Альтернативная история

— Мишель говорил, что вы заключили договор с ирокезами.

— Только с одним из пяти племен, с мохауками. В прежние времена ирокезы враждовали между собой, пока великие вожди, Дагейноведа и Гайавата, не объединили их. Сейчас Союз Пяти Племен настолько силен, что может не обращать внимания на инглистанцев.

Есунтай перевел взгляд на сокола, крепко вцепившегося в его перчатку.

— А если их убедить, что инглистанцы опасны?

— Тогда ирокезы могут напасть на них, — ответил я. — У Союза Пяти Племен нет никаких соглашений с этим народом. Однако они могут решить, что от живых чужеземцев больше пользы, чем от мертвых. Мы не продаем туземцам огнестрельное оружие, а инглистанцы делают это с большой выгодой для себя. Необдуманно начав войну, ты добьешься лишь того, что они заключат договор с ирокезами и подвластными им племенами. И тогда станут по-настоящему опасны.

— Мы должны ударить так, чтобы уничтожить их всех, — решительно заявил он. — Только так можно гарантировать, что ни один инглистанский пес больше не ступит на эту землю.

— Без помощи ирокезов тебе не справиться.

— Я обязан справиться, с помощью или без. Хан, мой отец, уже объявил о своих планах. Я привез с собой приказ, скрепленный его печатью. Хан, мой отец, разгромит инглистанцев в Европе, а мы уничтожим их владения здесь. В мире не должно остаться места для тех, кто не признает нашу власть, — так предписывает Яса. Инглистанцы отказались подчиняться, но мы заставим их склонить голову.

Я подумал, что Сугедей-хан слишком беспокоится из-за какой-то горстки островитян. Несомненно, Испания представляет большую угрозу, пусть даже на ее престоле сидит брат нашего правителя. Я слышал много рассказов о роскошном дворе Сулейман-хана, о золоте и рабах, текущих непрерывным потоком в Кордобу и Гранаду с континента, находящегося к югу от нас, и о диковинных странах, завоеванных испанскими конкистадорами. С ничуть не меньшей страстью и упорством испанцы насаждают в этих землях свою веру. Прошло немногим больше шестидесяти лет после падения столицы ацтеков, Теночтитлана, а по количеству мечетей она теперь не уступит самой Кордобе. Сулейман-хан при поддержке африканских вассалов и с сокровищами Нового Света мечтает править всей Европой. Вряд ли он так легко позволил бы нам обосноваться на севере, если бы мы позарились на его богатые южные земли.

Однако я всего лишь багатур из Еке-Джерена, понаслышке знающий о том, что происходит в Европе. Я почти не помню страну в которой появился на свет, а древняя прародина монголов для меня не более чем собрание сказок и легенд. Европейские ханы по-прежнему отсылают дань в Каракорум, [64] но предписания Ясы — закона, который дал нам величайший из людей, — все меньше отягощают их плечи. Они могут на словах подчиняться Великому Хану с далекой прародины, но сами правят странами куда более обширными и богатыми. Недалеко то время, когда правители Запада окончательно разорвут все связи с Востоком.

64

Каракорум— столица Монгольской империи.

— Европа! — хрипло проговорил я, прочищая горло. — Иногда я задумываюсь, что будет делать наш хан, когда победит там всех врагов.

Есунтай покачал головой:

— Я скажу тебе так: мой предок Чингисхан должен был предугадать, что случится с нами. Я знаком с нойонами, не выезжающими на охоту дальше парка своего дворца, и с другими, которые предпочитают парчу и надушенные кружева плащам из овчины и войлочным сапогам. Европа изнежила нас. Мне хотелось бы, чтобы мы снова стали такими, как прежде, но это вряд ли возможно.

С неба посыпались тяжелые хлопья снега, и я подхлестнул коня. Есунтай держался вровень со мной.

К тому моменту, когда мы добрались до моего курена, [65] снег уже валил плотной стеной, скрывавшей от взгляда все, кроме ближайших домов. Обычай требовал, чтобы я предложил гостю поужинать и даже заночевать, если погода не улучшится. Нойон согласился без долгих уговоров, — вероятно, у него оставалось ко мне еще много вопросов.

