Алое на черном (сборник)

Потому я и промолчал, а вот отчего промолчал Игнат, не знаю. Верно, задумал какую-то забаву. Это хорошо, забавам я тоже рад, только вот поговорить нам с Игнатом нужно непременно. Нет сил уже ждать.

Решился я лишь глубокой ночью, когда, поужинав соленым салом и печенной в костре картошкой, Степан завалился на боковую. Не знаю, можно ли ему спать, да только мне это на руку. Рассказ мой не для посторонних ушей.

Мы лежали с братом на берегу реки перед догорающим костром. Ночную тишину нарушал только храп Степана да сонное пофыркивание лошадей. В свете луны ровная гладь затона была похожа на черное зеркало. Я хотел искупаться еще вечером, но Степан не пустил.

– Тебе жить надоело, барин? Удумал в ведьмином затоне на ночь глядя купаться? – Он перекрестился, с опаской посмотрел в сторону реки.

Надо же – ведьмин затон! Придумают же такое.

– А почему нельзя здесь купаться? – Игнат смотрел на Степку с внимательным прищуром, и тот не выдержал, отвел глаза.

– И почему затон так называется? – не утерпел я.

Степка, похоже, уже и не рад был, что завел этот разговор, но, если уж мы с Игнатом что-то решили, нас не переупрямить.

– Рассказывай! – велел Игнат, подходя к самой кромке воды и всматриваясь в ее темные глубины. – Все рассказывай, без утайки! – Взгляд у него был мрачный. Никогда раньше я не видел у него такого взгляда.

– Дело давнее. – Степка вздохнул, точно нехотя подошел к воде. – Ведьма у нас жила. Не в деревне, а там. – Он махнул рукой в сторону леса. – Красивая была, аж жуть. Красивая и злая. С бабами оно завсегда так: ежели красивая, так непременно ведьма. – Он снова вздохнул.

– Дальше что? – потребовал Игнат, бросая в затон камень. Вода проглотила камень с жадным чавканьем, и мне отчего-то сделалось не по себе.

– Боялись ее наши-то. Боялись, но за помощью приходили. Ей без разницы было, добро али зло творить, ведьме. И с того света могла человека достать, и в могилу свести. Но красивая… – Степка замолчал. – Как придет, бывало, в деревню, ни один мужик не удержится, чтобы не оглянуться.

– Ты ее видел? – спросил Игнат.

– Видел. – На некрасивом лице Степки появилась мечтательная улыбка. – Кожа смуглая, глаза черные, волосы тоже черные.

– Как у цыган? – спросил я.

– Нет. – Степка замотал головой. – Среди цыганок, конечно, красавицы встречаются, но там просто все, а тут ведьмовская краса, особенная. Один раз взглянешь – и никогда больше не забудешь.

По всему было видно, что Степка и не смог забыть ту ведьму, вон как глаза горят, когда ее вспоминает.

– Она купалась здесь, в этом затоне. – Голос его упал до шепота. – Никогда не боялась, что подсмотрит кто-то. Человеческие законы для нее ничего не значили.

– А ты подсматривал, Степан? – Я спросил и почувствовал, как щеки мои заливает стыдливый румянец.

– Был грех. – Степка кивнул. – Я ж молодой тогда был, несмышленый, а она такая… – Он замолчал, а когда снова заговорил, голос его изменился. – Ведьмовской знак я видел. У любой ведьмы есть такой знак.

– Что за знак? – подался вперед Игнат.

– Родимое пятно. Особенное такое, точно лист клевера. И у нее оно было, аккурат в том месте, где спина переходит… – Он запнулся, похлопал себя по пояснице. – Вот тут он у нее был, ведьмовской знак.

Не верил я в его рассказ и в ведьму-красавицу тоже не верил, но слушать все равно было интересно.

– Что с ней стало? – Игнат поднял с земли еще один камень, взвесил на ладони.

– Утопили, – сказал Степан коротко. – Вот в этом затоне и утопили.

– Кто? – ахнул я, дивясь такому повороту событий.

– Бабы. Приревновали они ее к своим мужикам. Не знаю, за дело или без. – В голосе Степки слышалась жалость. – Кто ж теперь правду скажет?! Убили и концы в воду. В каждой бабе есть что-то от ведьмы… – добавил он задумчиво.

– А дальше что было? – Игнат разглядывал камень на своей ладони. Камень формой тоже был похож на лист клевера. Ведьмовской знак…

– А дальше те бабы, что ведьму топили, сами в этом затоне потопли, одна за другой. И лета не прошло, как их мужики овдовели.

– Что ж они тут делали? – В горле вдруг пересохло. – Далеко ж от деревни.

– Никто не знает. – Степка пожал плечами. – Они среди ночи сюда приходили, а находили их уже на следующий день.

– Это она их звала, – сказал Игнат с непонятной меланхолией и швырнул камень в воду. – Звала, а потом топила. Так ведь? – Он посмотрел на Степку.

– Всякое говорят, барин. – Тот перекрестился. – Может, и звала. Ведьмовская месть – она же страшная, ей даже смерть не помеха. Ладно! – Он вздохнул, развернулся спиной к реке. – Некогда мне тут… А вы в воду не лезьте, от греха подальше.

– Она же не всех подряд убивала! – крикнул ему вслед Игнат. – Только врагов!

– А кто ж знает, кого она врагом посчитает? – не оборачиваясь, сказал Степка.

Вечером, в лучах закатного солнца история эта казалась больше сказочной, чем страшной, а под покровом ночи мне отчего-то сделалось не по себе. Не оттого, что я поверил в историю про ведьму, просто место было уж больно уединенное, а ночь уж больно темная. Ведьмовская…

Чтобы не думать, не пугаться еще больше, я и решился поговорить о том, что давно меня мучило, рассказал брату все как есть, слово в слово пересказал разговор отца и покойной матушки.

Игнат молчал очень долго. Костер почти догорел, и я не видел его лица. Думал, вдруг уснул, но разбудить не решался.

– Не любила она меня. – В темноте голос Игната был похож на шипение догорающих углей. – Никогда не любила. Я с детства это знал, чувствовал.