Альвийский лес

Он с ужасом осознал, что на поляне из живых аиллуэ остались только он сам и его женщина.

Весь цвет воинов, его родичей — лежали мёртвыми, как мертвы камни…

Уаиллар почувствовал глубочайшее горе, от которого ему захотелось умереть и лечь рядом с ними.

Но надо было спасать свою женщину, а значит, надо было передать круглоухого уолле военному вождю многокожих, забрать Аолли и -

Уаиллар гнал от себя мысли о том, что делать им с Аолли после того, как они станут свободны.

Эти мысли были слишком неприятны — или слишком неясны…

3

Уолле, слабый уолле без шанса стать воином, — подумал Уаиллар, легким пинком отправив парня в сторону военного вождя круглоухих, который стоял с видом усталым, но довольным, держа в опущенной руке громотрубу. Молодой круглоухий, чей подбородок едва начал покрываться обычной для них шерстью, шел, как будто его сознание вовсе не присутствовало внутри него. Юный аиллуо вел бы себя в похожих обстоятельствах совсем иначе.

Таких слабых уолле в народе аиллуэ принято было убивать. Только не было таких слабых уолле. Потому что воспитывать из них воинов — начинали едва не с рождения. Воспитывали матери, другие дети, взрослые аиллуо. Воспитывали примером, требованиями, рассказами в ааи и у Великого Древа. Наблюдением за тем, как ведут себя разные пленники у пыточного столба, и пояснениями к этому. Физическими упражнениями и отношением к ним. Поощрением за мужество и презрением за проступки. Уважением к личности даже самых малышей…

И тут вождь многокожих изумил его. Он опустился перед уолле на колено, склонил голову и что-то пробурчал на своем языке. Уолле, явно до этого готовый сорваться и потерять лицо, вздрогнул, сглотнул и переменился на глазах. Уаиллар был потрясен: уолле вел себя, даже не как военный вождь — а как Великий!

Выпнув круглоухого уолле к многокожим, Уаиллар огляделся в поисках Аолли.

Жена его обнаружилась сразу же: заметив своего аиллуо, она, сначала неуверенно и немного неуклюже, двинулась в его сторону, стараясь не привлекать внимание. Потом, судя по движениям, сбросила узел лаллэалэ и уже не обращая внимание на многокожих, занятых своими делами, кинулась к мужу.

Они вцепились друг в друга, как лиана уллэиэ вцепляется в ствол олоолои. Много, много ударов сердца они не могли оторваться друг от друга, не могли поверить, что снова вместе. Потом Уаиллар удивлялся тому, что ни мгновения не думал при этом ни об убитом отце Аолли, ни о том, что случилось между ним и кланом.

Всё, что они могли сказать друг другу в это время — были невнятные восклицания вроде "ты жив!", "как ты?", "я не могу без тебя" и тому подобное.

Надо ли говорить что-то другое? Надо ли сохранять воинское умение держать всё, что вокруг, под контролем? Жизнь показала, что надо.

Они только успели потереться шеями и обменяться несколькими словами, как Уаиллар заметил, что круглоухие повернулись в их сторону и что-то обсуждают.

Круглоухий уолле, которого уводили куда-то к центру поляны вождь многокожих и его молодой друг, обернулся и показал на воина аиллуо и его жену. Уаиллар нутром почуял, что ничего хорошего для них внимание молодого круглоухого не повлечет.

— Уходим! — Тихо крикнул он жене.

И они ушли, скрывшись, как умеют все аиллуэ, в потоке жизни вокруг поляны.

Глава 17. ДОРАНТ

1

Поисковый амулет на груди Доранта защекотал так, что пришлось его вытащить наружу. Дорант вышел вперед, опустился на колено, склонил голову и приветствовал примеса Йорре так, как положено приветствовать наследника императорского престола:

— Ваше императорское высочество, я каваллиер Дорант из Регны, посланный за вами по поручению вашего венценосного отца. Вы находитесь под моей защитой, и вам больше ничего не угрожает. Мой долг защищать вас, моя жизнь в вашем распоряжении.

Парень пошатнулся, подошел ближе. Губы его задергались, глаза наполнились слезами. Каваллиер быстро поднялся, приобнял примеса за плечи и отвернул от столпившихся вокруг спутников: не надо было видеть им слабость будущего правителя Империи. Но, к его немалому удивлению, подросток отстранился, выпрямился и принял строгую осанку, которую можно было бы назвать величественной, кабы не то, что был он совершенно голым.

К ним уже бежал сообразительный Калле, держа в руках одеяло. Они с Дорантом закутали примеса и повели к вьюкам, где была запасённая для него одежда. По дороге к ним присоединился Харран, которому уже перевязали голову. Судя по выражению лица, друг Доранта испытывал крайне сильные чувства.

Люди Харрана и Красного Зарьяла, кто были поближе и слышали слова Доранта, тоже, судя по выражению их лиц, испытывали крайне сильные чувства. Наследный примес в Альвиане — это, мягко говоря, было необычно.

Малый же шёл, куда вели, с таким видом, будто ведет он.

Вдруг примес остановился, резко обернулся, обвел вокруг себя взглядом, будто что-то искал, и, показав на альва, который его привел (тот говорил о чем-то со своей женщиной), потребовал:

— Убейте его!

Дорант застыл в растерянности, потом сказал осторожно:

— Ваше императорское высочество, это благородный воин альвов, который вывел вас из плена по моей просьбе. Я дал ему слово, что он и его жена останутся живы и будут свободны, если он это сделает. Я не могу нарушить слово, не потеряв своей чести.

Примес обвел взглядом собравшихся вокруг людей. Взгляд был суровый и жёсткий, и Дорант подумал, что примес — точно сын своего грозного отца, а главное — внук своего деда. Те, кто услышали диалог, смотрели на примеса и Доранта — кто с пониманием, кто с осуждением, кто с ожиданием. Мало кто из присутствующих не одобрил бы смерти любого альва. Мало кто из благородных не согласился бы с Дорантом в вопросах чести.

— Есть ли здесь люди, что не давали альвам слова? — Парень быстро взял себя в руки и держался теперь, как человек, имеющий несомненное право повелевать.

Последовало молчание. Тех, кто не давал слова — было подавляющее большинство, но все знали, на каких условиях альвов заставили помогать. Никто из присутствовавших не питал никаких иллюзий, что можно будет вытащить взятого альвами пленника без тяжелейших, запредельных потерь. И подавляющее большинство — понимали, что альв честно сдержал обещание, и что не только примес жив благодаря ему, но и те из них, кто остались в живых — тоже.