Алое на черном (сборник)
Шрифт:
– Для всех. – Ксанка уткнулась лбом ему в грудь. – Когда это случается, мне трудно остановиться. Я тебе расскажу, ты должен знать.
– Расскажи. – Ее волосы почти высохли. Прикасаться к ним оказалось приятно.
– У меня был друг, один-единственный, самый верный. Его звали Джейк. Я так его назвала. Золотистый ретривер, настоящий красавец, очень умный, очень добрый. Это случилось зимой, мы гуляли с Джейком в парке, недалеко от реки, он убежал от меня. А потом я услышала выстрелы. Четыре выстрела. Я знаю, я считала. – Ксанка всхлипнула. – Когда я нашла Джейка, он был еще жив. Знаешь, какой у него
– А они?
– А они смеялись. Один из них ударил меня по лицу, сказал, что таких, как я, тоже нужно отстреливать, велел убираться. Знаешь, что я сделала? – Ксанка заглянула ему в глаза.
– Что?
– Я выбралась на берег, а потом растопила лед.
– Какой лед?
– Под ними. Я просто сильно-сильно захотела, чтобы эти гады провалились под лед. Есть такие желания, от которых становится больно вот здесь. – Она коснулась пальчиками его груди, в том месте, где билось сердце. – Лед начал плавиться на глазах, они ушли под воду, а я стояла и смотрела.
– Они утонули? – В том месте, которого касалась Ксанка, вдруг стало нестерпимо холодно.
– Нет, я позвала на помощь. Но ты не представляешь, как мне хотелось оставить их там, в воде! Я нелюдь, чудовище!
– Но ты ведь не оставила. – Дэн коснулся губами ее виска.
– Ты слишком добр ко мне. Ты и твои друзья. Я не привыкла к такому. Мои родители…
– Ты им рассказала?
– Нет, они узнали сами. Не так давно… Я провинилась, отец меня ударил. Он бил меня и раньше, но так сильно – никогда. Я не всегда могу это контролировать. Если мне угрожает опасность, я отвечаю…
– Что ты сделала?
– Почти то же самое, что с палкой. Я метнула в него ножом. То есть нож сам полетел. Он воткнулся отцу в руку. Было очень много крови…
– Поэтому ты здесь? Они боятся оставаться с тобой?
– Отец кричал, что я чокнутая психопатка, что у меня порченая кровь и мое место в психушке. Знаешь, он уже показывал меня психиатру, в прошлом году возил в НИИ психиатрии. Мне даже выставили какой-то диагноз, наверное, не слишком серьезный, если я до сих пор не в дурдоме. – Она невесело усмехнулась, а потом продолжила: – Мама отца как-то уговорила, предложила компромиссный вариант: они улетают за границу, я остаюсь жить у тетки.
Компромиссный вариант! Бросить дочку одну в такой сложной ситуации. Господи, что же у нее за родители?!
– Я почти научилась этим управлять. – Ксанка говорила очень тихо. – Если крепко-крепко зажмуриться, если читать про себя сто двадцать седьмой сонет Шекспира…
– Почему сто двадцать седьмой сонет? – Дэн улыбнулся.
– Не знаю. Просто он мне нравится. Я однажды попробовала, и у меня получилось.
– Тогда, на реке? Когда ты потеряла свой ключ?
– Да. Я боялась вам навредить. Вы нравились мне. Ты нравился…
– Ты мне тоже нравишься. Очень… – Он не кривил душой. Впервые в жизни девушка нравилась ему так сильно и так отчаянно, что перехватывало дыхание.
Она долго всматривалась в его лицо, а потом впилась в губы
поцелуем, отчаянным, совсем не детским, совсем не целомудренным. И то, что они сделали потом, не являлось целомудренным, но было необходимо им, как воздух. Их взрослая жизнь родилась под сенью старого леса, на прохладной, присыпанной иглицей земле. Она была отчаянно восхитительной, с горько-соленым вкусом нежданного и запретного счастья. С дымными смерчами, развевающими Ксанкины волосы, с яркими вспышками радости от взаимного узнавания. Кто бы мог подумать, что так бывает…… У калитки их ждал сюрприз. Вернее, сразу три сюрприза. Прямо на траве сидели Гальяно, Матвей и Туча, живые и, по всему видать, здоровые. Появление Дэна и Ксанки они встретили радостными воплями, даже Туча смущенно улыбался. Дэн почувствовал, как напряглась Ксанка, покрепче сжал ее руку. Эти ребята – его друзья, и они должны знать.
– Моцион совершали? – Гальяно вскочил на ноги, отвесил Ксанке поклон.
– Купаться ходили. – Дэн пожал протянутую руку, похлопал Матвея по плечу, улыбнулся Туче. – А вы, как я посмотрю, уже в строю!
– Банальное отравление! – усмехнулся Матвей. – Клизмы, капельницы, промывание желудка – и вот мы уже как новенькие! Соскучился, друг?
– Не то слово! – И снова Дэн не покривил душой, этим троим он был рад просто несказанно. – Суворова тоже отпустили?
– Задержали, – не без злорадства сказал Гальяно. – Наверное, больше всех слопал огурцов. Пару дней можем спать спокойно. А вы, я гляжу, подружились? – Он многозначительно улыбнулся.
– Даже больше, – сказал Дэн очень серьезно.
– Ага, значит, к четырем мушкетерам присоединилась Миледи!
– Лучше уж Констанция, – буркнул Туча. – Миледи – та еще стерва. – Он бросил быстрый взгляд на Ксанку и густо покраснел.
– А Констанцию убили, – хмыкнул Гальяно. – Кстати, вы снова попали в переделку? – Он внимательно всмотрелся в Ксанкино лицо. – Нашу прекрасную леди кто-то посмел обидеть?
– Леди сама кого хочешь обидит, – фыркнула Ксанка.
– Столкнулись у реки с бандерлогами.
– Во блин! – Гальяно хлопнул себя по коленкам. – И как?
– Как видишь, живы, но проблемы были.
– Не сомневаюсь, что проблемы были. Эти гады даже девушек бьют. – Гальяно бросил извиняющийся взгляд на Ксанку.
– А как они вообще оказались за территорией? – спросил Матвей.
– Это я им дал ключ! – Из-за старой липы выступил Василий. Вид у него был виноватый и решительный одновременно.
Туча
Почему-то Туча совсем не удивился тому, что сказал Василий. При его-то любви к деньгам сохранять верность одному клиенту!
– Продал ключ этим волчарам?! – Гальяно покачал головой. – Да ты Брут!
– Я не Брут! Они сказали, что только искупаются. Они мне две тысячи дали.
– Понимаю, две тысячи – это сила. – Гальяно сплюнул себе под ноги. – За две тысячи можно и сподличать!
– Ничего ты не понимаешь! – В голосе Василия слышались слезы. – Мне деньги до зарезу нужны! Если потребуется, я еще и не то сделаю!
– Бизнес планируешь начать? Бизнесмен хренов!
– Он не для себя, – сказала молчавшая до этого Ксанка. – Тебе деньги для мамы нужны? Для операции, да?