Алое платье

— Какие умные речи вы говорите, Леонид Егорыч, дайте я вас поцелую, — сказал ему Гаврилов.

Баранов сердито промычал что-то невнятное, отстранил растопыренные для объятий руки Гаврилова. А Гаврилов налил себе, недовольно посмотрел на шефа.

— И вы обижаетесь? Ваше здоровье!

— Леониду Егорычу-то налей, — сказал Антон Петрович.

— А! Чего там! — поднимая рюмку, пробормотал Гаврилов, залпом выпил и принялся озираться, очевидно, пытаясь что-нибудь вспомнить и тоже утереть нос директору, но, судя по его не моргающему взгляду, это ему не удалось. Тогда он потыкал в тарелку пальцами, схватил кусок ветчины. Выведенный из себя, швырнул его на стол и решительно выпил еще раз. Подумав, вытащил из кармана блокнотик, оперся локтем о стол, чтоб записать последнюю фразу Баранова, так, на всякий случай. Однако и эту фразу, услышанную буквально минуту назад, припомнить так же не мог. Продолжая напрягать свою память, он потянулся за кусочком ветчины, который бросил, при этом непослушной рукой смахнул блокнотик на пол. Чтоб исправить свою оплошность, наклонился, долго смотрел в нерешительности. Наконец попытался достать блокнотик, не рассчитал усилия и вместе со стулом опрокинулся. Раздавшийся грохот привлек внимание всех участников ужина и заставил их повернуться в его сторону. Гаврилов лежал, раскинув широко руки, как павший воин.

— Упал, — констатировал Антон Петрович.

А тот полежал, полежал, потом зашевелился, принял не-приличную позу и, испытывая большие трудности, направился на четвереньках в сторону дивана. Путь его был довольно спокойным, он мало о чём думал, его единственной мыслью было поскорее закончить путешествие и забраться на диван. Но не так просто получилось осуществить задуманный план. Через некоторое время Гаврилов наконец-то добрался до финиша и полностью выдохся. Так устал, что моментально уснул. Но ненадолго. Спустя всего несколько мгновений очнулся, испуганно раскрыл глаза и стал карабкаться на диван. Все наблюдали за ним с неподдельным любопытством. Гаврилов, скопив силы, сделал решающий рывок. Антон Петрович, представив себя на его месте, с удовлетворением сказал:

— Молодец! — и продолжил, как бы извиняясь перед хозяином. — Не рассчитал свои силы, разморило. Видать — на старые дрожжи. Вчера в Кузнецовке мы тоже ужинали. Он там хорошо держался: салфетки жевал, обглоданные кости в мою тарелку подкладывал, и клюкнул вроде бы тоже прилично, но досидел до конца, как огурчик, ни разу не свалился.

Баранов лег локтями на стол, развернулся всем корпусом к Захару Матвеевичу и спросил:

— Так почему же ты срываешь план по сдаче металлолома? Я хочу услышать твой ответ. Первый квартал заканчивается, а ты и одного ржавого гвоздя не отвез. Это — ваша борьба за экономию и бережливость? Имей в виду, тебе придется разъяснить свою позицию на бюро райкома партии. Некоторые хозяйства отнеслись к этой задаче с большим пониманием. Несмотря на холодную зиму, поставляли металлолом на приемные площадки в необходимом количестве. Совхоз «Донской», например, за два месяца текущего года выполнил годовое задание. А ты что? Тоже будешь ссылаться, что металлолом вмерз в землю, что нет транспорта? Или собираешься ждать, когда потеплеет? А на план тебе наплевать?

— Они все говорят, — вмешался Антон Петрович, — что им невыгодно возить металлолом, только бензин расходуют, а ничего за это не получают. Но ведь можно возить на попутных машинах. Я выяснил, что в каждом совхозе в сторону Ростова ежемесячно по три-четыре раза гоняют пустой транспорт. Почему бы их не загружать? Просто надо быть порасторопней, заранее подготавливать груз к отправке. И никаких убытков не будет.

— Вот-вот! Правильно говоришь, — произнес Баранов и как-то странно посмотрел на Антона Петровича.

— Да нет, — сказал Захар Матвеевич. С этим у нас нет проблем. Просто нам нечего возить. Нет у нас металлолома, а что валялось, люди растащили. Я же не поставлю сторожей охранять ржавые железки.

— Ну, это ты брось! — пригрозил Баранов. — Завтра же направлю к тебе с проверкой этого клоуна, — добавил он и кивнул на Гаврилова. — И ты тоже по…, по…, по…едешь, — заплетающимся языком дал указание он Антону Петровичу.

Затем икнул проникновенно, пропустил рюмку, налил еще и поник головой, удерживая полную рюмку в руке. Постепенно его рука ослабла; коньяк пролился. Из возникшей лужицы к краю стола пополз ручеек, и на брюки второго секретаря райкома КПСС побежала тоненькая струйка.

