Алтай. Монголия. Китай. Тибет

С урочища Цаган-эргэ мы направились по пустынной каменистой равнине, на которой пересекли невысокий отдельный кряж. С полудня поднялась сильная снежная буря, и мы с трудом сделали станцию в 20 верст, остановясь на р. Дзапхыне дневать. На другой день мы ловили своим маленьким неводком рыбу в Дзапхыне, но, по случаю дурной погоды, лов был неудачен. Туг снова нам пришлось выслушивать жалобы стоявших поблизости монголов на волков, которые незадолго до нашего прибытия задушили у них несколько лошадей. Близ места стоянки лежало два лошадиных трупа, и мы поджидали волков, но они не показывались. Зато пролетало множество коршунов, которыми пополнилась наша коллекция птиц.

От первого ночлежного пункта в Дзапхыне мы прошли вверх по этой реке около 100 верст и не видели на этом пространстве ни одного притока. Долина среднего Дзапхына богата пастбищами, на которых во время нашего пребывания стояло много монголов, расположившихся на зимние стойбища. Едва успевали мы прибыть на ночлежное место, как они сбегались к нам со всех сторон и почти никогда не оставались свободными зрителями, а помогали развьючивать верблюдов, ставить юрты и собирали аргал на топливо.

В особенности привлекла их рыбная ловля неводком, который мы иногда закидывали в реке, еще не покрывшейся льдом. Монголы, не исключая женщин и детей, толпами собирались на тоню и с напряженным вниманием следили за движением неводка, а когда он появлялся на берегу с трепетавшею в мешке рыбою, толпа испускала единодушные возгласы изумления. Надобно заметить, что монголы ни рыбы, ни птиц не едят, а потому и не имеют понятия ни о снарядах для рыбной ловли, ни о способах ее.

Птицы и рыбы считаются монголами несъедобными. Нам говорили, что они покупают иногда пойманных китайцами и русскими рыб живьем и потом бросают их обратно в воду. Но странно, что при таком участии к рыбам монголы не только не препятствовали ловить их, но даже не высказывали никакого неудовольствия за это.

28 сентября мы прибыли к монастырю гэгэна (богочеловека) Нарбаньчжи на той же р. Дзапхыне. Он расположен на подгорной площади, окруженной со всех сторон, исключая южную, невысокими горами. Обитель состоит из храма и десятка глиняных домиков, обнесенных довольно высокою кирпичной оградой. В ней считается около 40 монахов. Сам гэгэн имел в то время от роду 25 лет. К нему постоянно приходят поклонники за благословением. Войдя в жилище святителя, они падают пред ним на землю.

В это время гэгэн касается головы преклонившегося цилиндром или ящиком, наполненным молитвами, ниспосылая ему таким образом благодать. Поклонники являются всегда с дарами, без которых приближенные ламы не допускают их к святителю. Один из наших казаков, бурят и буддист, ходил на поклонение гэгэну и получил от него благословение, заплатив предварительно ламам несколько кусочков серебра.

Мне самому хотелось очень видеть святителя, но ламы, бывшие у нас в гостях, предупреждали, что лицезреть его можно не иначе, как воздав ему, подобно всем поклонникам, должную почесть, т. е. пасть пред ним ниц, отчего, конечно, я должен был отказаться. Гэгэн предпринимает изредка поездки по соседним странам Монголии. Он ездит в закрытой повозке в сопровождении большой свиты лам. Года за два до нашего посещения монастыря он предпринимал путешествие в землю дурбетов [11] и собрал, как говорили, обильную дань.

11

Дюрбеты (дюрбюты, дурбюты, дербеты) – западные монголы, населяющие алтайские и приалтайские земли. В языке дюрбетов, так же как и торгоутов значительное количество слов тюркского происхождения.

У монастыря Нарбаньчжи мы простояли почти двое суток. В этом пункте ожидал нас бийский купец Антропов, приехавший из Улясутая, с тем чтобы принять от приказчика следовавший с ними из Кобдо караван бийских купцов с маральими рогами и вести его в Куку-хото. Он уполномочен был купцами продать эти рога и на вырученные за них деньги купить кирпичного и байхового чаю. Сверх того, доверители поручили Антропову собрать подробные торговые сведения в этом городе.

