камень, вложенный в общую кладку. Арину сделали частью Стены. И Стена высасывает из нее последние остатки сил.

— Разве такое возможно? — удивился Тимофей. — Она же… Она сильная чародейка.

— Была сильной, — кивнул Угрим. — Но вот насколько она сильна сейчас, я не знаю. Сам видишь, Арина не способна ни произнести заклинания, ни сотворить волшбы руками.

— Все равно… — не очень уверенно пробормотал Тимофей.

Конечно, он не волхв. Он плохо разбирается в магии. Да что там — он по большому счету ничего в ней не смыслит. Но все же, пообщавшись с Угримом немалое время, Тимофей мог делать кое-какие предположения.

— Она ведь должна была защищаться, княже, правда? Хотя бы мысленно. Должна была поставить щит. Закрыть в себе то, что еще можно было закрыть.

— Все не так просто, — качнул седой головой князь-волхв. — Ее магический щит действенен против живых противников. И защитить он способен только помыслы, память и силу живой чародейки. Арине же пришлось иметь дело с мертвой Стеной. Именно посредством Стены ханец ломал ее защиту и забирал все, что считал нужным. Да и сама Арина хоть и не мертва еще бесповоротно, но уже и не жива в полном смысле этого слова. Я не знаю точно, как это вышло. Мне до конца не понятна ханьская магия, связавшая Арину со Стеной. Но, я полагаю, Длинная Стена, а не бесерменский маг раздавила защиту гречанки.

— А почему ханец просто не убил Арину? — спросил Тимофей. — Ну… в смысле не убил совсем?

— Когда чародей умирает полностью, гибнет и все, что живет в нем. Если, конечно, умерший чародей не Кощей, имя которому Бессмертный, — задумчиво отозвался Угрим. — Судя по всему, ханьскому колдуну нужна была сила Арины. Он надеялся, что ее сила, переданная Стене, хотя бы ненадолго задержит нас… Меня главным образом. Видимо, поэтому бесермен и оставил Арину в каменной кладке между жизнью и смертью. Если бы штурм продлился немного дольше, Стена высосала бы из Арины всю силу без остатка. И колдовскую, и жизненную. Стена убила бы ее сама, без участия ханьца.

Угрим пристально смотрел на гречанку.

— И знаешь, Тимофей, быть может, нам повезло, что Стена взять все не успела и мы поднялись на нее раньше, чем рассчитывал ханец.

Тимофей вспомнил, как под ногами рассыпалась кладка. Да, возможно, им очень повезло. Будь у Длинной Стены побольше времени и не будь ханьская Стена столь широка и прочна, возможно, она разрушила бы себя быстрее, чем Угрим сотворил бы останавливающее заклинание. А смерть под развалинами не самая лучшая смерть.

Тимофей перевел взгляд на Арину:

— Что ты намереваешься теперь делать с гречанкой, княже?

— Брать, — отрезал Угрим.

Тимофей удивленно поднял глаза на князя. Брать? В каком смысле?

— Ханец взял из нее свое, Стена пыталась взять свое, и я тоже возьму кое-что, что мне необходимо, — пояснил Угрим.

Не совсем, впрочем, понятно.

— Я хочу знать, куда подевался ханьский колдун и куда он унес Кощеевы Кости.

Ага, вот теперь понятно. Но ведь гречанка во время штурма лежала в бессознательном состоянии, и к тому же была замурована в кладку…

— Думаешь, Арине это известно? — с сомнением сказал Тимофей.

— Ей — вряд ли. Но об этом может знать Стена, с которой Арина связана до сих пор. Я не владею ханьской магией, и я не умею приказывать этой Стене. Зато я могу вызнать все, что видела и что знает Стена, от Арины.

Ну да… Если магический щит полумертвой гречанки действительно раздавлен и она больше не способна закрываться от воздействия извне…

Пальцами правой руки Угрим поочередно коснулся самоцветов, лежавших у его ног. Затем положил левую ладонь на лоб гречанки. Уставился тяжелым взглядом в ее лицо.

Тимофею показалось, будто лицевые мышцы Арины дрогнули. Или это колдовское марево окутало ее голову?

Князь всматривался в лицо своей бывшей супруги несколько долгих мгновений. Нет, определенно, ресницы и губы Арины чуть вздрогнули…

Угрим убрал руку со лба Арины. Вздохнул.

Тимофей смотрел на князя. Так и подмывало спросить, что тому удалось узнать, но задавать вопросы Тимофей пока не решался. Очень уж смурной был у Угрима вид.

Князь заговорил сам.

— Ханьский колдун забрал Черные Кости и ушел с небольшим конным отрядом, — произнес он глухим голосом. — Из-под этой самой башни ушел. Темной Тропой…

Ушел Темной Тропой? Тимофей не отводил от Угрима напряженного взгляда. И ты даже не почувствовал этого, княже? Если так, то странно, очень странно. Угрим был сильным чародеем, а Тропа открылась совсем рядом — за Длинной Стеной. Как такое можно было не заметить?

И снова свои вопросы Тимофей оставил при себе. Однако скрыть удивления ему не удалось.

Князь криво усмехнулся:

— Ханец открыл Стену и выпустил из нее навью силу.

Ну, было такое. Ну и что? Тимофей не понимал.

— Это все равно что разом открыть тысячи Троп. За таким заслоном трудно почуять еще одну навью тропку.

«Да, наверное, трудно», — вынужден был признать Тимофей. Выходит, в случившемся нет ничего странного. И вот для чего, выходит, желтолицый бесерменский колдун гнал в бой целые тумены темных призраков и тем лишал Длинную Стену силы.

— А где Феодорлих, княже? — спохватился Тимофей. — Где Огадай?

— Их тоже увели по Тропе, — хмуро отозвался Угрим.

— Но куда? Зачем?