По всем приметам застолье подходило к своему завершению; гости напились, наелись, больше ни к чему не притрагивались. Наступила тишина, слышалось лишь мирное похрапывание Гаврилова. Вдруг Баранов вспомнил во сне анекдот и вскинул голову: перед ним сидели два человека. Не поняв, как сюда попал, он произнес:

— Послушайте новый анекдот. Вы, наверно, еще не

с-слышшали?

— Нет, я еще не с-слышал, — отозвался Гаврилов с дивана. Баранов поглядел вокруг себя и по ошибке принял банкетную комнату за свою спальню. Увидел на диване инструктора райкома партии и не узнал его. «Кто он такой? Зачем лежит здесь?» Он исподлобья сурово и с горечью посмотрел на него второй раз и тогда узнал. А узнав, нахмурил брови и, силясь постичь ситуацию, спросил:

— Что, уже утро? — Гаврилов глупо улыбнулся, не проронил ни одного слова и прикрыл глаза. Баранов снова огляделся. «Нет, это не моя спальня». На душе его стало спокойнее. — Ну, слушайте, — сказал он. — У директора совхоза спрашивают: почему план не выполнил? А он отвечает: «Весь урожай съела тля. На следующий год посеем еще больше, пусть эта гнида подавится».

Любой анекдот, рассказанный Барановым десятки раз, Гаврилов слушал как впервые, засмеялся он и теперь, задергавшись ногами. Но тут же опять закрыл глаза и захрапел. Антон Петрович, тоже слышавший этот анекдот уже дважды, даже бровью не повел, как сидел с опущенною на грудь головой, так и продолжил сидеть: неподвижно, крепко задумавшись. А может быть, засыпая. Трудно сказать, потому что выражение его лица было неопределенным.

Баранов поднял на него сердитые глаза и пробормотал:

— Человек, не обладающий чувством юмора — это страшный человек, он опасен для общества.

Тут его замутило, он снова начал клевать. Клевал, клевал, потом вовсе опустил голову и несвязно заговорил сам с собой. И беседа эта затянулась надолго, она то прерывалась, то возникала вновь.

Покосившись на него, Антон Петрович спокойно сказал:

— Скочерыжился.

Захар Матвеевич сидел неподвижно и хмуро смотрел на своих скрючившихся гостей. Невеселая картина представлялась его взору. Он вспомнил о Марине, дожидавшейся его возле трех тополей и возможно уже продрогшей. Вот как немилосердна оказалась к нему судьба. Спустя минут десять он потерял самообладание и намекнул:

— Пора по домам. Я сидеть с вами больше не могу, меня люди ждут. Вставайте, товарищи дорогие!

Никто не тронулся с места. «Сами они теперь никогда не уйдут, — подумал он, — придется выталкивать. Хоть и рисковое это дело, можно и беду на себя накликать, но что делать?» И директор принялся тормошить каждого по очереди. Начал с Баранова. Тот, несмотря на утрату реальности, как только вышел из оцепенения, сразу потянулся рукой к бутылке, роняя стоящую на пути посуду. Потом все-таки поднялся со стула, цепко схватился беспомощными пальцами за край стола и, пошатываясь, стал настраиваться на изменение положения головы и тела, а также на движение в пространстве без опоры, не замечая, что его брюки мокрые. Захар Петрович перешел к Антону Петровичу. Тот вскочил как солдатик и сразу взял себя в руки. Со спящим Гавриловым пришлось повозиться подольше. Минуты три Захар Матвеевич толкал и тряс его.

— Проснись! Проснись! Эй, Игорь Сидорыч, хватит кемарить, вставай!

Гаврилов повернулся, показав помятое злое лицо. Чуть подняв голову, он что-то проговорил и снова лег, натягивая на голову свой пиджак. Захар Матвеевич не отступал. Наконец Гаврилов кое-как оторвался от дивана и, едва держась на ногах, хрипло заявил:

— Отцепись от меня, я спать хочу.

Ему явно не хотелось никуда идти, он и не собирался уходить отсюда. Захар Матвеевич опять потрепал его за шиворот и поспешил к Баранову, который готовился к посадке. В это время Гаврилов сделал шаг сначала вперед, потом назад, зашатался, растопырил руки и чуть не упал. И, вне всякого сомнения, упал бы, если бы Захар Матвеевич ни кинулся к нему и не помог восстановить равновесие. После этого Гаврилов вцепился в Захара Матвеевича и смотрел на него ласково. Освобождаясь, Захар Матвеевич отдернул его руку — выражение лица инструктора райкома партии резко изменилось: как посмел? Он насупился и в знак протеста отвел взгляд в сторону.

Тогда Захар Матвеевич каждого повернул лицом к выходу и любезно подтолкнул сзади. Баранов с бледным лицом, слегка согнувшись и напрягшись, пошел, медленно ступая по полу. За ним поплелись и остальные. На улице вместе с райкомовским водителем, совершенно трезвым, голодным и нервным, Захар Матвеевич усадил гостей в «Ниву». После чего водитель сел за руль и со злостью громко захлопнул дверцу; машина, резко дернувшись с места, поехала. Захар Матвеевич поспешил к своему «уазику».

х х х