Альтернативная история

Мой сын встретился взглядом с нойоном. Какими похожими показались мне в это мгновение их глаза — холодные и непроницаемые, как у змеи.

— Мои сны подсказали, что отец приведет мне брата, — объявил мой сын. — И теперь я вижу брата, сидящего передо мной.

Я не сомневался, что он убедит других вождей согласиться с нашим планом.

Корабли мы захватили без особого труда: багатуры Есунтая подплыли к ним на баркасах и горстка застигнутых врасплох матросов быстро оказалась связана. Большая часть людей Мишеля оставалась на берегу, разместившись в доме командира инглистанского гарнизона и в соседних с ним зданиях. Они еще не пришли в себя после попойки, когда мы напали на них. Мишель-багатур и его приближенные удостоились почетной смерти удушением, без пролития крови; кое-кто из голландских и франкских моряков поспешно присягнул Есунтаю. Остальных пленных передали мохаукам, те привязали несчастных к столбам и подвергли пыткам, а потом сожгли. Город мы также предали огню.

Я плыл к Еке-Джерену вместе с Есунтаем. Мохауки и оставшиеся с нами могикане шли вдоль берега, ведя за собой инглистанских пленных. Когда мы достигли узкого пролива, отделяющего Еке-Джерен от соседнего большого острова, ни о чем не подозревающие жители города собрались на берегу, чтобы посмотреть, как корабли заходят в гавань. Стоявшие там на якоре суда не смогли оказать нам серьезного сопротивления, хотя один корабль мы все же потеряли. Затем под прикрытием темноты мохауки и могикане подплыли на каноэ к северной части острова, где располагались пастбища.

Еке-Джерен был в состоянии выдержать наши атаки. Монголы могли дождаться, когда нашим союзникам надоест осада, а ледяной ветер вынудит нас отвести корабли подальше от скалистого берега. Но слишком многие из них утратили боевой дух, а остальные решили, что лучше служить Есунтаю, чем погибнуть. Через две недели Еке-Джерен сдался.

Приблизительно половина багатуров присягнула Есунтаю, остальным отрубили голову. Могиканам поручили поселиться на развалинах Еке-Джерена, заключить мир с соседними племенами и следить за тем, чтобы ни один корабль из Европы больше не причалил к этому берегу. Пленных согнали в кучу, роздали мохаукским воинам и увели на север. Возможно, кто-то из них окажется достойным чести быть принятым в племя.

Я долго искал среди пленных Елджигетай и Аджирагу. Наконец один старик рассказал, что они умерли от лихорадки за несколько дней до нашего нападения. Эта новость опечалила меня, но потом я решил, что это, возможно, и к лучшему. Сын не выдержал бы путешествия на север, а Дасиу ни за что не согласилась бы принять мою вторую жену. Мне оставалось утешаться тем, что умерли они не по моей вине.

Туча перелетных птиц закрыла собой небо, когда мы с Есунтаем возвращались к двум оставшимся у нас кораблям. Целый курган из отрубленных голов вырос на склоне, ведущем в гавань, словно памятник нашей победе и грозное предупреждение тем, кто захочет пристать к этому берегу.

Люди нойона поджидали нас в гавани вместе со сдавшимися в плен моряками. Корабли снарядили к новому плаванию, запасов продовольствия хватало с избытком, моряки готовились подняться на борт. В северных лесах от них было бы мало пользы — мохаукам не нужны люди, которым нельзя полностью доверять.

Есунтай подозвал к себе седоволосого капитана:

— Слушай мой приказ. Ты поплывешь на восток и отвезешь послание моему отцу. — Он поднял перед собой руку с запечатанным свитком. — Я должен объяснить тебе, что там написано. Я создам на этих берегах новое ханство, но в нем не найдется места для присущих Европе пороков. Когда мой улус окрепнет, им будет управлять могучий народ наших потерянных братьев. Только когда все ханы примут как равных людей этой страны, великий круг замкнется и все братья объединятся в одну семью. Только тогда мы действительно будем владеть всем миром. А если ханы не захотят признать новый улус, одному Небу известно, что произойдет с ними.

