Алое восстание

— Ах так. — Улыбка Танцора делается еще шире. — Ну разумеется, Арес не станет рисковать ради кого попало… Дэрроу, ты знаешь, где находишься?

— Мне без разницы, — хриплю я, оглядывая ржавые стены, залитые резким холодным светом. — Главное… — Говорить трудно, но я вспоминаю Эо, и голос мой крепнет. — Главное, чего от меня хотите вы.

— Да, это главное, — кивает Танцор, одобрительно похлопывая меня по плечу, — но дела подождут. Ты на ногах едва стоишь, и раны твои надо обработать, иначе останутся шрамы.

— Шрамы не имеют значения. — Смотрю, как кровь капает на пол, пропитав подол моей рубашки. Раны на спине открылись, когда я выбирался из могилы. — Эо… она умерла, да?

— Умерла, — печально кивает Танцор. — Мы не могли спасти ее, Дэрроу.

— Почему?

— Просто не могли.

— Но почему? — настаиваю я, впиваясь во всех по очереди горящим взглядом. — Вы же спасли меня, значит могли спасти и ее тоже. Она вам нужнее, она настоящая мученица! Ей было не все равно! Или вашему Аресу нужны одни сыновья, а не дочери?

— Мученики гроша ломаного не стоят, — лениво усмехается Гармони.

Змеиным броском кидаюсь к ней и хватаю за горло. Мое лицо немеет от бешеной ярости, в глазах стоят слезы. Слышу писк взведенных лучевиков, холодный ствол упирается в затылок.

— Отпусти ее, парень!

Оборачиваюсь, плюю в бледные физиономии. Женщину, тряхнув разок, отшвыриваю в сторону. Корчась на полу, она откашливается, потом вскакивает. В руке блестит нож.

Танцор встает между нами:

— Прекратите, вы, оба! Дэрроу, пожалуйста!

— Твоя девчонка была мечтательницей, парниша, — шипит Гармони у него из-за спины, — такой же бесполезной, как огонь на воде.

— Гармони! Заткни пасть! — рявкает Танцор. — Спрячьте пушки!

Лучевики умолкают. Я тяжело дышу, глядя в пол. В напряженной тишине он поворачивается ко мне и говорит тихо:

— Дэрроу, мы твои друзья. Друзья. Я всего лишь один из помощников Ареса и не могу за него говорить. Не знаю, почему он не помог нам спасти твою жену. Облегчить твое горе невозможно, как нельзя вернуть ее к жизни, но… Дэрроу, посмотри на меня! Посмотри мне в глаза, проходчик! — Поднимаю голову, смотрю в кроваво-красные глаза Танцора. — Я не всесилен, но могу помочь тебе восстановить справедливость.

Он приближается к Гармони и шепчет ей что-то на ухо. Вероятно, хочет, чтоб мы подружились. Это вряд ли, но мы все же даем обещание не душить и не резать друг друга.

Она молча ведет меня тесными коридорами, наши шаги звенят по стальному настилу, отдаются гулким эхом от стен. Наконец мы оказываемся перед узкой дверью. Гармони поворачивает ручку и впускает меня в небольшой медицинский кабинет. Раздеваюсь, сажусь на холодный оцинкованный стол, и она начинает выскребать грязь из воспаленных рубцов на спине. Работает грубовато, но я терплю, уставясь в железную стену.

— Дурак ты, — говорит она, удаляя камень из глубокой раны. Я шиплю от боли и хочу ответить, но получаю жесткий тычок пальцем в спину. — Мечтатели вроде твоей жены мало что могут, малыш, пойми это. Все, что они могут, — это умереть так, чтобы эхо их смерти долго звенело у нас в ушах. Твоя жена выполнила свое предназначение.

Свое предназначение. Равнодушные слова леденят душу. Значит, моя веселая милая девочка жила только для того, чтобы умереть? Оборачиваюсь, смотрю в злобные глаза.

— А твое какое предназначение? — спрашиваю я.

Гармони показывает руки, перепачканные в крови и грязи:

— То же, что твое, малыш-проходчик, — воплотить мечту в жизнь.

* * *

Обработав спину и вкатив дозу антибиотиков, Гармони отводит меня в жилое помещение с койками по стенам. За стеной гудят генераторы, в углу кабинка водяного душа. Удивительная штука этот душ. Поток воды мягче, чем струя воздуха в нашей душевой. Половину времени мне кажется, что я тону, другую половину — что корчусь одновременно в экстазе и агонии. Отворачиваю горячий кран до отказа и стою в густом пару, терпя режущую боль в спине.

Обсохнув, надеваю странную одежду, которую мне оставили. Совсем не похоже на комбинезон или свитер, какие мы привыкли носить. Ткань блестящая, элегантная, прямо как у высших цветов.

Не успеваю еще толком все натянуть, как в комнату входит Танцор. Левую ногу он подволакивает, — видать, то же самое, что с рукой, — но все равно мужик крепкий, здоровее Барлоу и красивее меня, хоть и старик и шея вся в шрамах. В руках у него какая-то миска. Садится на койку, которая скрипит под его весом.

— Мы спасли тебе жизнь, Дэрроу. Теперь она принадлежит нам, согласен?

— Дядя спас мне жизнь.

— Тот пьяница? — фыркает Танцор. — Его главная заслуга в том, что сказал нам о тебе. Сделать это надо было уже давно, но он зачем-то держал в секрете, хотя работал на нас еще при жизни твоего отца.

— Его повесили?

— За то, что вынул тебя из петли? Надеюсь, что нет. Мы дали ему глушилку, чтобы подавить ваши допотопные камеры слежения. Все должно было пройти гладко.

Дядька Нэрол. Старшина, но вечно под мухой. Я считал его слабаком, да и сейчас считаю. Сильный не станет так пить и злобствовать по мелочам. И все-таки презирать его я права, выходит, не имел… Но почему он не спас Эо?

— Вы ведете себя так, будто мой дядька вам что-то должен.

— Не нам, а своему народу.

— Ха, народу, — усмехаюсь. — Есть семья, есть клан. Ну, еще есть поселок, шахта там — но народ? С какой стати вы беретесь меня представлять, распоряжаться моей жизнью? Вы дураки, все вы, Сыны Ареса. — Я злобно скалюсь. — Дураки, которые только и умеют, что бомбы кидать! Все равно что мелкий шкет пинает гадючье гнездо!

Это то, что сейчас хотелось бы сделать мне самому. Пинаться, браниться. Вот почему я их оскорбляю, вот почему плюю в этих Сынов Ареса, хотя никаких причин ненавидеть их у меня нет.

На красивом лице Танцора мелькает усталая улыбка. Только теперь вижу, как плохо у него с рукой: она тоньше здоровой и скрючена, точно древесный корень. Тем не менее в этом человеке чувствуется угроза, хоть и не такая явная, как у Гармони. Пожевав губами, он отвечает ровно и сухо:

— Информаторы помогают нам находить лучших из алых, чтобы вызволить их из шахт.

— А потом использовать?

Снова улыбаясь, Танцор показывает свою миску:

— Сейчас мы сыграем в игру и проверим, чего стоишь ты сам, Дэрроу. Если выиграешь, покажу тебе то, что мало кому из кротов довелось увидеть.