Альтер Эго. Московские Звезды
Шрифт:
Эгле нахмурилась, от этого лицо ее приобрело хищное выражение Одиллии, глаза стали злыми.
— Подумайте еще…
Повисла напряженная тишина. Все ждали, чем же закончатся переговоры.
— Мы пойдем, пожалуй, — Сергей поднялся, подал руку Кате.
— Дело в том, — вмешался Макс, — что у Залесского подобный контракт с модным домом Бертье, Сергей лицо бренда и прочее.
— Я не знала, — Эгле справилась с собой и снова стала милой Одеттой.
— И нам действительно пора, — Максим поддержал Залесского.
— А музыкальный вечер? Мы договорились? — забеспокоилась
— Договорились, Ирина, договорились, позвоните мне, — Макс с голливудской улыбкой, как будто это он был лицом модного дома, достал из кармана визитку и положил на стол. — Сразу предупреждаю, игра Станислава стоит дорого, но для вас это, конечно, не проблема. А сейчас, — он поклонился Эгле и снова поцеловал ей руку, — позвольте нам вернуться в общий зал, ужин мы заказали, не хотелось бы есть его холодным.
— До встречи, Максим, до встречи, — отвечала она. Тонкие губы сжались в змеиную улыбку. Последние слова Эгле адресовала Сергею: — У меня есть и другие предложения, юноша, например, Хозе… Мы еще поговорим об этом. После Конкурса или раньше… Идите ужинать, вам силы надо восстанавливать.
Ужин был окончательно испорчен, да и устали все до последней степени, когда уже ничего не хочется, только в постель упасть. Сергей пытался шутить, хотя бы чтобы Катя улыбнулась. Он видел, как задел ее тон Каменской.
— А скажи мне, Макс, когда это я стал лицом бренда Жана Бертье?
— Небольшая ложь во благо. Ты же не хотел становиться новым брендом Эгле Каменской, — тут же парировал Максим
— Вот почему у тебя, Макс, такой поганый язык? — возмутилась Катя. — Даже есть расхотелось! Все, Сережа, с меня хватит. За глаза и за уши! Или мы вместе домой, или я одна.
— Вместе, вместе. Идите с миром, а мы со Стасиком ваши порции съедим, — хмыкнул Максим, пододвигая к себе тарелку Кэтрин. — А язык мой соответствует окружающей действительности, милая барышня. Той самой исконно русской, коей вы сегодня имели возможность в полной мере насладиться.
— Да ладно тебе, исконно русской. Исконно театральной, так вернее. А Большой театр такой гадюшник, вот тебе бы туда с твоим языком, — продолжал подкалывать Сергей. — Мою отбивную тоже можешь доесть, обжора.
— Зачем мне в Большой? Мне и с вами неплохо. Я ведь серьезно про «Бабочку» думаю, — признался Макс уже более дружелюбно. Поесть он и правда любил, но при этом оставался поджарым, к тому же фанатично посещал тренажерный зал и бассейн, так что наеденные калории моментально сгорали.
— Было бы хорошо «Бабочку», — сказала Катя и зевнула, прикрыв рот ладошкой, — но спать-то как хочется. Сережа! Если мы сейчас же не уйдем, я тут усну или тебе придется меня нести домой. На ручках.
— А-ха… нести… я тебя и так все время ношу…
— Как чемодан?
— Без ручки.
— Ах ты…
— Ну вот, хоть развеселилась. — Сергей был доволен, что рассеял ее мрачное настроение. И он давно уже заметил, что Стасику и Максу хочется остаться вдвоем. — Доброй ночи, господа. И звонками в девять часов прошу нас не беспокоить, так рано мы не встанем. Идем, Катюша…
Они шли по банкетному залу к выходу, а Максим, провожая их взглядом, заметил:
— Все-таки
красивая пара! А ты, Стасик, молодец. Даже спасибо не сказали, засранцы, а ведь ты их спас.— Я испугался так, как никогда не боялся, даже на экзаменах или на выпускном. Я тогда играл первую часть концерта Грига для фортепиано с оркестром, — похвалился Станислав и ждал реакции Макса, но той не последовало. Стасик сник. — Да… а Серж мне говорит: «иди на сцену и делай, как Ганс», а у меня ноги к полу приросли и колени затряслись… И как это Катя с Сергеем танцуют и не падают? Я не думал, что ноги могут трястись так же, как у пианистов руки.
Оставшись один на один с Максимом, Стасик повел себя гораздо свободнее, разговорился. Макс слушал его с улыбкой, но думал о своем. Мыслями он был уже далеко впереди настоящего времени.
— А у тебя сегодня и руки тряслись? — рассеяно спросил Макс.
— Нет, руки у меня на сцене давно не трясутся, я люблю играть. Но не пантомиму же устраивать.
— Кстати, об играть. Пойдем к этой… к Ирине? Она на тебя как кошка смотрела.
— Да брось ты! Играть я пойду, если ты скажешь.
— Завтра подумаем. Давай немножко выпьем? Ну вот столько, — Максим показал два сантиметра между большим и указательным пальцами.
— Я не пью! И не буду. А ты можешь, зря мы, что ли, вино заказывали?
— Вот почему ты такой зануда?! «Не буду, не буду». Почему ты не пьешь?
— А чтобы руки не тряслись.
— Ну и ладно, а я выпью, — Макс налил полбокала, пригубил, — правда, отличное вино! Хоть понюхай…
— Отстань, — отмахнулся Стасик.
— Я с собой бутылку заберу, пожалуй. Гран-при будет чем отметить.
— А думаешь, дадут?
— Катьке — точно, если все гладко пройдет послезавтра, Серж бы мог получить, но он не хочет сольный номер танцевать, только в дуэте. Уперся, как осёл.
— Это чтобы Катю не обидеть. — Стасик влюбленно смотрел на Макса, как тот закупоривает бутылку туго свернутой бумажной салфеткой. Максим перехватил взгляд, тут же прикрыл глаза ресницами, закончил с бутылкой, еще отпил из бокала, провел пальцами по губам и сказал вкрадчиво:
— Ну и дурак Залесский, квартиру бы купил в Питере, он хотел. Ладно, пошли, любовь моя, спаситель Отечества…
Эпилог
Сергей открыл номер, щелкнул выключателем. Они жили в центральном секторе, у Кати, на десятом этаже. Хотя официально у каждого была своя комната — эта, с балконом и видом на Москва-реку, нравилась им больше.
Вечер был теплым, ни дуновения ветра не тронуло штору, когда Катя открыла балкон.
— Темно совсем, а дома все в огнях, — она вышла, оперлась на перила, смотрела на реку, на светящиеся полосы речных трамвайчиков, на бусы уличных фонарей, яркие неоновые щиты, меняющиеся надписи на стенах высоток. — Красиво. Огромный город, я не привыкла к такому. И не хотела бы… А ты?
Она не признавалась, но слова Николаева все еще пугали ее. Вдруг Сережу не отпустят?
— Что я? — Сергей тоже вышел на балкон, обнял ее сзади, прижался, поцеловал в макушку.