Алмазный век, или Букварь для благородных девиц

Точно не знаю, отвечал Финкель-Макгроу, но для начала просил бы вас на досуге подумать над смыслом слова "ниспровергатель".

Долго думать Хакворту не пришлось, наверное потому, что он давно размышлял о том же. Семя зрело в его мозгу несколько месяцев, но так и не дало всходов, наверное, по той же причине, по какой его идеи так и не вылились в собственную компанию. Ему не хватало чего-то, теперь он понял, чего. Лорд Александр Чон-Сик Финкель-Макгроу, воплощение викторианского истеблишмента, был ниспровергатель. Он страдал от того, что его дети – иные, и не желал, чтобы Элизабет воспитали в том же почтении к традициям. Сейчас он пытался сбить с пути собственную внучку.

Через несколько дней золотое автоматическое перо зазвенело. Хакворт достал чистый лист и вызвал почту. На странице проступило следующее:

ВОРОН

Сэмюэл Тейлор Кольридж (1798)

Рождественская сказка, которую школьник рассказал своим младшим братьям и сестрамПод старым дубом в тени ветвейПаслось огромное стадо свиней.Хрюкая, твари подгрызли ствол -Так он грянулся оземь, что грохот пошел!Ветер поднялся, свиньи ушли,И желудь последний остался в пыли.Тут Ворон явился, суровый и злой:Служил он при ведьме Печали слугой!Был он черной смолы черней,Перья его не боялись дождей.Он желудь нашел и в землю зарылНа речном берегу, где поток бурлил.Куда же Ворон полетел?Выше, ниже, – дерзок, смел, -Через горы и долы Ворон летел,Много лет и много зимПо краям летал чужим,Повидал он белый свет -Все исчислить мочи нет.Он прилетел с Воронихой назад,Стал дубом желудь, и ветви шумят.Вывели птицы птенцов в гнезде,Жили, не думая о беде,Но раз Дровосек явился в лес,Его лоб над глазами висел, как навес,Он топор держал, он все время молчал,Но, кряхтя, топором махал и махал -И дуб могучий на землю упал.Погибли птенцы, не умея летать,И от горя тогда умерла их мать.Ветви злодей обрубил со ствола,Ствол оголенный река унесла,И его распилили на много досокИ корабль сколотили – крепок, высок.Но едва он из гавани выйти успел,Как невиданный шторм завыл, закипел,Корабль подхватил и на риф посадил -А над мачтами, каркая, Ворон кружил,И услышал он вопль погибавших тогда,И верхушки мачт захлестнула вода!Радостно Ворон взмахнул крыломИ увидел Смерть на туче верхомИ ей поспешил благодарность принесть:Тому, кто обижен, сладостна Месть! 15

15.пер. В.Рогова.

Мистер Хакворт:

Стихотворение иллюстрирует мысль, которую я лишь затронул на нашей встрече в прошедший вторник, и, надеюсь, поможет Вам в Ваших филологических изысканиях.

Колдридж написал его в пику современной ему детской литературе – назидательной и скучной, вроде того, чем пичкают наших детей в сегодняшних "лучших" школах. Как видите, стихотворение приятно освежает своим нигилизмом. Возможно, такой материал поможет воспитать искомые качества.

Буду рад продолжить этот разговор.

Финкель-Макгроу

С этих бесед начался проект, растянувшийся на два года и завершившийся сегодня. До Рождества оставалось чуть больше месяца. Четырехлетняя Элизабет Финкель-Макгроу получит "Иллюстрированный букварь для благородных девиц" в подарок от деда.

Фиона Хакворт тоже получит "Иллюстрированный букварь" – в этом и состояло преступление Джона Персиваля Хакворта. Он запрограммировал матсборщик поместить репьи на обложку букваря. Он дал доктору Икс денег, чтобы тот скачал терабайт информации с одного из репьев – загрузочного модуля для матсборщика, создавшего "Букварь". Он заплатил доктору Икс за использование нелегального матсборщика, подключенного к личному источнику доктора и не подключенного к Линии Подачи. Он создал второй, подпольный экземпляр букваря.

Репьи уже саморазрушились, не оставив следов преступления. В компьютере доктора Икс, вероятно, сохранилась копия файла, но она закодирована – доктору Икс хватит ума стереть ее и освободить память; он понимает, что схемы кодирования, применяемые такими, как Хакворт, не взломать без вмешательства божественных сил.

Вскоре дома раздвинулись, шуршание колес о мостовую слилось с плеском волн о пологий Пудунский берег. За многоцветной мозаикой Арендованных Территорий на противоположном берегу громоздились белые огни Новой Атлантиды. Они казались такими далекими, что Хакворт, повинуясь внезапному порыву, взял велосипед у старичка, устроившего прокат под самой дамбой. Влажный ветер дул в лицо, холодил руки; на Хакворта накатила бесшабашная удаль. До самого подъема он крутил педали, дальше ехал на вечных батарейках, на перегибе отключил их и помчал вниз, наслаждаясь скоростью.

