Alouette, little Alouette…

Максим засмеялся:

– Ну да, у женщин у руля больше возможностей, как и денег. Всяк соглашается только на то, что ему выгодно.

Фирестоун кивнул.

– Здесь та же ситуация, что и с мужчинами. Те стеснялись обнажаться в публичных местах в первую очередь из-за проблем с пенисом. Большинство почему-то уверены, что у него короче, чем у соседа, но когда операция по увеличению до любой мыслимой длины и толщины стала делом опять же одного-двух часов, то сразу же большинство тут же проголосовало за отмену этого дикого – ха-ха! – запрета.

– Я читал об этом, – сказал Максим вежливо и подумал, но не сказал вслух, что тогда даже старики согласились с отменой, потому что почти не осталось пожилых, кто не нарастил бы себе крупные выпуклые мышцы и не натянул бы поверх них здоровую молодую кожу, – процесс перехода на другую основу идет через такой… промежуточный этап.

Фирестоун допил кофе, жестом заказал еще. Максим поинтересовался:

– Не слишком… на ночь?

Фирестоун отмахнулся:

– Когда наработаешься так, что с ног падаешь, то никакой кофе не помешает заснуть. Тем более, как говоришь, скоро переход на другую основу?

– Я не сказал, что скоро, – поправил Максим. – Сперва доведем наше нынешнее тело до… гм… не совершенства, это и не нужно, но добиться отмены болезней и продления жизни до бесконечности нужно. Чтобы основная масса, как они говорят, «осталась людьми». Другие же перейдут на небиологическую основу… а потом уже и всякие там волновые поля, которые пока в теории. А вам что, такое в самом деле интересно?

– Не меньше, чем вам, – заверил Фирестоун. – Я жаден к новому. Мне всего подавай много и сразу. Не был бы с таким характером, стал бы мультимиллиардером?.. Почему на вашем странно честном лице такое патетическое изумление?.. Все очень просто.

– Не для меня, – ответил Максим.

– Ну да, – сказал Фирестоун с легким сарказмом, – вы же ученый, для вас все непросто. Но может меня потянуть к людям, что создали этот мир, а теперь создают следующий?

Максим проворчал:

– Насколько вы… серьезно?

– Абсолютно, – ответил Фирестоун, – современный мир создан учеными. Да и вообще… Первым ученым был тот, кто слез с дерева или вышел из пещеры, а потом поднял палку и придумал колесо. К тому же мне приятно, что мой зять – трудяга, как и я, а не прожигатель жизни.

Максим нервно дернулся:

– Ну и шуточки у вас!

– А что, – спросил Фирестоун с интересом, – она вас еще не дожала?.. Значит, точно влюбилась, моя маленькая дурочка. Иначе бы действовала напористее… Знаешь, мы оба выполнили условия сделки. Теперь у тебя самое совершенное на сегодня оборудование, а еще я влил двадцать миллионов долларов на всякое ваше разное, о чем не жалею, так как выгадал больше, как мне обычно и удается! Вы сумели показать моей дочери совершенно другой мир и с другими ценностями. Я на это смутно надеялся, хотя и не верил, что у вас получится. За такое не жаль отдать и миллиарды.

Максим буркнул:

– Благодарности не по адресу. Мы практически не общаемся.

– Знаю, – ответил Фирестоун. – Но с нею общаются ваши сотрудники. Для нее оказалось огромным потрясением ощутить наличие других ценностей. До этого она, как и вся золотая молодежь, полагала искренне, что все, кто не имеет миллиона в кармане, – неудачники. Но теперь, узнав вас и ваших людей, она стала другим человеком. Ну, как мне кажется.

– Сплюньте, – сказал Максим.

– Да, – согласился Фирестоун, – есть риск, что старое возьмет верх, но сейчас я благодарю вас.

– Не за что.

Фирестоун широко улыбнулся.

– Знаете, я был бы рад, если бы вы стали моим зятем. Честно! Но не сложилось, так не сложилось. Все равно я не просто доволен, я просто счастлив. Сделка удалась… Кстати, что за проект там у моей девочки?

Максим насторожился:

– Даже проект? Самостоятельный?

Магнат проговорил задумчиво:

– Я думал, вы в курсе.

– Нет, – отрезал Максим, – не в курсе.

– Точно? – переспросил Фирестоун. – Я, грешным делом, уже решил, что это вы ей подсказали… Неужели девочка сама додумалась?

Максим поинтересовался:

– А что за проект?

– Да так, – ответил магнат с таким равнодушием, что Максим почти поверил, – детская блажь… Просто девочка освоилась, как я вижу. Впрочем, если она в меня…

– Тьфу-тьфу-тьфу, – сказал Максим.

Фирестоун победно улыбнулся.

– Как там Кармен поет: «Тебя люблю-ю-ю я… так берегись любви мое-е-е-е-ей»!.. Ладно, еще увидимся.

– Тьфу-тьфу, – сказал Максим, но прозвучало это так, словно он привычно шел по наезженной колее, и Фирестоун, не уловив прежней ожесточенности, заговорщицки подмигнул и сказал другим голосом:

– Кстати, вы можете оказать мне крохотную услугу?

– Вряд ли, – сказал Максим и пояснил из вежливости: – В слишком разных мирах вращаемся.

– Но мы заинтересованы оба, – напомнил Фирестоун, но не стал уточнять, в чем состоит их заинтересованность. – Я не могу навести справки об Аллуэтте, она с той стороны защищена и сразу ощутит мое вмешательство, хотя это не вмешательство, а просто любопытство… то я, чтобы не сказать «забота», в мое время чурались высоких слов, а от вас у нее защиты просто нет.

Максим спросил с неохотой:

– Почему? От меня защититься проще пареной репы.

– Девочка влюблена, – сказал Фирестоун со вкусом, – а в кого влюблены, от того нет защиты.

Максим дернулся:

– Да бросьте вы эту песню!

– Хорошо, – легко согласился Фирестоун. – Узнайте, чем это она занимается таким интересным.

Максим сказал нехотя:

– На работе просто лаборантка, а также разносит всем кофе и булочки. А чем занимается помимо работы… это не мое дело.

– Правда?

– Это непристойно, – произнес Максим с достоинством, – вызнавать о женщине.

– Зато интересно, – сказал Фирестоун и подмигнул. – Ладно, вы догадываетесь, что я имею в виду.

– Нет, не догадываюсь, уж простите.

– Она что-то задумала, – сообщил Фирестоун. – Меня это беспокоит. Мне кажется, это связано с вашими исследованиями. Все-таки подумайте, хорошо? Чтобы моя дурочка ни во что не влипла… Я позвоню через пару дней. Или даже сам нагряну. Хорошо?

– Попробую, – ответил Максим. – Ничего не обещаю, из меня сыщик, думаю, неважный.