Мы остановились возле одного из домов. Мимо проехал запряженный лошадьми фургон с винными бочками. Я позвал слуг; тут же подскочили двое мальчиков и приняли у нас соколов и добычу. Какая-то тень шевельнулась чуть в стороне от дома. Я пригляделся и узнал одного из своих слуг, туземца из племени маннахата. Он лежал прямо на снегу и сжимал в руке бутылку.

65

Курен (курень) — монгольское кочевое стойбище с характерным круговым расположением юрт или кибиток.

Ярость захлестнула меня. Я приказал мальчишкам занести маннахата в дом, а сам помчался вслед за фургоном. Заметив меня, возница притормозил. Я ухватил его за воротник и потянул на себя. Он растянулся на снегу.

— Я ведь предупреждал тебя, — оборвал я его проклятия, — чтобы ты не привозил сюда свое вино.

Он с трудом поднялся на ноги, придерживая одной рукой шляпу:

— Не привозил для твоих маннахата — вот что ты мне сказал, багатур. Я просто проезжал мимо и подумал, а вдруг кто-то из других твоих слуг захочет немного освежиться? Неужели я виноват в том, что пожалел туземца, умолявшего меня…

— Я предупреждал тебя, — повторил я, замахиваясь на него плетью. — А теперь предупреждаю в последний раз.

— Ты напрасно гневаешься…

— Только появись еще раз в моем курене, Жерар, — и я угощу тебя камчой. Если очень повезет, ты даже останешься в живых…

— Тебе не победить их пристрастие к вину, багатур. — В тусклых глазах торговца сверкнула ненависть. — Как бы ты ни оберегал их, в следующий раз они сами разыщут меня.

— Но я не собираюсь облегчать им задачу. — Я снова схватился за плеть, и торговец испуганно отшатнулся. — Ступай прочь.

Он прошлепал по снегу к фургону, а я развернулся и поехал домой. Есунтай уже привязал своего скакуна к коновязи и не проронил ни слова, пока я расседлывал своего.

Я пригласил его в дом. Моя жена Елджигетай вышла нам навстречу. Больше в доме никого не было, но остекленевший взгляд и невнятная речь жены подсказали мне, что она тоже пила вино. Мы с Есунтаем сели на скамью возле очага. Елджигетай подала к столу тарелки с ухой и бутылку вина. Я ожидал, что она присоединится к нам, но жена не рискнула лишний раз попадаться мне на глаза и устроилась на полу возле колыбели нашего сына. Ее мать была из племени маннахата. Смуглое лицо и тугие черные косы Елджи-гетай напоминали мне о Дасиу, моей первой жене, оставшейся у мохауков. Они были одинаково красивы, но Елджи-гетай портила общая слабость всех маннахата, сгубившая многих из них, — тяга к вину. Она с безразличным видом сидела в своем укромном уголке, затем склонилась над колыбелью Аджираги и зашептала что-то по-маннахатски. Я никогда не испытывал желания выучить этот язык — язык племени, которое скоро перестанет существовать.

— Позволь предложить тебе заночевать в моем доме, — обратился я к нойону.

— Благодаря этому бурану мы можем продолжить разговор. Мне бы хотелось подробнее расспросить тебя об ирокезах, — ответил он, прислонившись к стене. — В Ханбалыке, [66] при дворе Хитан-хана, собралось множество ученых мужей. И они утверждают, что предки здешнего народа много веков назад пришли сюда из страны, расположенной к северу от Китая. Возможно даже, что с нашей прародины. По их словам, в давние времена далеко на севере существовал перешеек, соединяющий эту страну с Сибирью. Так мне рассказывали путешественники, побывавшие в Китае.

66

Ханбалык— монгольское название столицы государства Юань, современного Пекина, переводится как «Обитель хана».

— Это очень интересно, нойон.

— Если в жилах этого народа течет кровь наших предков, значит, они могли сохранить и наше величие.

Я отхлебнул вина.

— Но конечно, ни один народ не может быть так же велик, как монголы.

— Величие ускользает из наших рук. Самим Менгкэ-Кеке-Тенгри, Вечно Синим Небом, нам предназначено было править миром, но у нас уже не хватает сил, чтобы удержать его.

Я склонил голову, когда нойон назвал имя нашего древнего бога. Есунтай удивленно приподнял брови: