Альв

Несколько минут назад, когда они только приблизились к этому месту, проводник показал ему курган, сложенный их осколков красновато-коричневого гранита, и сказал:

— Это могила Ратера, здесь мы обычно останавливаемся перекусить и отдохнуть.

— Ратера? — удивился Яков, полагавший, что отец погиб где-то севернее, то есть, там, где сам он перешел "за грань". — Ты говоришь о Ратере Богсвейгире?

— Точно! — кивнул проводник. — А говорил, что плохо знаешь эти места.

— Я их просто забыл, — пожал плечами Яков, впиваясь взглядом в могильный холм. — С детства здесь не был… Так он здесь погиб?

— Про это не скажу, — ответил проводник, — но рассказывают, что похоронен он именно здесь.

"Кто же, тогда, насыпал могильный холм?" — Вопрос не праздный, потому что победители в здешних войнах обычно не столь великодушны к побежденным.

"Надо бы узнать, кто проявил такую небывалую щедрость!"

— Не знаешь, — спросил он проводника, — кто насыпал курган?

— Герпир Аустмадер, я думаю, — ответил мужчина.

"Вояка с востока?"

— Кто он, этот Герпир?

— Ярл Скулны.

— Так он не из местных?

— Нет, — покачал головой проводник. — Он с Архипелага, с Альса, кажется. Но точно не скажу. Сам понимаешь, где они и где я. Раньше-то, конечно, ярлы себя от народа не отделяли, но те времена прошли, приятель. Герпира чаще бароном величают, чем ярлом. Но ты же сам в немецких землях живешь, должен, стало быть, понимать, в чем разница.

— Понимаю, — кивнул Яков.

Он проводил Сигуса взглядом и снова обернулся к могильному кургану. Там, под камнями, лежали кости его отца. Во всяком случае, Яков хотел в это верить.

"Сейчас я старше, чем он был тогда", — подумал он с удивлением.

"Сколько тебе тогда было? Лет тридцать или чуть больше… А, казалось, старик!"

Наверное, следовало прочесть молитву, но Яков понимал, что христианская молитва здесь неуместна, — "Отец этого не поймет!" — а как молятся Одину или Тору, он просто не помнил.

"Или я должен помолиться Вали? [20] "

Но, если не читать молитву, оставалось только одно — поговорить с Ратером Богсвейгиром по душам, как разговаривал Яков с Ильей Свевом, когда приходил на его могилу. Однако Свева Яков знал в течение многих лет своего детства, юности и зрелости. Им было, о чем поговорить и тогда, когда Илья был жив, и тогда, когда его не стало. С Ратером все обстояло иначе. Богсвейгир — что означает "лучник" — являлся родным отцом Якова. Их объединяли кровь и род, и вот эта холодная земля. И безумная отвага, и неколебимая твердость духа… Но им не о чем было говорить, вот в чем дело.

20

Вали — в германо-скандинавской мифологии бог мщения.

В результате, Яков просто постоял пару минут, глядя на могильный холм, отдал отцу дань памяти, и пошел искать Альв.

Альв, как ни странно, отлично вписалась в новую компанию. Стояла рядом с маленьким костерком, слушала болтовню собравшихся у огня женщин, вставляла уместные реплики и ела кусок вяленого мяса, которым ее угостил кто-то из новых товарок. Отличное вживание в образ, хотя кое-кто явно заметил несоответствие между показной простотой и непоказной уверенностью в себе, волей, тотальным контролем, сочетающимся с несочетаемым — легкостью, естественностью и необычной грацией, с которой двигается Альв, ест, смотрит, говорит. Эта крупная — высокая и дородная — женщина, пригласившая Альв в свой фургон, смотрела на нее тем особым взглядом, который бывает у людей, силящихся что-то вспомнить или понять. И это Якову решительно не понравилось. Он предпочел бы двигаться, не привлекая к себе внимания, но, с другой стороны, что же делать? Они с Альв составляли такую пару, на которую трудно не обратить внимания.

"Посмотрим… поглядим…"

— Альв! — позвал он, подходя, но женщина, по-видимому, только того и ждала. Знала, небось, что он к ней приближается. Почувствовала, как умеет только она. Оглянулась сразу, а на губах уже расцветает улыбка.

"Наверное, это все-таки любовь!" — отметил он краем сознания, чувствуя, как в ответ на ее улыбку, учащается ритм его сердца.

И женщина почувствовала его реакцию. Улыбнулась еще шире, шагнула навстречу, позволила подхватить себя с земли, поднять, поднести к губам, поцеловать. Ну, что сказать! Сколько раз целовал он эти губы, столько раз сходил с ума. Жаль только, что познакомились они всего несколько дней назад, а близки стали и того позже. Однако и проявлять чувства так открыто было неловко, и Яков, как ни жаль, вынужден был вернуть Альв на место. Поставил на землю и случайно откинул капюшон ее шубки. Прическа Альв открылась всего на пару мгновений — женщина тут же накинула капюшон обратно, — и, вроде бы, ничего особенного в том, как выглядела Альв не было. Никто и внимания не обратил. Никто, кроме купчихи, на чьем фургоне ехала Альв. Женщина увидела черные волосы, собранные в подобие узла, скрепленного двумя спицами, и форменным образом обомлела. Яков ее реакцию заметил, нахмурившаяся Альв ее почувствовала, но, похоже, купчиха знала что-то такое, чего не знали ни Яков, ни Альв. Она, наконец, нашла то, что искала — вспомнила или просто поняла, — и это открытие ее поразило, как гром среди ясного неба.

"Хотел бы я знать то, что знаешь ты, женщина!" — вздохнул мысленно Яков, но не будешь же расспрашивать купчиху прилюдно, а наедине с ней могла остаться только Альв.

Глава 6. Преданья старины глубокой

1. Лордаг [21] , двадцать шестой день месяца мерз, 1611 года

Что-то случилось на первой полуденной остановке. Что именно, Альв так и не поняла, но Верле переменилась к ней, словно, ту разом подменили. Куда делись ее разговорчивость, добродушие и простота? Теперь купчиха большей частью молчала, обмениваясь с Альв лиши короткими и самыми необходимыми репликами, и при этом избегала смотреть ей в глаза. Исчезла легкость общения, но зато в поведении Верле теперь отчетливо угадывались не свойственная ей ранее робость, угодливость и опасливая настороженность. Альв не умела читать мысли, но неплохо "читала" настроение людей, с которыми общалась. И теперь она чувствовала, что купчиха напряжена и полна опасений. Она боялась Альв, и не только она. По-видимому, во время ночного бивака Верле поделилась своими опасениями с супругом, а тот, в свою очередь, рассказал об этом — чем бы оно ни было — проводнику Сигусу. В общем, когда в ранних сумерках банного дня обоз втянулся в городские ворота Скулны, как минимум, половина людей, пришедших в город с Альв и Яковом, посматривала на нее кто с опасливым интересом, а кто и с очевидным страхом. Впрочем, было несколько мужчин и женщин, смотревших на Альв с совсем другим выражением. В их глазах она видела восхищение и едва ли не преклонение.

21

Лордаг — Lordag (Laugardag) — банный день, суббота.

Все это было более чем странно, но и спросить напрямую, в чем тут дело, никак не получалось. Люди — и те, кто боялся, и те, кто опасался, — избегали разговаривать с ней вообще, и на эту тему, в частности. Одной женщине Альв задала вопрос в лоб, но полученный ответ не только ничего не разъяснил, но, напротив, вызвал еще большее недоумение.

— Прошу прощения, госпожа! — ответила женщина, старательно разглядывая землю под ногами. — Прошу прощения! Вы никто, госпожа, и я на вас даже ни разу не смотрела. Ваш путь в тенях, госпожа, я знаю свой долг.

— Ты что-нибудь понимаешь? — спросила она Якова, повторив ему странные слова женщины.

— Нет, — покачал головой Яков. — Я тоже попробовал расспросить людей, но ничего толком не добился. Впрочем, мне сделали комплимент. Сказали, что я, верно, непростой человек, если со мной путешествует такая женщина.

— А ты простой? — улыбнулась Альв.

— Нет, — покачал он головой. — Я удачливый, раз со мной путешествует такая женщина!

— Нам надо быть осторожнее, — добавил он через минуту, — к утру весь город будет знать то, чего, к сожалению, не знаем мы.

— Думаешь, это что-то связанное с моим прошлым? — На самом деле, Альв в этом не сомневалась. Ее смущало лишь то, что по ее собственным ощущениям, она никогда не жила на севере. Для нее Холодная земля всего лишь географическое название, — большой остров в Северном море где-то посередине между Шотландией и Данией, — а вот Штирия или Бавария — нет.

— Не знаю, — пожал плечами Яков. — Совершенно определенно лишь одно — это как-то связано с тобой. Возможно, все дело в прическе, которую ты носишь…

— Уже не ношу!

И то верно, спицы она из волос убрала, хотя и не понимала, зачем. Что в них такого, чтобы прятать? Золото? Возможно, все дело в том, что они подумали о золоте. Такое золотое украшение могла позволить себе лишь очень богатая женщина. Богатая и знатная. Возможно, об этом и подумала Верле? Все возможно, а пока им стоило "раствориться в толпе".

К счастью, несмотря на ранние сумерки, многие лавки в центре города все еще были открыты, и за три серебряных монеты и одну золотую, Альв и Яков переоделись в хорошую, но простую и неприметную одежду. Мех, кожа и шерсть, и подходящие для путешествия кожаные котомки. Все остальное можно было оставить: шпаги походили на легкие мечи, какими они на самом деле и являлись, луки, ножи, кинжалы, топорик… Ничего из этого не привлекало к себе особого внимания. Пистолет и револьвер Яков прятал под одеждой, а двустволку он закопал в лесу, как только они с Альв увидели обоз. Слава богам, торговцев не удивили незнакомые монеты. Яков сказал, что они из Гардарики [22] , и торг состоялся. Торговцам ведь главное, чтобы золото и серебро были чистыми, остальное неважно.

22

Гардарики — древнескандинавское название Новгорода.