Цилиндр слетел на мостовую. Это был хороший цилиндр, с умной тульей, которая, если верить производителям, исключает такие неприятности, но кто, как не Хакворт, знал цену рекламным посулам. Сейчас он так разогнался, что не сумел вырулить назад, и потому тормознул.

Когда, наконец, он развернулся, цилиндра нигде не было. Навстречу катил другой велосипедист – мальчишка в облегающем нанобаровом костюме. На голове его красовался Хаквортов цилиндр.

Инженер решил не обижаться – а как бы иначе мальчишка доставил ему шляпу, не в руке же, чем бы он тогда держался за руль?

Однако велосипедист, похоже, не спешил тормозить – он мчался прямо на Хакворта. В следующее мгновение он отпустил руль и вцепился в поля цилиндра. Хакворт подумал, что он бросит шляпу на ходу, но сорванец только натянул ее плотнее и с наглой ухмылкой промчался мимо.

– Стой! Стой сейчас же! У тебя мой цилиндр! – заорал Хакворт, но мальчишка не остановился. Хакворт стоял, оседлав раму, и, не веря своим глазам, смотрел, как обидчик исчезает вдали. Потом он включил моторчик и полетел вдогонку.

Первым его движением было кликнуть полицию. Но это дамба, значит, снова шанхайские жандармы. Да они и не успели бы догнать хулигана, который был уже в конце дамбы, у развилки, откуда мог свернуть на любую из Арендованных Территорий.

Хакворт едва не догнал его. Без моторчика, на одних педалях, это было бы делом нескольких минут: Хакворт каждый день занимался в клубе, мальчишка же выглядел толстым и рыхлым, как все плебы. У первого ската, ведущего к Арендованным Территориям, Хакворт отставал на какие-то десять метров. Соблазн догнать был слишком велик. Указатель над головой гласил: КОЛДОВСКАЯ ДАЛЬ.

На скате мальчишка разогнался еще сильнее и снова вцепился в цилиндр. Переднее колесо вильнуло. Мальчишка вылетел из седла. Велосипед еще немного проехал и со звоном врезался в бордюр. Мальчишка рикошетом отскочил от асфальта и пропахал носом несколько метров. Сплющенный цилиндр покатился, сделал сальто и замер. Хакворт ударил по тормозам, но поздно – мальчишка остался позади. Как в прошлый раз, сразу вырулить не удалось – пришлось упираться ногами в асфальт и разворачивать велосипед.

Тут только Хакворт понял, что мальчишка был не один. Их оказалась целая шайка, возможно, та же, которую он видел в Шанхае. Они следили за ним до самой дамбы и воспользовались упавшим цилиндром, чтобы заманить его на Арендованные Территории. Четверо или пятеро малолетних велосипедистов летели к нему по скату; огни всех медиатронных щитов в тумане Арендованных Территорий поблескивали на хромированных нунчаках.

Миранда; как она стала рактрисой; первые шаги на сцене

С пяти лет Миранда мечтала играть в рактивке. С четырнадцати, с тех пор, как мать забрала ее от отца и отцовских денег, она работала прислугой на все руки, резала лук в чужих домах, чистила серебряные подносы для визитных карточек, бонбоньерки, лопаточки для рыбы и щипчики для сахара. Как только ей удалось, накрасившись и причесавшись, сойти за восемнадцатилетнюю, она пошла в гувернантки – за это платили чуть больше. Следующие пять лет работала с детьми. С такой внешностью вполне можно было стать горничной, пробиться в старшую прислугу, но Миранда предпочитала гостиной детскую. Родители, надо отдать им должное, при всех своих недостатках дали ей прекрасное образование: Миранда читала по-гречески, спрягала латинские глаголы, говорила на нескольких романских языках, умела взять интеграл от десятка простеньких функций и бренчала на фортепьяно. Теперь все это пригодилось. К тому же, даже самые вредные шалуны лучше своих родителей.

Когда те наконец отрывали просиженные зады от офисных стульев и притаскивались домой, чтобы полноценно провести вечер с детьми, Миранда скрывалась в свою каморку и влезала в самый паршивый, самый дешевый рактюшник, какой только можно найти. Она не собиралась раскошеливаться на широко разрекламированные новинки. Платить будет не она, а ей, мастерство же оттачивать можно и в живом Шекспире, и в последнем боевике.

Как только набралась заветная сумма, Миранда направилась в модное ателье. Она несла подбородок высоко, словно бушприт клиппера над черным вязаным хомутом, очень похожая на рактрису, и с порога потребовала сделать ей "Джоди". В очереди приподняли головы. Дальше слышалось только "очень хорошо, мэм", "пожалуйста, присядьте вот здесь, мэм" и "желаете чаю, мэм". С тех пор, как мать ушла от отца, Миранде не предлагали чаю, только требовали подать, и она понимала, что при самом удачном раскладе другого случая ждать еще не год и не два.