Глава третья. От монастыря Нарбаньчжи до колодца Холт в пустыне Гоби

Поворот с р. Дзапхына. – Безводная степь Голоин-тала. – Волнистая страна южных отрогов Хангая и ее реки. – Долина Больших озер. – Юж. Алтай. – Геогностические заметки. – Пикет Горида. – Почтовое сообщение в Монголии. – Преддверие пустыни Гоби. – Начало самой пустыни. – Расспросы монголов о южной дороге в г. Куку-хото и об окрестной стране.

От монастыря Нарбаньчжи мы прошли еще почти две станции вверх по долине р. Дзапхына, которая верстах в пяти от него суживается, но вскоре снова расширяется на 5–8 верст и удерживает такую ширину на пространстве около 20 верст. Эта местность, называемая Цакилдак, по обширности и тучности своих пастбищ представляет наилучшую часть пройденной нами долины среднего Дзапхына.

Далее к верховьям долина переходит в теснину, и Дзапхын принимает характер горной речки. Эта неглубокая теснина с обрывистыми берегами покрыта местами тополем и тальником, в ней встречаются также небольшие, но очень хорошие луга. Защищенная своим извилистым направлением от бурь, она удобна для зимних стойбищ, следы которых мы часто встречали в ней.

Пройдя около 5 верст по ущелью Дзапхына, мы оставили эту реку, текущую выше с северо-востока на юго-запад, и приняли восточное направление. По выходе из теснины дорога пересекает южную оконечность весьма пологой гряды, отделяемой хребтом Тайшир-ула на север, к Дзапхыну, поворачивающему в этом месте круто к западу, а потом спускается на обширную равнину Голоин-тала.

Эта равнина, раскинувшаяся верст на шестьдесят пять с севера на юг до хребта Тайшир-ула и с лишком на двадцать с запада на восток, представляет малоплодородную степь с твердым, хрящеватым грунтом, покрытую тощим кипцом и колючими кустарниками. В некоторых плоских углублениях встречались, впрочем, и порядочные пастбища, но ни источников, ни колодцев в этой степи нет, а потому монголы кочуют на ней только зимой, когда бывает снег.

Взяв с собой воды для людей из Дзапхына, мы ночевали среди равнины Голоин-тала. На ней лежало множество бараньих скелетов, еще не успевших разложиться. Монголы жаловались, что в предшествующую зиму, по причине глубокого снега, у них был большой падеж на скот, в особенности на баранов. Многие богатые, говорили они, вследствие этого падежа, стали бедными. Действительно, для монголов, не заготовляющих на зиму сена, глубокоснежная зима – настоящее народное бедствие, пожалуй, не лучше чумы, язвы и тому подобных эпизоотий.

Хотя в Южной Монголии сенокосные места очень редки, но зато во многих хорошо орошенных долинах Хангая мы встречали луга, вполне удобные для сенокоса. А между тем и там монголы сетовали на падежи от зимней бескормицы. В северо-восточной части Монголии, сопредельной с Забайкальскою областью, пограничные монголы переняли частью от русских, частью от бурят сенокошение, покупают наши косы и заготовляют порядочные запасы сена, но в остальной Монголии, исключая окрестностей гг. Урги, Улясутая и Кобдо, не знают его.

Из пустынной равнины Голоин-тала мы вступили в невысокую горную страну, образуемую крайними южными отпрысками системы Хангая. Эти горы состоят из весьма плоских и невысоких отрогов хребта, принадлежащего к названной системе и простирающегося с северо-запада к юго-востоку, почти параллельно дороге, по которой мы шли. Из южных ветвей этого хребта только одна, наиболее длинная, называемая Дурбульджин-боро-нуру, сочленяется с Южным Алтаем, да и то слабо, посредством низкого и пологого поднятия, покрытого незначительными холмами.

Следуя по южной окраине горной страны Хангая, мы переваливали последовательно с одной плоской ветви на другую. Крутых спусков и подъемов в этих горах нигде по дороге не встречалось, но небольшие плоские котловины весьма обыкновенны в них. Они представляют характеристическую особенность рельефа южной части системы Хангая. По показаниям монголов, в описываемой стране встречаются нередко источники, есть даже небольшие озера, частью пресные, частью соленые.