— Мы не можем вернуться домой с этим посланием, — забеспокоился капитан. — Такие слова будут стоить нам головы.

— Это ты оскорбляешь моего отца своими словами. Хан не обагрит руки кровью посла. — Есунтай протянул свиток старику. — Это письмо скреплено моей печатью. Пусть хан, мой отец, узнает, что я выполнил его приказ, что нога инглистанца больше никогда не ступит на эту землю. Пусть он также узнает, что и его людей здесь никто не ждет, поскольку я основал новое ханство. — Он прищурил глаза и продолжил: — Если же ты не хочешь получить награду за то, что доставишь этот свиток, можешь отправляться, куда тебе вздумается. Хан, мой отец, или те, кто сменит его на престоле, со временем все равно узнают, что здесь произошло.

Мы дождались, когда моряки сядут в баркасы и направятся к кораблям. Потом Есунтай положил мне руку на плечо, мы отвернулись от моря и начали подниматься к Еке-Джерену.

— Джирандай, — шепнул он мне. — Или, может быть, тебя теперь нужно называть Сенадондо? Я прошу тебя помочь мне — объяснить, что я должен делать, чтобы стать ханом этого народа.

Нет, он никогда не станет ханом. Я служил Есунтаю ради блага своих братьев, а вовсе не ради него самого. Но пусть он какое-то время еще помечтает. Часть его видений должна осуществиться. Союз Пяти Племен превратится в великую державу, и Есунтай может даже воодушевить их на новые подвиги. Но я не верю, что мохауки, каждый из которых имеет право выступить на совете племени, когда-нибудь склонят голову перед ханом и выразят ему полную покорность. Мой сын почитает Есунтая как брата, но никогда не опустится перед ним на колени. А сыновья нойона вырастут настоящими мохаукскими воинами, связанными кровными узами с кланом матери.

Я не стал объяснять это Есунтаю. Он сам все поймет со временем или, может быть, разожжет своими мечтами сердце какого-то другого вождя. И тогда спящий змей, однажды уже потревоживший земли ирокезов, снова проснется, наберет силу и поползет на запад, чтобы настичь собственный хвост.

перевод С. Удалина

Фредерик Пол В ОЖИДАНИИ ОЛИМПИЙЦЕВ

Глава 1 День двойного отказа

Если бы я писал любовный роман, назвал бы главу о последнем дне в Лондоне «Днем двойного отказа». Стоял противный, мозглый декабрьский день; до празднеств оставалось совсем немного. Было холодно, мокро и грустно — я же упомянул, что дело было в Лондоне? — но прохожие пребывали в приподнятом настроении. Только что объявили: Олимпийцы прибудут в следующем году, скорее всего в августе, и все находились в предвкушении. Я не смог поймать свободное такси и поневоле опоздал на обед с Лидией.

— Тебе понравилось на Манхэттене? — спросил я, проскользнув на сиденье напротив и на ходу поцеловав ее в щеку.

— Да, вполне, — ответила она и наполнила мой бокал.

Лидия тоже принадлежала к писательской братии — той ее части, которая ходит по пятам за знаменитостями, записывает их сплетни и шутки, а затем пишет книги для развлечения праздного читателя. Я с трудом могу назвать таких людей писателями. В их ремесле нет ни капли творчества, но им хорошо платят, а сбор материала (по многократным заявлениям Лидии) доставляет море удовольствия. Она много времени проводила в поездках по популярным среди знаменитостей местам, что плохо сказывалось на наших отношениях. Лидия смотрела, как я потягиваю вино, и наконец вспомнила, что не спросила о моих делах.

— Ты закончил книгу? — вежливо осведомилась она.

— Книгу? Она называется «Олимпийский осел». Сегодня я встречаюсь с Маркусом, чтобы обсудить ее.

— Я бы не сказала, что это подходящее название, — откликнулась Лидия. Она никогда не стеснялась высказывать свое мнение по любому вопросу, особенно если ей что-то не нравилось. Даже если ее не спрашивали. — Тебе не кажется, что поздновато начинать очередной фантастический роман об Олимпийцах? — Тут она непринужденно улыбнулась и добавила: — Мне нужно тебе кое-что сказать, Юлий. Выпей еще.